Фелис Пикано - Приманка
Женщина, на которую Ноэль едва обратил внимание прежде, поднялась со своего места и направилась к отгороженному ширмой гардеробу.
— Давай! — подтолкнула его Алана. — Иди.
— Зачем?
— Ну разумеется, затем, что мне нужен партнер, чтобы позировать. Мы стоим в чудесном саду перед дворцом, рядом со мной мужчина, и на мне это восхитительное платье.
— Фон мы потом подставим, — добавил Брикофф, вставая. Он выглядел уже более заинтересованным.
До Ноэля наконец дошло, что его собираются снимать.
— Но я никогда раньше этого не делал.
— Ну, ты же фотографировался прежде, правда? — спросила она. — Не верю, что нет. Все фотографировались.
— Да, но…
— Иди, переодевайся. Ради меня, Ноэль. Иначе мне придется опять ехать сюда завтра, на весь день. У нас было трое других мужчин, а этот, этот fou,[29] — она погрозила Брикоффу пальцем, — он так всех изводил, что они сбежали. Что мне делать, если ты откажешься со мной позировать? Опять приезжать завтра и послезавтра, да?
Ноэль не знал, стоит ли ей верить. Он был уверен, что она специально повернула съемки таким образом, чтобы ему пришлось приехать и позировать. Но и сказать, что он так уж против, он не мог. Она так мило его просила, делая вид, что он оказывает ей услугу, что он просто не мог сказать «нет».
Когда десятью минутами позже он вернулся из гардеробной, его побрили, волосы зачесали совсем не так, как он привык, на лицо наложили какие-то пудры с лосьонами, а самого одели в официальный костюм. Прежде Ноэль надевал костюм всего раз в жизни — в тот день, когда женился на Монике. Стройная кудрявая блондинка сунула ему в руки листок бумаги и карандаш.
— Это расписка, — объяснила она. Потом повернулась к Алане: — Кто его агент?
— Я! — Алана засмеялась. — Ты так замечательно выглядишь, такой красивый. Посмотри в зеркало.
Она обернулась к Брикоффу:
— Видишь, глупенький Энтони, я была права. Он чудесно нам подойдёт. Теперь я смогу быть такой томной и романтичной, как только пожелаешь.
Ноэль присоединился к ней на серой бумажной площадке, гадая, что должен делать. Она немедленно взяла его за обе руки и принялась с силой их трясти, пока не удостоверилась, что мышцы полностью расслабились.
— Ты должен расслабить всё тело, как руки. А потом просто следуй за моими движениями.
Но у него не получалось. Он чувствовал неловкость и дискомфорт, пока вдруг, меняя в какой-то момент позу, она не обернулась к нему, и её волосы коснулись его щеки. На миг его отбросило в прошлое, в тот вечер в «Витрине», когда он на мгновение вынырнул из миллиона затопляющих его видений и ощутил запах её духов, услышал её голос и увидел подле себя её волосы. С этой секунды съёмки стали напоминать медленный замысловатый танец, в котором он знал каждое па, но ему требовалось одно маленькое указание, легчайший толчок с её стороны, чтобы начать двигаться.
Они гуляли по дворцовым паркам, струнный квартет вдалеке играл Моцарта, нежные музыкальные переливы струились в ночном воздухе, мешаясь со свежестью фонтанов, блеском свечей, ароматом невидимых цветов. Теплый радостный весенний вечер. Он. Она. Их молчаливый разговор — лишь жесты, прикосновения, мельчайшие движения, каждое из которых было исполнено смысла. Где-то далеко-далеко мужской голос тихо подталкивал их, направлял, заставляя сплетать свою невыразимую связь все ближе, тесней. Он приподнял её лицо и поцеловал её.
— Отлично! Да, замечательно! Очень величественно. Держите. Держите! Прекрасно! Можете остановиться.
Алане пришлось высвобождаться из его рук, из легкой хватки на своих плечах. Когда она все-таки разорвала контакт, Ноэль внезапно пришёл в себя, но все равно снова потянулся за ней.
— Нет! — резко одернула она, вырываясь и отходя туда, где он уже не мог до неё дотянуться. — Достаточно, да, Брик?
— Замечательно, la! Да, на сегодня достаточно. Может быть, потом нам понадобиться ещё парочка снимков. Сомневаюсь. Этого хватит. Ты хороший партнёр, — сказал он, обращаясь к Ноэлю. — Лучший, кого я видел за весь день. Вы будете хорошо смотреться.
Ноэль едва слушал, ему было всё равно. Волшебство ночи разрушилось, и, хоть это и была лишь иллюзия, Ноэль не испытывал ничего, кроме чувства потери.
Алана вышла из комнаты, чтобы переодеться, сказала блондинка, намекая Ноэлю, что ему стоило бы последовать её примеру.
