Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 5. Аннигиляция

Подведем итог сегодняшней встречи. Самое важное, я убедился в том, что вы не рветесь к власти. Следовательно, то, что произошло с вами и вашими друзьями, спасшими сотни миллионов жизней, можно смело списать, как незначительные потери в бою во имя мира!

– Теркель, вы меня спасли от душевных мук. Я очень рад нашему знакомству. Если вы не возражаете, давайте перейдем на «ты». Ведь так много знать друг о друге дано пока только нам двоим.

– Не возражаю и предлагаю свою дружбу.

– Я рад этому, – ответил Феликс, и новоявленные друзья пожали друг другу руки.

– Феликс, а как ты смотришь на сафари в песках?

– С какой целью?

– Узнаем друг о друге то, о чем не может рассказать даже «Интел-реврайтер». – Теркель выключил мониторы и продолжил: – Предлагаю пустыню как место, где можно побыть наедине с песком, ветром и своими мыслями.

– А что, отличная идея, – согласился Феликс. – Я ни разу не ночевал среди барханов.

Интеллекту легче сосредоточиться в пустоте

Теркель распорядился подготовить для поездки два внедорожника, оборудованных передними и задними лебедками, провизией на двое суток, палатками и прочими необходимыми для автопробега по пескам вещами.

– В моем понимании пустыня – самое мудрое место, что создала природа, – переодеваясь в традиционную одежду кочевников, пояснял Иннокентий. – Всегда имеет смысл следовать примеру местных жителей. Да ты и сам знаешь. Вспомни хотя бы тот смешной случай, что произошел с тобой в джунглях, когда ты рубанул мачете лиану и опрокинул на себя красных муравьев. А здесь погонщики верблюдов, а мы на время таковыми станем, носят светлую, свободную одежду, плащ с капюшоном, чтобы защищаться от солнечных лучей, ветра и песка.

Теркель в головной машине с латиноамериканским именем «Амарок», а Феликс во второй мягко катили по змейке асфальта, вьющегося среди унылой каменной пустыни. Насколько хватало обзора, все вокруг было выкрашено в грязно-серо-желтый цвет. Изредка по обочинам торчали чахлые деревья. Это мало напоминало привычную для понимания песчаную пустыню. Только когда два белых автомобиля удалились от цивилизации на добрых две сотни километров, начал появляться песок.

Когда движущиеся с большой скоростью машины, проехав арочный мост, остановились, Феликса охватило необычайное чувство.

– Это русло реки, – сказал Теркель, подойдя к машине Саенко. – Теперь мы поведем машины по нему.

– Здесь бывает вода? – удивился Феликс, ощупывая рукой каменистый песок.

– Лично я не видел, но, судя по размерам моста, поток внушительный, и многие реки в Европе позавидовали бы ему.

– Кеша, долго нам еще двигаться?

– Наверное, часа три-четыре. Мы разобьем бивак среди песков.

Наступили сумерки, и водители видели только кусок дороги, освещенной фарами передней машины. В какой-то момент они осветили группу деревьев и холмики верблюдов под ними. Подъехав поближе, путешественники остановились.

– Все, приехали, – сказал по радио Теркель, – у этого оазиса мы и переночуем.

Как оказалось, еврей был опытный пустынник. Пока Феликс подсвечивал ему фонариком, он поставил палатку, укрепив ее растяжками, привязанными к мешкам, набитыми песком.

– Надо же! А ведь действительно, как здесь, в песке, удержаться колышку, – восхитился Саенко.

Побросав внутрь спальники, покорители пустыни пошли на огонек. У костра сидело трое. Они пригласили европейцев присоединиться к чаепитию. Теркель передал человеку, подкладывающему свежие дрова под чайник, две двухлитровые пластиковые бутылки воды и пачку чая, прихваченную из машины. Человек принял продукты и представился Абу эль Фарахом. Человек, сидевший справа от Абу эль Фараха, что-то сказал и, взяв топорик, пошел в сторону еле заметных в лунном свете деревьев. Феликс вызвался помочь и подался следом.

Деревьев было много, и кочевник стал рубить с каждого по веточке. Феликс наблюдал за тем, как, на его взгляд, неловко кочевник справлялся с топором, и жестами попросил передать ему инструмент. Сучок толщиною в банан оказался неприступным. Намахавшись топором до седьмого пота, Феликс еле его срубил, настолько твердой была древесина. Улыбаясь во весь рот и похлопав русского по плечу, кочевник забрал топор и дальше стал орудовать сам. Но, как оказалось, всего одной ветки сверхтвердого дерева было достаточно, чтобы вскипятить воду и еще долго освещать бивак.

