Карл Хайасен - Хворый пес
– Сумма не имеет значения. – Палмер Стоут говорил по телефону с Дургесом.
– Дело не в деньгах. Тут тюрьмой пахнет.
– Китаец бросил трубку.
– Да уж, ему телефоны не по ндраву.
– Всего-то нужен один вшивый рог, – настаивал Стоут. – Можешь с ним связаться? Скажи, деньги не имеют значения.
– Вы поймите, год неудачный по носорогам. Несколько ребят, к кому мы обычно обращались, спалились и парятся на нарах.
– Китаеза знает, кто я такой? Ему известно, какие у меня связи?
– Сэр, вы подстрелили последнего носорога, что имелся в наличии. Бывалоча, мистер Йи связывался напрямую, но Африка на пару месяцев прикрыта. Там сейчас слишком жарко.
Стоут помолчал, прикуривая сигару, но ее вкус показался металлическим и сладким. Он вспомнил, что у него во рту вишневый леденец от кашля. Палмер резко выплюнул таблетку на стол.
– Хочешь сказать, – продолжил Стоут, – что за несусветную цену в пятьдесят тысяч долларов твой храбрец мистер Йи не сумеет отыскать на планете Земля один-единственный носорожий рог?
– Я этого не говорил, – ответил Дургес. – Частный зоопарк в Аргентине хочет продать нам старого самца, которого вконец разбил артрит.
– А рога-то у него остались?
– Еще какие.
– Прекрасно. Как скоро вы его получите?
– Работаем. Примерно через месяц.
– Это долго.
– Посмотрим, может, удастся пораньше.
– Да, раз уж я тебя поймал, – Стоут пробовал заново раскурить сигару, – как там продвигаются дела с моим чучелом? Ты связался с этим стекловолокнистым мастером?
– Уже работает. Говорит, будет выглядеть лучше настоящего. Кроме нас с вами, никто подделку не распознает.
– Не терпится увидеть эту великолепную тварь у себя на стене.
– Ну еще бы.
Стоут не уловил насмешки в голосе Дургеса и повесил трубку, довольный, что наскипидарил задницу вялому проводнику. Он изящно стряхнул пепел с сигары и пошел принять душ. Стоут захватил в ванную переносной телефон на случай, если заложница Дези позвонит из Стана Врага…
Свет погас, когда Палмер намылил шампунем голову. Ругаясь и отплевываясь хлопьями пены, он нашарил в темноте ручки кранов. Затем попытался открыть дверь, но она не подалась. Надавил плечом на стекло – тот же результат.
Глаза щипало, но Стоут разглядел сквозь прозрачную дверь массивный силуэт. Крик замер у него в горле – опять мистер Гэш! Кто же еще?
Оглушительный звон разбитого стекла эхом отразился в ванной, отделанной итальянским мрамором, и дверь превратилась в кучу осколков у босых ног Стоута. Потом наступила тишина – слышалось только прерывистое, учащенное дыхание Палмера. Правую ногу саднило, по лодыжке бежала теплая струйка.
Маячившая за дверью фигура теперь расположилась на унитазе и явно облегчалась.
– Мистер Гэш? – придушенно спросил Стоут.
– Ошибаешься, – ответила фигура.
– Тогда кто вы?
– Меня прислал твой дружок Дик. Губернатор. Из-за пропавшей дворняги.
– Ах вот оно что!
– Давай, рассказывай.
– Здесь? Сейчас?
Вспыхнул свет. Стоут сощурился; одной рукой он загораживал глаза, а другой прикрывал съежившиеся гениталии. Повсюду битое стекло; просто чудо, что его лишь поцарапало.
– Начинай, – сказал незнакомец. – Валяй, служивый, жизнь проходит.
Глаза Стоута привыкли к свету, и широкоплечая фигура на унитазе приобрела четкие очертания: опаленное солнцем лицо и седая борода, причудливо заплетенная в две длинные косы. На концах кос привязаны клювы, пожелтевшие и в пятнах, будто старинный пергамент. Старые заляпанные грязью ботинки, измазанный оранжевый дождевик. К лодыжкам спущено клетчатое одеяние без штанин, весьма похожее на килт. На голове дешевая купальная шапочка, сквозь которую просвечивает сияющая лысина. Глаза какие-то странные, но Стоут не мог понять, в чем дело.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Называй меня капитаном.
Голос человека гремел раскатами, словно отдаленный гром.
– Хорошо, капитан. – Стоут несколько оправился от страха, поскольку парень сидел на унитазе. – Почему вы не позвонили? Зачем вламываться в дом? И для чего разнесли дверь в ванную?
– Чтобы у тебя мозги заработали в нужном направлении. К тому же было настроение хорошенько пошуметь.
– Вас прислал Дик Артемус?
– Вроде того.
– Зачем? Вызволить мою собаку?
– Ага. Я из Общества защиты животных. – Человек насмешливо гавкнул.
