48 улик - Оутс Джойс Кэрол
Теперь он говорил со мной более отрывисто. Словно внезапно очнулся, вышел из состояния транса. Смотрел не на меня, а куда-то вдаль. Видно было, что ему не терпится уйти.
Я предложила посидеть в одном из кафе поблизости, выпить чего-нибудь – кофе, например. Но нет, Уолтера ждали дела: проверка лабораторных работ, подготовка к завтрашней лекции. В каждом семестре он ведет три курса, у него огромная преподавательская нагрузка. Научной работой он больше не занимается и вместо этого учит первокурсников.
Слово «первокурсники» он произнес с нескрываемым сарказмом.
Но Уолтер не предложил встретиться в другой раз, когда он будет более свободен.
– До свиданья, – попрощался он, решительно кладя конец нашей встрече.
Не дожидаясь моего ответа, Уолтер быстро зашагал прочь с портфелем в руке, который бился о его ногу. Я словно вернулась на много лет назад, когда он, в ту пору гораздо моложе, торопливо сел в свой побитый старенький «Форд» и покатил по Кайюга-авеню, ни разу не оглянувшись на Дж., младшую сестру М., которая осталась стоять, одинокая и несчастная, на тротуаре перед домом.
В ту пору, может быть, в 1987 году, М. еще никуда не исчезала, жила в Нью-Йорке и ничего не знала о нашей с Уолтером встрече. И если б она не вернулась в родной город, чтобы заботиться о «Джиджи», возможно, до сих пор была бы жива.
И Уолтер тоже, возможно, жил бы не в аду.
Пораженная, я второй раз смотрела, как Уолтер Лэнг сбегает от меня. Мне ужасно хотелось окликнуть его: Уолтер! Подождите. Мне столько всего нужно вам сказать…
Разумеется, я его не окликнула. Ни слова не произнесла, даже не выругалась, когда какой-то долговязый юноша натолкнулся на меня, так что я оступилась, закачалась и чуть не упала с лестницы.
– Опа! Простите, мэм! – беспечно бросил мне парень через плечо.
Глава 45
Стоик.
С годами отец превратился в стоика. Сейчас ему уже за восемьдесят, но у него по-прежнему прямая осанка, все еще густые и пышные волосы побелели, брови стали кустистыми и теперь торчат клочками над печальными глазами, под которыми образовались мешки. Кожа у папы для его возраста не очень морщинистая, но она истончала, кровоточит от любого неосторожного прикосновения. На руках и тыльной стороне ладоней у него часто появляются синяки, потому что он принимает препараты, «разжижающие» кровь во избежание инсульта.
Он перестал делать публичные заявления по поводу исчезновения Маргариты и сетовать на «негодное полицейское расследование», столь быстро «зашедшее в тупик». Правда, время от времени отец с сожалением вспоминает Драммарда. Непонятно почему. Должно быть, Драммард олицетворял его последнюю надежду.
Что ж, тот мошенник почил с миром. Лежит вместе с остальными, превратившись в слежавшийся грунт, под старыми деревянными балками, от которых тянется ажурная паутина.
И я о том не сожалею. Совсем не сожалею. С какой стати?
Прах к праху. Око за око.
В конце концов отец с неохотой отказался от офиса на Мэйн-стрит. Он ходил туда все реже, из-за артрита ноги стали болеть. Но он по-прежнему активно занимается благотворительной деятельностью и финансовыми инвестициями, которые, насколько я могу судить, приносят то доход, то убыток – в зависимости от динамики рынков. Но неудачи папа воспринимает с бодрым равнодушием. Одним словом, стоик.
Что касается финансового состояния семьи Фулмер, об этом у меня весьма смутное представление. Знаю, что по совету консультантов отец продал часть акций и объектов недвижимости. Мне кажется, после резкого падения цен в 2008 году размер его активов несколько сократился, но мы никогда не обсуждаем эти вопросы. Много лет назад отец учредил доверительный фонд, чтобы обеспечить мое финансовое благополучие на случай, когда – и если – я останусь одна в нашем большом старом доме. Говорят, что такой же фонд учрежден и для Маргариты, если вдруг она когда-нибудь вернется и заявит о своих правах на него.
