Олег Андреев - Вокзал
– Слушаю! – собранным голосом сказал в трубку Виктор Андреевич.
– Здравствуй, Витя, – как-то по-домашнему поздоровался министр путей сообщения.
Такая манера была несвойственна для тех отношений, какие у них установились в течение последних лет пятнадцати. И это насторожило Ларина.
– Добрый день, – нейтрально поздоровался Виктор Андреевич.
– Я слышал – у тебя горе. Прими, пожалуйста, мои соболезнования по поводу смерти Антонины Петровны. Пусть земля ей будет пухом.
– Спасибо, Миша, – вырвалось у расчувствовавшегося Ларина.
Ему было приятно, что Саперов, так же как и уборщица Матвеевна, помнил его мать по имени-отчеству. Хотя что ж здесь удивительного? Сколько раз они с Мишкой в молодые годы отдыхали во время студенческих каникул у его матери в деревне! Было бы странным, если бы Саперов это забыл.
– Что ж, Витя! Смерть есть смерть, она мимо человека не пройдет. Жизнь такая быстротечная. Мы вот уже сами деды. Самим впору задумываться о душе. Одни только дети и держат на этом свете. Только они еще и заставляют суетиться, что-то делать, их поправлять, поддерживать…
«Как-то он быстро от смерти к детям перешел, – подумал про себя Ларин. – Неужели по поводу сыночка звонит? А начал-то с соболезнования, с задушевных разговоров. Эх, Мишка, Мишка! Каким ты в молодости был, таким и остался».
– Кстати, сегодня проводил коллегию. Слышишь?
– Да. Ты для этого позвонил? У тебя коллегии каждую неделю.
– Эта была особенная. Рассматривали твой проект.
У Ларина сладко сжалось сердце – наконец.
– Одобрили, – продолжил Саперов. – И решили пробивать его. Это ты здорово придумал.
– Уже второй год…
– Знаю, знаю. Не все так быстро. Но есть и еще одна новость для тебя, думаю, приятная. Тебя решено назначить руководителем проекта. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Какими последствиями? – насторожился Ларин.
– Я думаю, самыми благоприятными. Построишь своего монстра и станешь начальником этого мега-вокзала. В общем, так мы решили. Не все были согласны, на возраст твой указывали, но я тебя отстоял.
– Спасибо, – совсем расплылся Ларин. Нет, зря он Саперова опасается.
– Да не за что, Витя. Мы все же не чужие друг другу. Правду можно и в глаза резать, да?
– Да.
– И я тебя долго за нос водить не буду. – В голосе Саперова вдруг появились стальные нотки. – Более того, решил тебе поначалу позвонить. Прежде чем принимать меры.
– Это вы о чем, Михал Михалыч? – перешел на официальный тон Ларин, нутром уже почувствовав, что разговор пойдет о Вадиме.
– А все о том же, Витя. Что нас держит в этой жизни? – повысил голос Саперов.
Ларин угрюмо молчал. После паузы Саперов продолжил:
– Ты же меня знаешь, Виктор. Я если кого-то люблю, так в доску могу расшибиться ради него. Жизнь отдать. А сына я люблю безумно. Он у меня единственный. Безумно люблю, ты слышишь?
– Я-то тут при чем? – тихо вставил Виктор Андреевич.
– А при том, что если кто ему жизнь ломать будет… Да что там жизнь, настроение хотя бы портить…
– Михал Михалыч, что-то я вас не очень понимаю. – Ларин чувствовал, как от волнения вспотели его ладони, но все же старался говорить спокойно.
– Все ты прекрасно понимаешь, Витенька. Ты у нас всегда особой понятливостью отличался. Еще в студенческие годы самым смышленым был.
– Так с тех пор сколько воды утекло. Сами говорили, что мы уже дедами стали.
– В общем, я тебя предупреждаю: ради Вадима я пойду на все. Слышишь меня?
Ни перед чем не остановлюсь. Все! Привет супруге!
Саперов положил трубку. А Ларин еще какое-то время слушал короткие гудки.
«Ты посмотри, сука. – Виктор Андреевич наконец положил трубку на рычаг. – Людмиле привет передал. Решил напомнить, подонок!»
Конечно, ничего удивительного в самой фразе «Привет супруге!» не было, обычная любезность между деловыми людьми. Так-то оно так, если бы не одно обстоятельство.
Ларин по большому счету никогда не ревновал своих женщин. И жену в том числе. Он считал это занятие глупым, пустым и недостойным мужчины. Виктор Андреевич всегда смеялся над мужиками, которые в истерике бьются, завидев свою ненаглядную рядом с другим. Над теми, кто следит за своими женами, контролируя каждый их шаг. Оба друга долго оставались холостяками, оба с легкостью меняли подруг, пока наконец Ларин не влюбился по-настоящему в свою будущую жену Людмилу. Саперов в то время уже вовсю работал по комсомольской линии, сразу же после института оценив всю выгодность этой деятельности. Встречаться с Лариным они стали реже, у Саперова теперь был другой размах: комсомольский – с обильно накрытыми столами за государственный счет, импортными коньяками, сауной, бассейном, девочками. Но время от времени Михаила тянуло и на встречи с другом.
