Линн Шоулз - Апостолы Феникса
Сенеке стало стыдно: у нее едва не случилось припадка паники от взгляда на рисунок на стене. И крупный план лица вполне мог оказаться ее рук делом.
— Ты прав. Наверняка я случайно нажала на «зум». Прости.
— Давай посмотрим, что там на этот раз.
Она переключила на просмотр, и экранчик засветился. Женщины уже не было, ни нарисованной, ни живой. Перед ними была только лишь стена — и она тянулась футов на двадцать.
— Ты уверена, что снимала то же направление?
— Уверена, насколько это вообще возможно. Если ты думаешь, что у тебя получится лучше, то возьми камеру.
— Я же не критикую, а просто спрашиваю.
— Прости, — сказала Сенека. — Это место определенно меня достало.
— Можно мне еще раз взглянуть на последнее фото? — спросил Мэтт.
Она протянула камеру со светящимся дисплеем на звук его голоса.
— Определенно, на стене граффити. Видишь надпись?
Поднеся камеру почти к самым глазам, она сказала:
— Да, теперь вижу.
— А прочитать можешь?
— Нет, но в инструкции сказано, что картинку можно увеличить. Сейчас попробую.
Она понажимала кнопки и достигла успеха. Изображение изменилось — надпись словно бы приблизилась, стала крупнее и четче.
— Теперь ты можешь прочесть, — сказал Мэтт.
— Здесь написано: «Спали сей плат огнем». — Она посмотрела на Мэтта, лицо которого было скудно освещено дисплеем. — Есть догадки, что бы это могло значить?
Вглядываясь в изображение, он повторил слова, написанные на стене туннеля.
— Такое впечатление, что какой-то катафил немножко обкурился.
— Ни одно граффити из тех, что мы здесь видели, не имеет смысла. — Она убрала увеличение и снова посмотрела на фотографию. — Похоже, сразу за надписью туннель поворачивает направо. Давай дойдем до поворота и сделаем следующий снимок.
— Я пойду вперед. Держись за куртку.
И Сенека пошла вслед за Мэттом к повороту. Через двенадцать осторожных шагов они остановились. Вытянув руку с камерой параллельно стене, она спросила:
— Готов?
— Давай!
Через минуту они рассматривали фото на дисплее.
— Похоже, — сказал Мэтт. — Только потолок грубее и как-то ниже. Надо быть осторожнее.
— Иди вперед, — сказала Сенека, беря его за куртку. Вторую руку она подняла над головой — потолок снижался так сильно, что скоро им пришлось согнуться.
Через десять фотографий и несколько сотен ярдов (по оценке Сенеки) пришло время сделать привал.
— Сдается мне, что мы идем не туда, откуда пришли, — сказал Мэтт, когда они сели.
— Согласна. Ни одна фотография не вызывает у меня никаких воспоминаний.
— Меня подмывает взять вторую палочку, зажечь ее и посмотреть, какое расстояние нам удастся пройти…
— Что такое? — спросила она, когда он вдруг замолчал на полуслове.
— Может быть, мне мерещится…
— Что?
— Клянусь, я слышал смех.
Не сговариваясь, они застыли в молчании. Сенека затаила дыхание. Прошла минута, потом другая.
— Да! — воскликнула Сенека. — Я тоже слышала.
— Есть соображения, откуда он доносится?
— Нет, но точно не оттуда, откуда мы сейчас пришли.
— Я предлагаю зажечь палочку и посмотреть, не удастся ли найти тех, кто здесь вместе с нами.
Сенека встала и подождала, когда Мэтт распечатает палочку. Скоро они увидели, что их окружает — на сей раз в бледно-желтом свете, и пошли по туннелю, петлявшему под парижскими улицами.
Повернув в проход, Мэтт вдруг остановился.
— Принюхайся, — шепнул он, обернувшись к Сенеке.
— Марихуана, — кивнула она.
— И совсем близко. Вперед!
И они снова пошли по туннелю, Мэтт — вытянув вперед руку с зажатой в ней светящейся палочкой.
Туннель сделал еще один резкий поворот — и они оказались в просторной пещере. На невысокой каменной скамье сидели двое мужчин с налобными фонариками. Они в унисон подняли головы, осветив Мэтта и Сенеку. Лучи их фонарей, проходя сквозь облако серого дыма, казались осязаемыми.
У одного из них в руке была банка пива. Засмеявшись, он поднял ее в приветственном жесте. — Кто к нам пришел? — сказал он.
Второй выпустил облачко дыма.
— Спорим на пять евро, они заблудились?
— Да, — сказала Сенека, — совершенно заблудились. — Помогите нам, пожалуйста.
— Спорить не станем, а помочь поможем, — сказал первый. — Угощайтесь пивом и травкой. — Он залез в свой рюкзачок, вытащил две банки пива и протянул им.