(Да, наши родственники лишь качают головами по поводу того, что они считают упрямым оптимизмом отца. Им невдомек, что таким образом стоик просто страхует свои ставки.)
Удивительное дело, но в последние годы отец опять стал посещать церковные службы. От этой привычки он отказался несколько десятков лет назад, после безвременной кончины мамы. Теперь же Милтон Фулмер является одним из «столпов» нашей местной англиканской церкви, неизменно присутствует на богослужениях вместе с нашими родственниками, к которым ныне он относится более терпимо, хотя я сама по-прежнему их избегаю. Нечасто, но от случая к случаю, если настроение у меня вздорное, я сопровождаю папу на воскресные утренние службы, ведь так приятно досадить любопытным родственникам и соседям. Особенно моей инфантильной кузине Дениз. Ее я игнорирую самым безжалостным образом, хотя она всегда бросает в мою сторону взгляды, в которых сквозят одновременно недоумение, надежда и упрек. На скамейке семейства Фулмер рядом со мной восседает отец – вечно молчаливый, в печальном спокойствии, с нераскрытым Псалтырем на коленях.
Как-то раз, по завершении особенно скучной службы, отец вдруг с удивлением осмотрелся вокруг, заморгал, словно не понимая, где находится, и пробормотал мне на ухо:
– Напомни, пожалуйста, почему твоя сестра вышла замуж не по церковному обряду? Ведь она сочеталась браком не в церкви?
Ошеломленная столь озадачивающим вопросом, я пролепетала в ответ с запинкой:
– Я… я не могу отвечать за Маргариту, папа. Никто не может.
Конечно, в известном смысле это хорошо, что отец редко говорит о Маргарите, даже в день ее рождения, даже в дни годовщин ее исчезновения, но я знаю: когда взгляд его смягчается от сожаления и скорби, это он думает о ней.
В такие моменты я подхожу к нему, сжимаю его холодную худую руку, испещренную синяками и старческими пятнами. В ответ он рассеянно стискивает мою ладонь, выражая отеческую любовь, а потом вдруг вздрагивает, смотрит на меня так, словно на мгновение забыл, кто я такая: «О! Привет!»
Глава 46
«Признание».
В марте 2013 года разнеслась удивительная новость.
Некий заключенный шестидесяти шести лет, отбывавший два пожизненных тюремных срока в исправительном учреждении Клинтон в городе Даннемора (штат Нью-Йорк), на исповеди тюремному католическому священнику неожиданно признался, что он убил «порядка дюжины» женщин в северной части штата Нью-Йорк в период с 1984 по 1991 год, и одной из жертв, возможно, была Маргарита Фулмер.
Этим заключенным был пресловутый «Убийца с озера Волчья Голова» (его настоящее имя я называть не стану – слишком много чести), у которого, как говорят, обнаружились симптомы сифилитического слабоумия. Отчаянно желая получить отпущение грехов, он сознался в том, что похищал, насиловал и убивал женщин и девушек в районе Пальчиковых озер в штате Нью-Йорк, а также в Адирондакских и Катскильских горах. Его давно подозревали в нескольких преступлениях этой серии, но осудили только за два из них.
Когда ему предъявили фотографии женщин – жертв нераскрытых убийств, он «без колебаний», по словам следователей, указал на М., подтвердив: «Да, это одна из них». Но потом, отвечая на конкретные вопросы, стал путаться в показаниях – не мог точно вспомнить, где и когда он с ней встретился, куда отвез в своей машине, куда дел труп. Сначала говорил, что похитил ее из университетского кампуса в каком-то городе – то ли в Буффало, то ли в Рочестере. Впоследствии он изменил показания, заявив, что, возможно, спутал М. с какой-то другой блондинкой, а М. похитил где-то на «загородном шоссе» и ее тело сбросил в одно из озер, привязав к нему тяжелые камни.
– Это было небольшое озеро. Одно из тех маленьких – как их там – Пальчиковых….
Когда его спросили, было ли это озеро Кайюга, он наморщил лоб, словно впервые слышал название, потом энергично закивал:
– Кай-ю-га. Точно.