Именно в одну из таких встреч Ларин и поделился с другом своей главной новостью в жизни.
– Слушай, Миша, по-моему, я вляпался, – с неловкостью начал он разговор.
– Не понял, – внимательно посмотрел на друга Михаил.
– Ну, в общем, Миша, все! Я собрался жениться.
А на свадьбе произошло то, что оставило у Ларина неизгладимое впечатление на всю жизнь. Не понял Саперов озлобленного взгляда друга, когда на свадьбе пригласил его молодую жену танцевать и танцевал, свободно опуская руки вдоль ее спины ниже, чем то позволяли приличия. Но что больше всего поразило Ларина, что Людмила при этом кокетливо хохотала и смотрела на Михаила такими глазами, какими обычно глядела на Виктора, когда занималась с ним любовью. Вот тогда Ларин впервые почувствовал боль собственника, к которой примешивалась еще и горечь оттого, что он ревновал свою жену не просто к постороннему, а к своему ДРУГУ.
Виктор здорово напился. И еще в ресторане, где отмечали свадьбу, потерял на какое-то время из виду свою невесту. Впрочем, ее потеряли и более трезвые гости. А когда она появилась – чуть смущенная и раскрасневшаяся, – радость, что невеста наконец нашлась, отодвинула все остальные вопросы в сторону. И крики «Горько!» возобновили свадебное пиршество. Но только целовал Виктор свою невесту теперь по обязанности жениха. Не хотелось сейчас целовать, а хотелось съездить по физиономии. Он поискал после поцелуя глазами Саперова, который появился в зале почти сразу после Людмилы. И тот как ни в чем не бывало, встретившись глазами с Виктором, тоже крикнул: «Горько!» Этот хитрый и лукавый взгляд, так оскорбивший в тот день, Виктор запомнил на всю жизнь.
Первая брачная ночь оказалось безнадежно испорченной. И жених, и невеста сразу заснули. А под утро Людмила разбудила Виктора нежными и осторожными ласками. С похмельного сна, еще не продрав глаза, Ларин почувствовал сильное желание. И по-животному, не церемонясь, овладел женой. Она недовольно отвернулась к стене.
– Хорошо семейную жизнь начинаем, – чуть отдышавшись, сказал Виктор.
– Да уж, замечательно, – думая о своем неудовлетворенном желании, огрызнулась Людмила.
– Кто это тебе засос на шее припечатал? – холодно спросил Ларин.
– Не болтай глупости, – напористо ответила жена.
Эту манеру нападать, когда виновата, Людмила использовала потом всю их семейную жизнь.
– А это что? – Ларин порывистым движением схватил жену за плечи и приподнял так, чтобы она могла увидеть в висевшем напротив кровати зеркале сине-красное пятно на шее.
– Откуда я знаю, что это, – не сдавала позиций Людмила. – Может, и ты поставил. Ты теперь ничего не вспомнишь? Нажрался-то вчера как!
Людмила встала с кровати и, накинув халат, отправилась в ванную. Ларин проводил ее жестким взглядом. А потом быстро собрался и ушел в город на целый день. Он бесцельно бродил по центральным московским улочкам, часами сидел на скамейках в незнакомых дворах. И все пытался решить вопрос: как теперь быть с женой? С семейной жизнью.
– А никак, – уже поздно вечером легко сказал он сам себе вслух. – Семейная жизнь отдельно, а я отдельно.
На том и порешил. И успокоился. По крайней мере, когда вечером вернулся домой, он улыбался совершенно искренне встретившей его жене. И сознательно не замечал ее испуганного и настороженного взгляда. Ночью они помирились и больше никогда не вспоминали о свадебной истории.
Глава 41
ФАЛОМЕЕВ
«Милиция, где милиция?! Дерутся на перроне! Нечего баклуши бить, разнимайте драку! Ой, простите, это не драка, это люди давно не виделись…»
Вокзал захохотал.
… И как раз в этот момент они вышли на площадь, и площадь показалась Фаломееву прекрасной, они сели в автобус, и автобус благоухал цветами. На самом деле там довольно ощутимо воняло потом, но сибиряк не чувствовал этого запаха.
Рядом с дамой, к чему бы та ни прикасалась, на что бы ни положила взор, все наполнялось значением и красками.
– На Басманную, Сашок, мне надо переодеться, – сказала дама, и только тут Фаломеев спохватился, что они до сих пор незнакомы.