Темные, иссиня-черные руки Абу эль Фараха виртуозно манипулировали двумя чайниками с длинными узкими носиками, переливая парующий, ароматный чай из одного сосуда в другой, не проронив на песок ни капли, взбивая густую пену. И только затем разлил чай по стеклянным стаканам овальной формы. Горьковатая жидкость с ароматом дымка действовала успокаивающе. Взошла луна. В ее свете все теперь казалось голубым: и деревья, и верблюды, и песок.

Проснувшись утром, европейцы не обнаружили ни кочевников, ни верблюдов. Только цепочка следов уходила вдаль и обрывалась где-то на вершине бархана, освещенного лучами восходящего солнца.

Отметив по навигатору некую точку, Теркель предложил отправиться в путь по холодку.

Когда солнце стояло в зените, передняя машина остановилась на самом гребне бархана. Иннокентий вышел из машины, и Феликс последовал его примеру.

Первейшая победа – это победа над собой

– Ну что, друг мой Феликс, готов пообщаться со Вселенной? – как-то особенно торжественно спросил Теркель. – Готов услышать ответы на свои вопросы?

– Да! – уверенно ответил Саенко, испытывая невероятный подъем от созерцания бесконечности пустыни.

– Ты мне доверяешь?

– Да!

– Тогда берем с собой только воду и дружбу.

– Согласен.

Теркель достал из машины небольшой сверток, вынул из него рулончик ткани, напоминающей бинт, но значительно более плотной, и обмотал голени от ботинок до колен, посоветовав Феликсу сделать то же самое.

Мужчины шли по пустыне несколько часов к ряду, а вокруг только барханы и ничего кроме песка. Солнце палило нещадно. Поднявшись на очередной бархан, они увидели темные силуэты, колышущиеся в потоках раскаленного воздуха, создавая иллюзию. Во рту настолько сухо, что язык не поворачивается. Иннокентий жестами указал Феликсу, что именно туда они и держат путь.

Двое мужчин стояли посреди Вселенной, плечом к плечу. Стояли молча, потому что было бессмысленно сотрясать воздух ничего не значащими словами. Они созерцали и думали…

«Как же сурова жизнь в пустыне… – размышлял Феликс. – Солнце и ветер высушивают все живое. Вот почему во время вчерашнего рукопожатия мне показалось, что руки у кочевников деревянные. А сегодня и мои руки стали такими же… Как хочется пить! Почему Иннокентий не предлагает воды? Неужели не хочет пить?»

Двое мужчин стояли посреди Вселенной, плечом к плечу. Стояли молча, потому что было бессмысленно сотрясать воздух ничего не значащими словами. Они созерцали и думали…

Иннокентий смотрел на маленький, иссушенный ветрами и палящим солнцем кустик. У его основания зашевелился песок и на поверхность выполз жучок.

«Все считают пустыню абсолютно безжизненным местом, где нет ничего, кроме камней и песка. Это заблуждение. Здесь есть жизнь: растут деревья, кустарники. Спрятавшись в песок от палящего солнца, мелкая живность выходит ночью поживиться».

Когда дневной зной сменился вечерней прохладой, Теркель достал из рюкзака двухлитровую бутылку воды, и в два приема они ее осушили. Затем Теркель развязал свой рюкзак и вынул из него упакованный в вакуумный пакет плед из верблюжьей шерсти. Расстелив плед на песке, уставшие путники улеглись на него и уснули. Прохладный воздух освежал лицо, а разогретый за день песок отдавал свое тепло, грел спину…

Иннокентий проснулся и, как ни старался, все же разбудил своего товарища.

– Что случилось? – полушепотом спросил Феликс.

– Все хорошо, просто хочу в туалет.

– Слышь, друг, а сноси и моего, а то вставать лень, – пошутил Саенко, поднимаясь на ноги.

Справив нужду, мужики снова прилегли. Воздух был чист и прозрачен, а небо сверкало невообразимым количеством ярких звезд. К тому же это было время звездопада, и они не успевали загадывать желания, глядя на яркие росчерки небесных светил. Смотреть на звезды перед сном, это совсем не то, что любоваться ими, бодрствуя. Россыпи необычайно ярких точек завораживают и заставляют воображение рисовать фантастические картины.

И вот наступает момент, когда четко и ясно приходит понимание того, что сделано не так. Незаметно воображаемые картины превращаются в сон. Проснувшись через некоторое время, понимаешь, что спал с открытыми глазами. Балансировать на грани сна и реальности довольно сложно, но чрезвычайно занятно. Исчезают пространство и время. Прожитое кажется бессмысленной суетой. Все доводы не убедительными… Наступает шаткое состояние, ни сон, ни явь, и тогда душа замирает от осознания бесконечности Космоса. Дыхание останавливается, и только тикающее словно часы сердце напоминает о том, что ты существуешь…