— Нет, спасибо, — сказала Сенека.
— Нет-нет, — сказал Мэтт. — Но все равно, спасибо.
Они подошли ближе и теперь стояли прямо перед мужчинами.
— Как хотите, — сказал первый, пряча пиво обратно в рюкзак. — Ну по крайней мере присядьте, отдохните, насладитесь безлюдьем Империи мертвых.
Сенека и Мэтт сели на каменную скамью.
— Нам бы хотелось поскорее выйти отсюда, — сказала Сенека.
— Я — Ночной таксист, — сказал первый, словно не слыша ее слов. — А это мой друг Бродяга. Добро пожаловать в наш уютный подземный уголок. А вы кто будете?
— Я Сенека, а это Мэтт. Вы говорите по-английски. Вы американцы?
— Экспаты, — сказал Бродяга. — Мы перебрались в Европу много лет назад. Преподаем в здешнем университете, а где-то раз в неделю спускаемся сюда, чтобы отдохнуть от реального мира.
— Что ж, нам очень повезло, что мы нашли вас, — сказал Мэтт. — Так вы покажете нам выход отсюда?
— Конечно, — сказал Ночной таксист.
— Далеко это? — спросила Сенека.
Двое переглянулись и рассмеялись, потом Бродяга показал направо.
— Вон там; футов двадцать будет.
ТУПИК
2012, Париж
Ночной таксист и Бродяга вывели Сенеку с Мэттом из катакомб через канализационный кульверт, который вел в заброшенный железнодорожный туннель. Там они распрощались с экспатриантами, поблагодарили их и пошли сначала полем, потом какими-то тихими окраинными улочками, а потом наконец они поймали такси, которое и довезло их до отделения полиции в двух кварталах от «Отель де Лион», где они остановились. После короткой пятнадцатиминутной беседы с полицейским детективом они дошли до отеля пешком. Когда они вошли в вестибюль, гостиничный охранник смотрел на них очень подозрительно. Их грязная одежда и непрезентабельный вид притягивали взгляды и постояльцев, и работников отеля.
Отмывшись и переодевшись, Мэтт пришел к Сенеке в номер, и они стали звонить Элу с рассказом о своем приключении в катакомбах. Сенека сообщила ему координаты их французской редакции и описала внешность гида, и он обещал перезвонить через час-другой.
В ожидании его звонка они заказали обед в номер. Поев, Сенека свернулась на кровати калачиком и уснула, а Мэтт стал смотреть французскую программу по телевизору.
Ее разбудил звонок мобильного.
Мэтт первым дотянулся до телефона.
— Алло?
Сенека неохотно села.
— Эл?
Мэтт кивнул.
— Здесь, — сказал он в трубку.
— Да, это я. Сейчас включу громкую связь. — Она нажала кнопку. — Так что тебе удалось узнать? Кто нас похитил?
— Во-первых, — сказал Эл, — настоящий гид, с которым договорился журнал, сказал, что вы позвонили и отказались от экскурсии. Понятно, что позвонили не вы. Дальше. Вы обратились в полицию. Как отреагировала полиция?
— Нам сказали: легко отделались, — ответила Сенека. — И напомнили, что спускаться в катакомбы запрещено. Так, словно не слышали ни про похищение, ни про пистолет. А поскольку у нас нет никаких доказательств, я даже не знаю, поверили они нам или нет. Зато предупредили насчет дачи ложных показаний. Совершенно ясно, они не заинтересованы в продолжении этого дела.
Мэтт подошел к окну, посмотрел на огни внизу.
— Эл, как вы думаете, что все-таки происходит?
— Сначала я считал, что взрыв в Мехико и авария с вертолетом — два не связанных между собой несчастных случая. Но теперь, когда вдобавок вас под дулом пистолета завели в катакомбы, это кажется мне все более подозрительным. Плюс упоминание имени Сенеки в чате. Есть еще кое-какие мелочи, но этого пока недостаточно, чтобы вынести взвешенное суждение. Однако скажу я вам, мне это не нравится.
— А список ограбленных могил, что раскопали ваши коллеги, простите мне невольный каламбур?
— Это интересно и, без сомнения, очень странно, но я не знаю. Хотя я и не вижу прямой связи, вопросы все же возникают. Если это связано с ограблением могил, значит, тот, кто крадет эти кости, очень не хочет, чтобы вы совали нос в это дело. И тогда я предложил бы вам для вашей же безопасности вернуться домой, к нормальной жизни. И поскорее.
— Ты же понимаешь, я не могу, — сказала Сенека. — Никто, кроме меня, не стремится узнать, кто убил Даниеля. И эта серия ограблений могил — моя единственная ниточка.
