Майкл Бирнс - Святая кровь
Амит покачал головой.
Жюли закатила глаза.
— Что же по этому поводу может сообщить нам эрудированный Амит Мицраки?
— С таким же успехом это могло означать и то, что Иисус объявлял о планах ессеев на обновление Храмовой горы: все снести и отстроить заново в соответствии с изначальным планом, предложенным Моисею.
Он помедлил, вновь внимательно вглядевшись в схему.
— Из чего, естественно, вытекает вопрос: мог ли Иисус быть одним из архитекторов Третьего храма?
— Ну, хорошо, всезнайка. А есть ли у тебя какие соображения по поводу того, что он планировал поместить в пустой комнате?
Амит смущенно глянул на нее.
— Алтарь? Святая святых? — Жюли вспомнился последний экспонат выставки храмового общества. — Вряд ли Иисус планировал оставить помещение пустым, правильно?
Амит вдруг заметно побледнел.
— Правильно…
Он взглянул на свои часы.
— В служебном помещении есть телефон. Я сейчас быстренько свяжусь с Енохом, может, у него для нас есть новости.
50
Оцепенелый и измученный рассудок Шарлотты реагировал вяло, когда к ней вновь вернулось сознание. Медленно приоткрылись глаза, веки конвульсивно затрепетали от назойливо бьющего света.
Рот был чем-то прикрыт, и дышать было трудно. Когда она попыталась коснуться лица, выяснилось, что руки по-прежнему недвижимы. Опустив глаза, Шарлотта увидела широкую серебристую ленту, с такой силой врезавшуюся в запястья, что пальцы не чувствовали ничего, кроме впившихся в них иголок. Предплечья были намертво примотаны к подлокотникам металлического кресла, грудь и плечи — к спинке, а обе лодыжки — к ножкам. Потрескавшиеся губы могли едва двигаться под плотно облепившей рот лентой.
«Какого черта?..»
Взгляд ее метнулся влево, вправо. Явно не салон самолета. На этот раз она очнулась в тесной комнатушке без окон. Шарлотта сидела лицом к плотно закрытой железной двери.
Никаких следов Донована.
Стеллажи в комнате, забитые всевозможным инвентарем, навеяли воспоминание об импровизированном наблюдательном посте Сальваторе Конте в подвале музея Ватикана. В состоянии ли эти выродки схватить Донована… или сотворить с ним что-то пострашнее? Господи, мысль об этом была просто мучительной. Эвана-то они не пощадили.
«Что же им надо от нас?» — гадала Шарлотта.
Сгибая-разгибая пальцы, она попыталась хоть чуть-чуть улучшить приток крови к ставшим молочно-белыми ладоням.
Ею начала овладевать паника, отчего стало даже трудно дышать. Дашь волю страху — ничего не добьешься. Шарлотта решила взять себя в руки.
«Успокойся, — стала повторять она, — дыши ровно… Ну-ка, вспомни йогу».
Шарлотта глубоко медитировала, чтобы ослабить судороги, быстро охватывавшие сдавленные мышцы. Прямо как в кино, замечталась она: хитроумная, ловкая героиня откуда-то достает лезвие, маникюрные кусачки или применяет ноготь с зазубринами, чтобы перерезать путы. Здесь этот номер не пройдет. Не тот сценарий, и героиня не та. Даже ногтей не было — вернее, были, но постриженные очень коротко. С манерными ногтями в стерильных условиях лаборатории много не наработаешь. Как бы ей сейчас хотелось иметь при себе полный набор — полудюймовые коготки с идеальными кутикулами и французским маникюром.
Бесполезно. Все бесполезно.
Возможно, чтобы придать пикантности ситуации, комнату сделали похожей и на сауну: Шарлотта вся взмокла от пота. Вот только липкой ленте ни черта не делалось.
«Какое бы отличное можно было сделать свидетельство в пользу товара», — подумала она, представив себя привязанной к этому дурацкому креслу и соскакивающие со стеллажей рулоны липкой ленты в тридцатисекундном рекламном ролике.
Шарлотта решила переключить внимание и принялась дотошно разглядывать комнату.
На полке прямо над ее правым плечом выстроились упаковки с обезвоженными продуктами питания, батареи консервов и бутылки с соком. Заложницу усадили так, что под неудобным углом зрения прочитать этикетки было очень трудно, но те, что разглядеть удалось, были на английском и идише. А еще на всех упаковках красовалась одна и та же эмблема, которая — Шарлотта точно знала — удостоверяла, что продукты эти кошерные.
«Сначала идиш, а теперь это?»
И в этот момент уголком глаза Шарлотта подметила высоко под потолком крохотное пятнышко, подмигивающее красным светом. Выгнув, как могла, шею, она рассмотрела круглый глаз объектива, направленный вниз, на нее.
