Джеймс Гриппандо - Вне подозрений
— Мы дали вам все, что у нас есть.
— Тогда ни о какой сделке не может быть и речи.
— Прекрасно, — сказал Замора. — Нам пора.
— Погодите, — остановил его доктор Марш.
— Идемте, доктор, — стоял на своем Замора.
— Я уважаемый в городе человек, врач. И вонь, исходящая от всей этой истории с Джесси Мерил, позорит мое честное имя. И я не позволю вытаскивать на свет божий всю эту мерзость и грязь. А теперь, мистер Янковиц, скажите прямо. Чего вы от меня хотите?
— Хочу знать правду.
— Мы рассказали вам правду.
— Не совсем. Не до конца.
— Тогда дайте нам иммунитет, — сказал Замора. — И получите то, что хотите.
Глаза их встретились, затем Янковиц перевел взгляд на доктора Марша.
— Хорошо. Даю вам иммунитет. Но требую взамен две вещи.
— Назовите.
— Все, что известно доктору о Свайтеке и Джесси Мерил.
— Это запросто.
— И еще я хочу, чтоб ваш клиент прошел тест на полиграфе. Хочу знать, имеет ли он отношение к смерти Джесси Мерил. Если пройдет испытание, считайте, мы договорились.
— Нет, погодите минутку! — вскричал Замора.
— Договорились, — сказал Марш. — Только вопросы должны касаться непосредственно убийства. А на те, что касаются истории со страховкой, я отвечать не буду.
— Значит, вам есть что скрывать? — спросил Янковиц.
— Абсолютно нечего. Но, учитывая сложные отношения, в которых я состоял с Джесси, мне вовсе ни к чему, чтоб вы усматривали какие-либо порочащие меня намеки в ответах на вопросы о мошенничестве. А если все вопросы будут сводиться к тому, убил ли я Джесси Мерил или нет, проблем нет, отвечу на все.
— Прекрасно, — сказал Янковиц, — в таком случае приступим.
— Нет, погодите! — вмешался Замора. — Сами видите, мой клиент вовсе не против сотрудничать. Но я не собираюсь сидеть и спокойно смотреть на то, как его втягивают в сомнительное мероприятие с тестом. Прямо сейчас, доктор Марш, мы с вами выйдем отсюда, вернемся в мой офис и там спокойно обсудим детали.
— Хочу побыстрее покончить со всем этим, — сказал Марш.
— Понимаю. Но придется потратить еще несколько часов. От этого еще никто не умер.
— Даю вам ровно двадцать четыре часа, — сказал Янковиц. — И если вы не объявитесь, высылаю повестку в суд на имя доктора Марша.
— Мы объявимся, — заверил его Замора.
— Условия вам известны. Пусть пройдет тест на полиграфе по убийству и расскажет все, что ему известно.
Марш поднялся, пожал прокурору руку.
— Вы слышали, что сказал мой адвокат? Мы непременно свяжемся с вами.
Янковиц проводил их до выхода, затем через стеклянную панель двери наблюдал за тем, как они подошли к лифтам. Вернулся к столу. Положил кассету в конверт, запечатал его. После этого взял ручку и нарисовал маленькую звездочку на папке со свидетельскими показаниями доктора.
38
В «Фоксе» было так накурено, что впору топор вешать. Но Джека это вполне устраивало.
Декор комнаты для отдыха в отеле «Фокс» не менялся вот уже бог знает сколько лет — наверное, с тех времен, когда президентом был Джеральд Форд. Стены, обшитые панелями темного дерева, отдельные кабинки, обитые кожей — такой старой, что на ощупь она напоминала пластик. Плюс еще море второсортного курева — вполне достаточно для того, чтобы задушить даже лоббиста табачной промышленности. На сигареты Джеку было плевать, ему хотелось выжить. Он сидел, купаясь в клубах сигаретного дыма, и потягивал виски, до тех пор, пока вся одежда не провоняла, а глаза не покраснели.
Самое подходящее место, чтобы переварить услышанное при чтении завещания Джесси.
— Самый большой, — говорил Джек в мобильник. Он беседовал с администратором цветочного магазина Хирни, договаривался о немедленной доставке самой, черт побери, большой цветочной композиции, которую они могли составить. Такой, чтобы могла прикрыть пятно, оставшееся на бесценном итальянском столе в офисе Клары. Заодно Джек заказал букет роз для Синди. В идеале он должен был находиться дома, готовиться к переезду. Но его не грела перспектива оказаться в новом доме рядом со счастливо щебечущей Синди и выискивать удобный момент, чтобы сообщить ей о Джеке-младшем. Он нуждался в утешении и обратился за этим к старому другу Майку. Тот как нельзя более подходил. Знаком с Джеком со времен колледжа, знал Джесси, когда у нее был с Джеком роман. Многое изменилось с тех пор, кое-что к лучшему — теперь они могут позволить себе самую лучшую выпивку.
— «Олд Пэппи» со льдом, — сказал Майк бармену.
