Айдар Павлов - Время Полицая
- Сможете подъехать?
- А ты меня не убьешь?
- Что?
- Я спрашиваю, смогу ли я оттуда выйти так же, как войду?
- Безусловно, - пообещал отец.
- Хорошо, я тебе верю.
На первое свидание с папой Вадим, естественно, захватил револьвер с полным барабаном боеприпасов. Отцовская контора встретила его тремя бандитами при входе в офис. Обычно здесь ограничивались одним. Так что, путь к отступлению был перекрыт даже с оружием двенадцатого калибра - это если дело не выгорит. Ну, а если выгорит, то по обстоятельствам...
Увидев, кто к ним пришел, двое охранников приклеили на лица улыбки, как это делает Шварцнейгер перед включением кинокамеры, а третий, с серьезной миной снял телефонную трубку и доложил о его прибытии. По напряжению, исходившему от компании аккуратно подстриженных ребят в галстуках и белых сорочках, можно было догадаться, что батька сел на измену. В каждом углу шмонило засадой, вдыхать ее запах в стенах, которые были твоим домом, показалось Вадиму верхом идиотизма.
Илья Палыч дал команду, и двое из трех отморозков – те, что постоянно и неестественно улыбались, - буквально ввели блудного сына в кабинет президента.
- Вадим Ильич? - спросил отец, смерив его из-за стола хмурым взглядом.
- Я, - кивнул Вадим.
- Вы свободны, - скомандовал президент телохранителям.
Ребята вышли.
- Мы вас заискались, Вадим Ильич. Что ж, присаживайтесь, раз пришли.
- Спасибо, я не устал, - ответил Вадик.
"Заискались... - повторил про себя блудный сын, продолжая стоять. - Мать честная, он меня заискался!" Слово "искать" в эпоху реформ таило в себе сумасшедший смысл. На языке деловых партнеров оно означало "опустить", если у того, кого нашли, хоть что-то имеется за душонкой, или "убить", если не имеется.
Вадим попытался на глаз определить, сколько во внешности этого... папы общего с... Полицаем? И с досадой констатировал: гораздо больше общего, чем с настоящим сыном. Как назло, от отца Вадику перепало совсем немного, сущая ерунда: уши, да нос (причем, нос уже давно не аргумент - его сломали в детстве), - все остальное досталось ему от покойной матери. Помнит ли ее этот с годами и деньгами окаменевший «Люшечка»? Вот в чем вопрос.
- Садитесь же! - настойчиво пригласил Илья Павлович: - Я вам говорю, господин Полоцкий.
Эпитет "господин", ну, никак не вписывался в создавшуюся ситуацию. Фамилия Полоцкий - тем более. Вадика заклинило, он тупо стоял на месте и молчал. Он боялся одного: как бы не разреветься.
- Хорошо, как вам будет угодно, - согласился отец. - Только не молчите. Что вы от меня хотели? Вы пришли с повинной? Или принесли деньги?
- Нет. - Вадим, наконец, издал звук и дернул плечом.
- Вы мне сегодня звонили?
- Да.
- Я сразу понял, что это были вы. Что вам известно о Полицае?
- Ничего.
- Зачем же вы звонили?
- Хотел разобраться.
- В чем? Давайте разберемся. Только сначала объясните, кто вас сюда направил?
- Никто.
- Вы хотите меня уверить, будто пришли по своей инициативе?! - обалдел папа.
- В последний раз я был здесь первого декабря. Тоже по своей инициативе.
- Минуточку, - строго возразил Илья Палыч. Он полистал деловую книжку, ткнул толстым пальцем в нужную страницу и заявил: - Первого декабря, совершенно правильно, в тринадцать-тридцать у нас была запланирована встреча, я прав?
- В половине второго, - кивнул Вадим.
- ... Вы должны были быть. Но вы не явились, хотя существовала договоренность.
- Я явился и стоял на этом самом месте. - Вадик посмотрел в пол. - Ты мне дал...
- Ядрена вошь! - перебил отец, - Я еще в добром здравии, чтобы помнить, кто ко мне приходил, а кто не приходил! Если б вы стояли первого декабря на этом месте в назначенное время… Вы понимаете, скольких проблем удалось бы избежать?! У меня визиты фиксируются, можете полюбоваться!
- Первого декабря, - продолжал гнуть Вадим, - ты дал мне на этом месте тридцать тысяч долларов.
- Я?! - вздрогнул отец. - Дал?!!
- Тридцать тысяч. Десятками и двадцатками. На свадьбу.
- Э, послушайте! На какую еще свадьбу?! Что вы несете?!
- На мою свадьбу. С Настей.
- Какая еще Настя?! И сей час же прекратите мне тыкать! - Нервно сдернув очки, президент потрогал висок. - Баран! - проворчал он. - Будет тут мне вешать...
- Я не вешаю. Так все и было.
