Ингер Фриманссон - Доброй ночи, любовь моя
– Здоровенное насекомое, в таком случае.
– А может, лягушка. В общем, какое-то ночное животное.
– Спать придется в таком шуме? – поинтересовалась Катрин.
– Будем надеяться, что они скоро тоже отправятся на боковую.
Неподалеку замелькал свет карманного фонарика.
– Слава богу, возвращаются! – воскликнула Катрин.
Гроза неохотно отдалялась, но дождь по-прежнему лил как из ведра. Под навес заглянул Натан. Ухватил Жюстину за ногу.
– Сидите тут в уюте.
Она не могла заставить себя встретиться с ним взглядом.
– Вы бы видели, какой там водопад, вот это зрелище!
– Ты мог бы позвать меня, – тихо сказала она. – Вы вдруг просто исчезли.
– Но ведь ты так устала. У тебя все равно бы сил не хватило. Мы едва пробрались туда.
– Все равно ты мог бы мне сказать.
Натан залез под навес, его широкий лоб блестел от дождя. Он посмотрел на рюкзаки:
– Надо было пленку подстелить. Теперь придется спать прямо в болоте.
Он принес ей ужин: чай в пластмассовом стаканчике и рыбу с рисом.
– Тебе не стоит вылезать и сухую одежду мочить.
– Спасибо, – прошептала она.
Минуту спустя она спросила:
– Дождь скоро перестанет?
– В это время года здесь по ночам почти всегда льет.
Она разложила их спальные мешки. Один из туземцев ходил вокруг лагеря и сыпал какой-то порошок. Порошок мерцал в темноте желтыми отсветами.
– Змеиный порошок, – усмехнулся Натан.
Все уже поели. Ярко-желтые пластмассовые тарелки стопкой мокли под убывающим дождем. Мартина, надев налобный фонарик, возилась с камерой. Натан забрал у нее фотоаппарат и щелкнул Мартину. Вспышка осветила ее лицо.
– Фотограф всегда остается за кадром, – пояснил он.
– У меня был роман с фоторепортером.
– Был?
– Именно. Был.
– А нам умыться не надо? – спросила Катрин. – Зубы почистить и всякое такое.
– Мы приняли душ, – сказала Мартина. – Под водопадом. Фантастически приятно. Вода такая мягкая и теплая, прозрачная как хрусталь.
Жюстина натянула дождевик и сунула ноги в мокрые кроссовки.
– Ты куда? – спросил Натан.
– В кусты, – коротко ответила она.
Она ступила на раскисшую глину и едва не упала. Пришлось вернуться, попросить фонарик. Луч света метался в мокрой листве. Жюстина перешагнула через фосфоресцирующий круг и отошла в сторону. Присела в темноте.
Что-то зашуршало. Перед глазами качалась пятнистая ветка, похожая на огромную змею, сердце застучало, в горле застрял крик. Жюстина прикусила губу.
– Заткнись! – прошептала она. – Не будь истеричкой.
Она видела лагерь, дрожащий свет от костра и стеариновых свечей. Бен и туземцы устроились перед костром под отдельным навесом. Один из них помешивал угли, по навесу скакала его скрючившаяся тень.
Когда она вернулась, все остальные уже влезли в свои спальные мешки. Мартина улеглась справа от Натана. Она лежала к нему спиной, рядом с ней лежал Оле, а последним с краю – Стейн.
– Все в порядке? – пробормотал Натан.
Она не ответила. Стянула кроссовки, влезла в спальник и застегнула молнию. Земля была влажная, бугристая. Жюстина с тоской подумала о подушке.
Натан придвинулся к ней и беззвучно поцеловал в щеку холодными губами.
– Ты точно лед, – прошептал он.
– Да.
– Боишься?
– Чего?
– Темноты. Джунглей. Ночлега на земле, в окружении змей, тигров и слонов.
– Я не боюсь.
– Хорошо. Тогда доброй ночи.
– Доброй ночи.
* * *Один за другим все заснули. Жюстина слушала, как дыхание становится ровным, глубоким. Она лежала на спине, иначе не получалось, колено болело. Джунгли по-прежнему полнились самыми разными звуками, доносился уже знакомый пронзительный скрежет. В темноте ей почудились глаза припавшего к земле зверя, она включила фонарик, но никого не увидела. Но стоило погасить свет, как глаза опять замерцали в черноте ночи.
Тигр? Если так, то приди сюда. Приди и растерзай нас всех своими огромными зубами, убей нас всех!
Глаза не сдвинулись с места. Они неподвижно уставились на нее.
Она повернулась к Натану. Тот лежал лицом к ней, свернувшись в позе эмбриона. Она протянула руку и дотронулась до него, губы ее прошептали:
– Натан?
Он спал.
– Доброй ночи. Доброй ночи, любовь моя.
* * *Ближе к рассвету дождь стих. Клочьями наполз туман, сквозь туман проступали мутные контуры деревьев. Послышались новые звуки, звуки раннего утра. Проснулись обезьяны и мелкие быстрые птицы.