Кто-то за ней наблюдал, и уже давно.
Вновь стала подкатываться тошнота. Очень хотелось есть. И пить.
Затем из-за двери донеслись звуки. Прислушиваясь, Шарлотта поворачивала голову то влево, то вправо и наблюдала за тем, как полоску света под дверью съедала огромная тень.
Вот звякнуло кольцо с ключами.
Вот заскрежетал металл о металл — ключ толкнули в замок.
Дверная ручка медленно повернулась и открыла задвижку — щелк!
Наконец дверь неловко, в три приема, распахнулась, явив взгляду того, кто ее открыл.
Шарлотта опешила. Перед ней был молодой еврей, неброской внешности, в свежей белой рубашке, черных брюках, черных туфлях. Он сидел в инвалидном кресле.
51
Чувствуя сильное искушение наброситься на своего поработителя-инвалида — хотя при всем ее желании сделать этого не дали бы путы, — Шарлотта просто наблюдала в замешательстве за тем, как хрупкий мужчина вкатился в комнату. Ясно ведь, что в таком физическом состоянии человек не мог совершить похищение. Тогда какая роль во всем этом отведена ему?
Землистого цвета лицо в свете флуоресцентных ламп напоминало лик призрака. Поначалу он показался ей намного старше, чем был на самом деле. Намного старше. Но при ближайшем рассмотрении Шарлотта решила, что перед ней скорее юноша, чем мужчина.
— С вами все в порядке? — спросил он, стараясь говорить тихо. — Кивните, если да.
«В порядке? Он шутит?»
Устало сощурив глаза, она покачала головой.
— Я не собираюсь разговаривать с вами, — шепотом признался парень.
Его параноидальный взгляд метнулся назад, к двери.
— Я сниму ленту с вашего рта, если пообещаете мне не кричать.
Еще один взгляд на дверь.
— Иначе они вас услышат, — доверительно шепнул он.
Не зная, как действовать в этой ситуации, Шарлотта кивнула.
— Вот и хорошо.
Налегая на обручи, юноша направил кресло поближе. Он протянул руку и длинными тонкими пальцами попытался поддеть краешек ленты, залеплявшей рот Шарлотты.
Она обратила внимание, что передние зубы парня все время прикусывали затвердение на нижней губе. Такие же затвердения были и на пальцах — кое-где едва не кровоточащие.
«Явно какое-то компульсивное расстройство. Этот мальчишка настоящая развалина».
— Будет, наверное, больно… — извиняющимся тоном проговорил он и, подсунув кончики пальцев под ленту, ухватил за край и стянул ее.
Шарлотта сразу же сделала глоток свежего воздуха и выдохнула. Зная, как ужасно сейчас может пахнуть у нее изо рта, оправдываться она не собиралась. Собственное горло казалось ей песочницей. С немигающим взглядом, полным негодования, она молча выжидала, что скажет мальчишка.
Сгорбившись в кресле, он опустил взгляд на колени и провел руками по брюкам — там, куда накапал пот с лица Шарлотты. Затем принялся аккуратно сматывать ленту.
— Вы очень красивая, — пробормотал он, подняв глаза.
В отличие от многих мужчин, как правило зачарованных изумрудными глазами Шарлотты, этот паренек все смотрел на ее длинные, блестящие, вьющиеся каштановые волосы.
«Подари мальчишке шанс», — велела она себе, изо всех сил пытаясь заставить язык вымолвить хоть слово.
— Зачем я здесь?
Робкий взгляд юноши вновь упал на ленту в руках.
— Мне не дозволено говорить вам об этом.
— Мужчина, который был вместе со мной… С ним все в порядке?
Шарлотта почувствовала сильнейший прилив адреналина.
«Господи, только бы в порядке!»
Не поднимая глаз, он обдумывал вопрос несколько секунд, прежде чем ответить.
— Не знаю.
— А кого-нибудь еще здесь содержат со мной? — решила она уточнить. — Мужчину… лысого такого?
Совсем смутившись, юноша покачал головой.
Шарлотта боролась с отчаянием. Но предполагать самое страшное еще слишком рано. Пора браться за дело.
— А вы… И они… Вы террористы? — сухо спросила она.
Мальчишка опалил ее изумленным взглядом и хихикнул.
— Ничего смешного, — сурово отрезала она. — Брать людей в заложники не смешно.
Он весь сжался, поднял дрожащий палец помассировать задергавшееся веко и проронил:
— Простите…
— Кто это сделал? Кто вы? Кто они, те люди?
Отказываясь отвечать, он мотал головой.
— У меня есть право знать это.