— Что это за «Олд Пэппи»? — удивился Джек.
— Сделал как-то открытие в «Си Айленд». Лучшее в мире виски.
Джек немного удивился тому, что в баре «Фокс» оказался этот напиток. Впрочем, «Фокс» всегда считался местом, где можно было найти самые редкие сорта виски. И если верить наклейке, никто не пил «Олд Пэппи» до тех пор, пока оно не достигало двадцатилетней выдержки.
— Твои мысли на сей счет? — спросил Джек.
Минут пять понадобилось на то, чтобы ввести Майка в курс дела. Майк вынес вердикт за пять секунд.
— Она та еще штучка, — ответил он и взял с тарелки с закусками маринованный перчик. — Всегда была такой.
— Что ты имеешь в виду?
— Ее поступки никогда нельзя было просчитать. И все, что она делала, сводилось к одной цели: шокировать людей. Посмотреть, как они будут реагировать.
— Шок — мягко сказано.
— Я не говорил, что ей не свойственна мстительность.
Джек отпил глоток виски.
— Гениальный ход. Оставить все ребенку, которого она отдала на усыновление. Вместо того чтобы самой разыскать своего отпрыска, все взвалила на меня. Теперь я должен его искать.
— С чисто технической точки зрения ты ничего не должен. И если этого ребенка никто не найдет, полтора миллиона твои.
— В том-то и проблема.
— Что-то я тебя не понимаю.
— Эти деньги получены обманным путем. Если мне удастся найти ребенка, я передам ему полтора миллиона долларов, заведомо зная, что деньги эти грязные. А если не стану его искать, меня обвинят в том, что я лишил законного наследства собственную плоть и кровь.
— Кто будет обвинять?
— Да все.
— Все? Или ты сам?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Просто пытаюсь думать и рассуждать как Джесси. Возможно, у нее была иная цель. Не отдавать деньги в руки ребенка, от которого отказалась, а сделать все, чтобы ты чувствовал себя виноватым.
— Выходит, она давным-давно замыслила эту месть?
— Выходит так. Но кто знает, что творилось у нее в голове?
Джек отпил еще один большой глоток.
— Кажется, я знаю.
— Не хочешь поделиться?
Джек посмотрел в зеркало, висевшее над стойкой бара, и заговорил с отражением Майка:
— Дело в том, что у Джесси не могло быть детей.
— А этот чей?
— Я имею в виду после родов. Я вел дело в суде и видел ее медицинскую карту. Она страдала ВИМО.
— Что?
— Воспалительной инфекцией маточной области. Джесси вылечили, но осложнения… Такие женщины не могут иметь детей.
— И как она ее подхватила, эту инфекцию?
— А ты как думаешь?
Майк кивнул с таким видом, точно ему все сразу стало ясно.
— Вы с ней расстались, и она понимает, что беременна. Приходит к тебе и говорит, что не прочь начать все с начала. А ты к тому времени уже успел познакомиться с Синди Пейдж, вот почему Джесси не говорит о ребенке. Она не хочет, чтобы ты вернулся к ней по принуждению — из-за ребенка.
Джек допил остатки виски и оглядел тонущий в дыму зал.
— Она рожает ребенка, отдает мальчика на усыновление, от какого-то мужчины цепляет инфекцию. В результате: единственного ребенка отдала, других детей не предвидится. Безвыходная ситуация.
Они обменялись взглядами, затем, точно сговорившись, устремили взоры на экран телевизора с приглушенным звуком.
— Эй, Джек, — сказал Майк.
— Да?
— Кажется, я наконец понял, почему Джесси попросила тебя быть ее адвокатом.
Джек поболтал кубиками льда в пустом стакане и ответил:
— Да. Я тоже.
39
Катрина с Владимиром вошли в ресторан «Бурый медведь» в половине седьмого. Они прошли в дальний конец зала и присоединились к Тео, занявшему отдельную кабинку.
Катрина представила мужчин друг другу, все уселись на обитые кожей сиденья: Катрина — рядом с боссом, Тео — напротив.
«Бурый медведь» находился в восточном Голливуде, неподалеку от бульвара Халландейл-Бич. В большинстве своем обитатели этого района были выходцами из стран Восточной Европы. На газетном лотке у входа продавалась не какая-нибудь там «Майами геральд», а «Экзайл»,[23] газета из Москвы, выходящая раз в неделю. Над кассовым аппаратом красовалась фотография Иосифа Кобзона с автографом. Эстрадный певец, известный в СССР проникновенным исполнением патриотических песен, был любимцем покойного лидера Советов Леонида Брежнева. И за столиками здесь куда чаще звучал русский или словацкий, нежели английский и испанский. Обстановка царила почти семейная, еда стоила недорого. Подавали огромные порции барашка на вертеле, свиные отбивные и бефстроганов. Икра и водка стоили много дороже. По выходным играл джаз-банд из трех человек, и еще гостей развлекала певица с пышными формами. Столики следовало заказывать заранее, исключение делалось лишь для немногих, к примеру таких, как Владимир.