- Вы что, сбежали из Скворцова-Степанова? Или, может, приняли меня за тормоза? Это вы, вы, сынок, должны вернуть фирме тридцать тысяч долларов, а не я вам.
- С чего ты это взял?
- Вы прекратите мне тыкать, или вам трахнуть по голове?! "С чего ты это взял"! Да с того самого. Показать бумаги? Показать, сколько и когда вы брали у меня в этом году? Вы заняли двадцать семь тысяч долларов под проценты и спрашиваете, с чего я взял?! Я и то наизусть запомнил: вы открывали киоск за киоском, вы купили новую иномарку, вы взяли через нас дорогую немецкую мебель для своей квартиры!... И как я только это позволял?
- Да, как ты это позволял?
- Тебя не касается, сынок, - прорычал в ответ папа.
- ... И все записано?
- А как же?!! - Илья Павлович изумленно вытаращил глаза и вновь одел очки, чтобы получше рассмотреть барана.
"Может, у парня крыша съехала? - подумал он. - Время-то для бизнеса нелегкое..."
- Даже если б я не записывал, - продолжал отец, - вы полагаете, возвращать долги не надо?
- Надо. Но машину я разбил... Те деньги, которые…
- А мне-то что?!! - Батю тряхнуло. - "Машину я разбил"! Меня интересует капуста, мальчик мой, а не металлолом!!
Воцарилась пауза. Вадиму казалось, что его тело набито ватой. Он был букашкой, расстреливаемой свысока. К тому же, на пределе - еще пара пинков под зад, и он заревет. По-настоящему, предательскими слезами.
- ...Все это так, - залепетал он. - Наверно, я тратил много. Я не думал. Я не считал... Я не думал, что... что все это придется отдавать... Я...
Каждое его слово било по голове батьки невидимой дубиной. Последнее откровение Вадика сразило его наповал:
- Но почему, бес окаянный?! - взревел он, покрываясь пятнами негодования: - Почему вы "не думали, что все это придется отдавать"?!! А?!!!
На раскаты грома в дверь постучали. Палычу было не до двери - он пропустил стук мимо ушей, - поэтому она без разрешения приоткрылась, и в дверном проеме возникла круглая как солнце и застриженная как английский скверик башка Александра Шакирова, нового начальника охраны и главного телохранителя президента.
- Потому что… - Вадим глядел по сторонам, лишь бы не показывать папе успевшие намокнуть глаза. - Потому что я, короче, считал тебя... вас, своим отцом.
- Меня?!!
- Да.
- А... Прошу прощения, откуда такая блажь? Спасибо, разумеется, за честь, и все же…
- Это не блажь. Это правда.
- О, ля-ля!
- Не знаю, кому это было выгодно. Что-то случилось... А до этого, ну... Я, правда, был твоим сыном. Иначе я бы сейчас здесь не стоял. Я не самоубийца. - Он посмотрел на застрявшего в дверях бандита. - Мою мать звали Ольгой Петровской. Она умерла двадцать четыре года назад, когда мне было семь месяцев... - Его нос предательски захлюпал.
Оборвав речь на полуслове, Вадим отвернулся. Батя, наконец, заметил громилу Александра, и ему стало неловко. Чтобы замять недоразумение, он запечатлел на физиономии коммерческую улыбку на все случаи жизни и попытался отделаться шуткой:
- Так вы, плюс ко всему, законный? Брат Пола?
- Никакой я ему не брат. Но я законный. Законней не бывает.
- Саша, ты свободен, - попросил Палыч, кивнув начальнику охраны.
Круглолиций Саша плавно исчез.
- Полицая не должно было быть, - кое-как справившись с соплями, заявил Вадим. - Должен был быть я. Полицай - это иллюзия, в реальности его не существует. На самом деле, Полоцкий - это его, а не моя фамилия, мы с ним вместе служили в Венгрии, он был прапорюгой по кличке Полицай. Как он здесь оказался вместо меня, я понятия не имею.
Из всего услышанного Романову старшему достойным внимания показался один прелюбопытный фактик (все прочее, на его взгляд, было бредом идиота): "семь месяцев" - паразит угодил в самую точку. Вряд ли кто еще мог с такой точностью угодить, даже Полицай, который тоже остался без матери в семь месяцев.
- Оля умерла, когда Полу было семь месяцев, - подтвердил отец. - Откуда у тебя такая информация?
- Мне, а не Полу было семь месяцев! Мне!
- Сколько тебе лет?
- Двадцать пять.
- По-твоему, ты мог родиться через пять лет после смерти своей матери?
- Она умерла в шестьдесят шестом году. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом. И называла тебя Люшей, - уверенно заявил самозванец.
- В шестьдесят первом, - Отец отрицательно замахал рукой.
- Вспомни, я прошу тебя: в шестьдесят шестом, - настаивал Вадим.
- Ты мне будешь доказывать, в каком году погибла моя первая жена?
- ... Если ты не будешь мне гнуть, что я родился через пять лет после ее смерти.