Палмер Стоут старался сохранять спокойствие. С учетом политического расклада казалось разумным, что губернатор Дик призвал собственного следопыта заняться похитителем – возможно, не убивать, но определенно остановить, пока тот не натворил больших бед. Интересно, где губернатор раскопал такую чокнутую и бездумную скотину? Прямо Гризли Адамс[26] с пневматической винтовкой.
– Вы сыщик? – спросил Стоут.
– Скорее говночист, – ответил гость. – И чистку начну с тебя.
– Послушайте, я все вам расскажу от начала до конца, только позвольте мне сначала вытереться и одеться. Пожалуйста.
– Не-а. – Человек поднялся за туалетной бумагой. – Опыт мне подсказывает, – сказал он, подтягивая клетчатый килт, – что абсолютно голые и до смерти напуганные люди становятся откровеннее. И память у них улучшается. Ну, выкладывай свою печальную собачью историю.
Стоут понял, что не давало ему покоя – глаза сыщика были разные. Искусственный левый глаз сверкал малиновым цветом. Интересно, где он достал такую жуткую штуку, и зачем?
– Ты начнешь когда-нибудь или так и будешь стоять как клоун? – спросил человек.
Роняя капли на осколки, голый Стоут все говорил и говорил. К концу повествования он уже совсем обсох. Стоут рассказал одноглазому незнакомцу обо всем, что, по его мнению, могло помочь в сыске: о преследователе в черном пикапе, о том, как завалили мусором кабриолет, как кто-то проник в дом и надругался над охотничьими трофеями, как напустили кучу навозных жуков в его спортивную машину; поведал о похищении Магарыча и требовании пекущегося о природе вымогателя, о проекте создания курорта на острове Буревестника, бывшем Жабьем, и о том, какие изобретательные ходы и сделки потребовались, чтобы добиться финансирования нового моста; рассказал об издевательской записке незнакомца в темных очках в «Поклоннике» (возможно, это и был похититель), об отрезанном ухе, вскоре прибывшем по почте, и о лапе в сигарной коробке, о согласии губернатора заблокировать строительство моста, и вот теперь он, Стоут, ждет, что сумасшедший со дня на день освободит любимца лабрадора и жену…
Здесь человек с малиновым глазом перебил:
– Погоди, приятель. Никто не говорил о заложнице.
– Она у него, – ответил Стоут. – Я уверен на девяносто девять процентов. Вот почему ситуация такая опасная, и было бы лучше, если б вы дождались, пока он отпустит Дези.
– Отчего ты так уверен, что она захочет вернуться домой?
Палмер Стоут нахмурился.
– А почему ей не захотеть? – И запоздало добавил: – Вы не знаете мою жену.
– Но я знаю, как оно бывает. – Человек передал Стоуту полотенце. – Покажи, где ты хранишь убитых животных.
Стоут обмотался полотенцем и на цыпочках прошел по осколкам. Он провел бородача в кабинет и собрался подробно рассказать историю каждого чучела, но едва начал сагу о канадской рыси, как «капитан» приказал заткнуться.
– Я хочу лишь точно знать, – сказал он, – что этот парень сделал.
– Выковырял глаза и разложил на столе.
– Только у зверей или у рыб тоже?
– У всех. – Стоут мрачно покачал головой. – До единого. И выложил на столе узор. Дези говорит, пентаграмму.
– Серьезно?
– Что это, если не безумие?
– Вообще-то я восхищаюсь стилем этого парня.
Ну еще бы! подумал Стоут. Хмырь в драном дождевике, дурацкой пятидесятицентовой шапочке и с кошмарным вставным глазом. Потом пришла новая мысль: а кто скорее отыщет чокнутого дундука, как не такой же чокнутый дундук?
– А для чего ты вообще убил этих зверюг? – Человек разглядывал рогатую голову черного буйвола. Одноглазый был такого роста, что стоял к чучелу почти нос к носу. – Для забавы, ради пропитания или еще чего? Зачем? – повторил он вопрос, покручивая клювы на концах заплетенной бороды.
– Это охота, – осторожно ответил Стоут. – Спортивный интерес.
– Ага.
– Похоже, вы сами охотитесь.
– Случается.
– В каких местах?
– Обычно на дороге. С оживленным движением. В основном прибираю трупы. Ты меня понимаешь.
Господи, еще один профессиональный убийца, подумал Стоут. Этот убивает свои жертвы на шоссе в автомобильных пробках!
– Но в сезон могу выйти на оленя или индейку, – добавил незнакомец.
Стоут с облегчением ухватился за ниточку общей темы.
– Своего первого белохвостого оленя я подстрелил в семнадцать лет, – поделился он. – Стоял на восьмом номере.
– Хороший зверь, – сказал одноглазый.
– Да уж, это точно. С тех пор охота меня и зацепила. – Стоут приналег на образ рубахи-парня, подпустив южного говора. – А теперь, эва, глянь: на стенке-то свободного места не осталось. Давеча я уложил черного носорога…
