Бентли Литтл - Сгинувшие
Брайан задумался. Он искренне пытался вспомнить об отце хоть что-нибудь, что могло бы помочь, но его воспоминания были детскими, и в них обязательно присутствовали мать, сестра или он сам. Он ничего не знал о том, что связывало его отца с реальным миром, а помнил только то, что связано с их семьей. Брайан согласился переговорить с двумя детективами, чтобы они сами попытались что-то из него вытянуть, но, хотя он и ответил на все их вопросы, ничего интересного не вспомнил и не рассказал им ничего нового.
– У вас есть номер моего мобильного, – сказал Хоуэлс Дитчу, перед тем как уйти. – Позвоните мне, если что-то узнаете. Хоть что-то.
– Обязательно, – мрачно кивнул капитан. – Хочу сказать вам, что мне очень жаль. Я знаю, что вы сейчас испытываете.
– Спасибо, – поблагодарил Брайан.
Он проехал к дому матери и остановил машину у подъездной дороги. Стоял вечер, в доме было темно, а двор, казалось, зарос еще больше, хотя было неясно, как это возможно. Брайан вылез из машины и внимательно огляделся. Неужели отец прячется сейчас где-то поблизости? Во дворе и в кустах имелась масса мест, где можно было спрятаться и незаметно наблюдать за домом.
Интересно, как сейчас выглядит отец? – подумал Брайан. Может быть, поседел, а может быть, полысел. Лицо наверняка покрывают морщины, свидетели всех прожитых лет. Думать об отце как о старике было почти так же трудно, как думать о нем как об убийце. Брайану не нравилось ни то, ни другое. Он хотел бы, чтобы его отец никогда больше не появлялся и у него остались бы только чистые незапятнанные воспоминания о нем.
Брайан медленно подошел к дому, прислушиваясь к звукам и настороженно реагируя на любое движение. Открыв дверь своим ключом, вошел в дом и включил свет в гостиной. Но свет не разогнал темноту, а лишь отодвинул ее в сторону холла и кухни. Неожиданно его посетила абсурдная мысль, что в доме он не один, поэтому Хоуэлс самым грозным голосом, на который только был способен, громко крикнул: «Эй! Кто здесь?»
Ответом ему была тишина. Вместо того чтобы медленно и осторожно обследовать каждую комнату, Брайан решил взять быка за рога и стал быстро обходить дом, зажигая по пути все лампы и готовясь в любой момент или защищаться, или бежать от опасности. Слава богу, в доме он оказался один, поэтому, когда все лампы были зажжены, Брайан немедленно приступил к тщательному обыску всех комнат. Он не знал, что именно ищет, но почему-то был абсолютно уверен, что немедленно узнает разыскиваемую вещь.
А может быть, он вообще ничего не найдет?
К этому Брайан тоже был готов. При этом он испытывал необходимость быть в доме и обыскать вещи матери, чтобы как можно больше узнать об отце.
Прежде чем заняться шкафами, полками, чуланами и кладовками, Хоуэлс еще раз оглядел окружающие предметы, чтобы убедиться, что в первый раз ничего не пропустил. Он был настолько поглощен поисками незваного гостя, что не обращал практически никакого внимания на то, что находилось в комнатах, – и вот теперь он медленно переходил из кабинета матери в ванную комнату, а оттуда – в хозяйскую спальню…
И здесь он остановился как вкопанный.
Потому что посередине покрывала с цветочным узором лежал грязный мятый листок бумаги. Его было легко не заметить. Унылый выцветший желтовато-коричневый цвет старой бумаги почти полностью сливался с фоном покрывала и был практически неразличим. Теперь же Брайан его увидел и, сдерживая дыхание, прошел через комнату к кровати. Взял листок и перевернул его. На другой стороне листка, очевидно углем, было написано несколько слов: «ОСТАНОВИТЕ МЕНЯ». Буквы были неуклюжими, словно их написал ребенок.
Или кто-то, кто заново учился писать, после того как не делал этого много лет.
Так и есть, подумал Брайан. Именно так выглядели эти буквы, написанные нетвердой рукой, и он вспомнил предыдущее послание, в котором были вкраплены знакомые гласные и согласные, казалось стремящиеся пробиться сквозь стройные ряды букв неизвестного языка. Как будто отец восстанавливал свои навыки, поднимался со дна какого-то интеллектуального колодца и медленно вспоминал, как жить в реальном мире.
ОСТАНОВИТЕ МЕНЯ.
Внутри у Брайана все сжалось, когда он перечитал записку. Это была мольба измученного серийного убийцы, и ничтожная надежда, за которую Брайан все еще цеплялся, исчезла в тот момент, когда он увидел эти слова. Его отец вовсе не был невольным исполнителем или человеком, который оказался в ненужном месте в ненужное время. Он был убийцей, ответственным за смерть отца Чарльза, и бог знает скольких еще людей.