Он ждал возле студии в холле с высокими окнами, пока она не вышла. На ней были джинсы, большая шляпа и крохотная жилетка поверх водолазки.
— У меня машина, если тебя нужно подвезти, — предложил он. Она так решительно вырвалась от него прежде, что он не знал теперь, как к ней подступиться.
— Конечно, — радостно сказала она, как будто никакой фотосессии никогда не было. — Давай где-нибудь перекусим. Умираю с голода!
Они зашли поесть в кулинарию напротив.
— Спасибо, что дала мне такую возможность, — сказал он, пытаясь подобраться к наиболее интересующей его теме наименее очевидным путем.
Она поняла только то, что он сказал, не то, что он имел в виду.
— Стоит понравиться Брику, и тебя все захотят.
— Я не знаю, смогу ли это повторить. Ну, знаешь, сам.
Она настойчиво держалась сухого тона.
— Конечно, сможешь. Просто будь таким, каким ты был со мной.
— Именно это я и имел виду. Я не уверен, что смогу.
— Не будь глупеньким. Это была просто работа на камеру.
— Ей не обязательно быть только этим.
— Конечно, обязательно, — она избегала его взгляда. — Ну, где же этот официант с нашей едой!
Он взял её за руку, но она резко отдернула ладонь.
— Не вынуждай меня сердиться на тебя. Не думай, что можешь воспользоваться мной, чтобы убедиться, что с твоей уязвленной мужественностью всё в порядке. Я не позволю так меня использовать.
У него не было никакой возможности защититься от этого обвинения, даже если бы он был уверен, что она совершенно неправа, — а он не был так уж в этом уверен. Поэтому Ноэль оставался сдержанным и молчаливым, пока не принесли сэндвичи, едва поместившиеся на тарелках, и Алана снова не развеселилась, жуя соленые огурчики и одалживая приправы за соседним столиком.
Она начала говорить, но почти в каждой фразе она вспоминала Эрика: что Эрик сказал, или сделал, или собирался сказать или сделать. Как бы неприятно ему ни было это слышать, особенно после того, как он сам получил такой нагоняй, новой информации в её словах было в избытке.
— Судя по тому, как ты о нем говоришь, Эрик должен быть очень необычным человеком.
— Так и есть.
— Но чем? Что он такого сделал? Чего добился?
— А ты не знаешь? — она посмотрела на него в изумлении. — Ну как же, когда ему было четырнадцать, он разработал транзистор, на основе которого создаются все системы «Халл-Рэдферн». Он был не самым первым, но зато самым маленьким, самым долговечным, самым недорогим и самым простым в использовании. Поэтому «Рэдферн» и может доминировать над всей электронной промышленностью. Это источник огромного состояния их семьи. Эрик ещё мальчиком разработал в лабораториях своего отца семьдесят девять патентов, которые используются сегодня. Он до сих пор бывает в большой лаборатории на севере штата, когда у него появляется очередная блестящая идея. Он сам разрабатывал все звуковые системы в «Витрине», в «Облаках», да повсюду!
— Правда? — спросил Ноэль. — Он был вундеркиндом?
— Он долго был очень грустным маленьким вундеркиндом. Пока не встретил меня. Теперь я делаю всё, чтобы ему никогда не было грустно.
Ноэль подумал, что начинает понемногу понимать суть их отношений.
— А что он делает для тебя?
— Ему ничего не нужно делать, — быстро ответила она. — Просто быть Эриком.
— Значит, он счастливчик.
— Он помог мне. Когда мне была нужна помощь, а больше никто не мог или не хотел помочь. Много лет назад в Париже. Очень много. Я была очень несчастна. Я хотела покончить с собой, а потом появился Эрик и всё изменил. Теперь у меня есть замечательная работа, которую я обожаю, и Эрик, и все его чудесные друзья, которых я люблю.
— Но ты в него не влюблена? — продолжал настаивать Ноэль.
— Что ты имеешь в виду, говоря «влюблена»? Одержима? Увлечена? Нет. Я не люблю Эрика в этом смысле. Теперь я уже взрослая. Больше мне такого не нужно.
— Одного раза было достаточно? — рискнул Ноэль.
Она улыбнулась ему.
— Вы задаете так много вопросов, мистер Каммингс, что иногда я думаю, что вы не социолог, а психиатр!
Ноэль опять задумался над тем, как Эрик выяснил его настоящую профессию. Пол Воршоу рассказал Чаффи? Другой студент? Или Вега? Ноэль сосредоточился на Алане.
— Кем он был?
— Просто мальчик.
— Ты думаешь о нем когда-нибудь?
— Иногда. Он умер. Он был почти мужчина. Но на жизнь смотрел, как мальчишка. Всякие идеи, глупые идеалы — мальчишеские идеалы. Из-за этих идеалов он и погиб. Он не ожидал этого. И смерти тоже не ожидал.