Спала ли она? Заснула ли хоть на миг? Жюстина села в спальном мешке, потерла ноющие пальцы. Остальные спали, укрывшись с головой.
Сквозь облака тонким занавесом пробивались первые солнечные лучи.
Взяв полотенце и купальник, Жюстина направилась к берегу. Она переоделась за кустами и вошла в желтую теплую воду. Кроссовки она не сняла. В воде могло быть что угодно, но ей нужно вымыться, ее подташнивало от запаха собственного пота, кислого и застарелого.
Она вымылась с песком, поскребла следы от укусов пиявок. Они снова начали кровоточить.
Она не спешила вылезать на берег, ждала, что придет Натан, что он обнимет ее, прижмется к ней в воде, скажет, что все у них как прежде, что ничего между ними не изменилось.
Но он не пришел.
* * *В лагере Бен готовил завтрак. Солнце уже жарило вовсю, они развесили влажную одежду на ветвях и кустах. Жюстина увидела рядом с навесом два белесых гриба. Это они светились в ночи глазами неведомого хищника. Она потом расскажет, как они ее обманули, Натан посмеется и скажет, что история забавная.
Только Натана в лагере не было.
Она спросила Бена, где он.
– Пошел собирать корешки. Я сварю их на завтрак.
Один из малайцев сидел на корточках и курил. Это был тот самый парень, что сопровождал их с Хенриком. Местные постоянно смолили, курить они начинали уже в двухлетнем возрасте. Охотники по многу дней проводили без еды, а курево ослабляло голод.
Жюстина попыталась расчесать спутанные мокрые волосы. Парень быстро и застенчиво улыбнулся ей, затем посмотрел в сторону.
– Махд пойдет охотиться, – сказал Бен.
– На кого?
– На все съедобное. Может, на обезьяну. Или поймает свинку.
– Разве обезьян едят?
– Конечно, едят.
Его чехол для стрел был прислонен к дереву. Жюстина потрогала его, и чехол упал. Она поспешила поставить его на место.
Махд достал из деревянного колчана стрелу.
– Отравленная? – спросила Жюстина.
– Да, – ответил Бен.
Она сильно расчесала руку. Ночью ее кто-то покусал. Жюстина грешила на муравьев, потому что, когда вылезала из спального мешка, видела, как много их копошится вокруг.
– Хочешь пойти с ним на охоту?
– А он согласится?
Бен что-то сказал Махду. Тот усмехнулся. Зубы у него были длинные и неровные. Склонился над колчаном.
– Он говорит, что можно.
* * *Махд гибким зверьком скользил меж кустами. Несмотря на бессонную ночь, Жюстина чувствовала себя полной сил. Она следовала за ним, стараясь создавать как можно меньше шума. Иногда он оглядывался, проверяя, не отстала ли она. Какое-то время они шли вдоль реки. Жара усиливалась, солнце поднималось все выше, туман отступал.
Махд выбирал такой путь, чтобы Жюстина могла пройти, придерживал ветки. В одном месте он схватил ее за руку и втянул на холм. Он был невысокий, но невероятно сильный. Жюстина сказала бы ему что-нибудь, но он не говорил по-английски. Она пыталась придумать, как бы завести беседу жестами, как вдруг Махд замер. Она ощутила исходящий от него запах: табак и намек на ваниль.
Он медленно поднял руку, указывая в сторону зарослей. Жюстина ничего не увидела. Он поднес трубку к губам, Жюстина затаила дыхание, заметив, как напряглась его грудная клетка. В следующий миг из зарослей донесся пронзительный и короткий крик. Словно кричал ребенок. Белки глаз у Махда были в кровавых жилках. Лицо его на мгновение исказилось, но тут же разгладилось.
У воды лежало тело. Жюстина подобралась поближе. Это был небольшой кабан. Стрела пронзила ему шею. Махд что-то сказал, она ответила непонимающим взглядом. Тогда он изобразил хрюканье свиньи. Жюстина погладила жесткую, измазанную глиной шкуру. Глаза зверя были открыты. Ей казалось, что они рассматривают ее.
В ладонь ткнулось что-то твердое. Трубка. Махд жестами предлагал ей попробовать. Вид у него был настойчивый. Она оглянулась, пожала плечами.
Он указал рукой на дерево у самой воды, подошел к нему, повесил на сломанную ветку свой резиновый башмак. Потом вернулся к Жюстине и показал, как держать трубку. Ткнул пальцем в башмак и расхохотался, согнулся, обхватил колени и снова засмеялся.
Трубка была длинная, но гораздо легче, чем полагала Жюстина. Конец, в который следовало дуть, был обмазан смолой. По поверхности коры вился незамысловатый рисунок.
Жюстина подняла трубку, поднесла к губам. Из отверстия резко пахло. Жюстина сосредоточилась, набрала воздуху и с силой дунула, всей диафрагмой, словно трубила в рожок. Она различила глухой удар стрелы. Заметила, что стоящий рядом Махд задержал дыхание.