Но действительно ли его отец ответственен за это? Всплески массовых убийств, как эпидемия чумы, распространялись по стране, на местах убийств фигурировали надписи на неизвестном языке, и было понятно, что за всем этим стояло нечто большее. Без сомнения, его отец был убийцей, но в то же время он был и жертвой. То, что заставляло его убивать – будь то человек, высшее существо или вирус, – это оно было, в конце концов, виновато.
Брайан продолжал обыск, заглядывая во все шкафы и чуланы, но ничего не нашел. Осмотр двора вокруг дома тоже не дал никаких результатов, хотя если он вернется сюда днем, то, вполне возможно, заметит то, что пропустил сейчас в темноте. Запирая дом, Брайан уже знал, что делать, но прежде всего он добрался до круглосуточного магазина «Кинко» и сделал копию записки своего отца. А потом доехал до полицейского участка и передал им оригинал.
* * *Уилсон Сент-Джон появился дома после наступления темноты. Последнее время это случалось так часто, что жена стала привыкать. Одним из преимуществ профессии финансового обозревателя, которое ему очень нравилось, было то, что ему крайне редко приходилось задерживаться на работе. А вот все эти убийства и самоубийства сжирали слишком много времени.
Сжирали.
Абсолютно идеальное слово. Потому что расследование этой… ситуации очень быстро превращалось – если уже не превратилось – в одержимость и заглатывало не только его рабочее время, но и личное. У Уилсона возникло навязчивое желание позвонить Брайану и выяснить, что тому удалось узнать, но Рона, скорее всего, и так пребывает в крайнем раздражении из-за того, что он опоздал к обеду. И правильно делает.
Так что сейчас этот звонок будет выглядеть как прямой вызов.
Да и сам Брайан давно позвонил бы ему, узнай он что-то важное.
Уилсон открыл входную дверь и вошел в дом.
– Я пришел! – крикнул он. Не дожидаясь ответа, бросил вечернюю газету на кофейный столик и сел на диван, чтобы снять обувь. Запах в прихожей напомнил ему о пироге со шпинатом. Не самое любимое блюдо, но если являешься домой так поздно, то жаловаться не приходится. Уилсон встал и прошел через столовую на кухню.
– Если… – начал было он и замолчал.
Кухня оказалась пуста. Дверца духовки была распахнута, и на противне виднелся остывший пирог. Наверное, Рона в ванной. Или помогает Жюли делать уроки. Хотя в доме как-то слишком тихо. И Рона никогда не оставила бы открытой дверцу духовки с остывающей в ней едой.
Что-то случилось.
– Рона? – позвал он. – Жюли?
Где, черт возьми, его жена и дочь?
Внезапно в доме погас свет.
Лампочки погасли все сразу и во всем доме. Не иначе, короткое замыкание, подумал Уилсон, хотя это была жалкая попытка выдать желаемое за действительное. Он стал на ощупь пробираться в темноте и, задев холодильник, вышел в холл. Уилсон хотел еще раз позвать Рону и Жюли, но почему-то боялся сделать это. Он не знал, кто…
или что
…проникло в дом и где оно сейчас находится. Так что ему приходилось быть осторожным. Уилсон двигался вдоль стены холла, пока не добрался до дверного проема, который вел в спальню Жюли. От страха он весь покрылся по́том и не знал, то ли произнести шепотом ее имя и войти в комнату, то ли идти дальше по холлу.
– Твоя дочь здесь. Я убил ее.
Голос, глубокий и странно звучащий, раздался откуда-то из глубины спальни дочери. Страх сменился гневом, и Уилсон вошел в дверной проем.
– Жюли! – позвал он.
Раздался негромкий щелчок, и в темноте возникла красная точка.
Кто-то вел видеозапись происходящего.
– Жюли! – Ничего не видя вокруг себя, Уилсон бросился вперед, вытянув руки и смутно понимая, что красный индикатор видеокамеры движется вокруг него, у него за спиной. Он споткнулся обо что-то похожее на подушку и чуть не упал, но удержался на ногах, упершись в край кровати.
Кровать была мокрой.
Лампы опять зажглись.
То, что показалось ему подушкой, о которую он споткнулся, оказалось телом его жены Роны. Она лежала в позе зародыша, ее одежда была превращена в клочья, а кожа на руках и ногах надрезана и содрана.
Тело Жюли лежало на кровати варварски выпотрошенное. Сухожилия на ее лице были подрезаны, и рот растянулся в гротескной пародии на улыбку. Оказалось, что рука, которой он опирался на кровать, вымазана в крови дочери.
