Майкл Грубер - Ночь Ягуара

Но кстати, где же она? Она уехала, чтобы забрать Амелию в обычное время. Он почувствовал легкое беспокойство, но подошло суматошное время ланча, и за хлопотами он забыл о заботах.

Примерно в половине третьего Пазу пришлось посмотреть вниз, поскольку его настойчиво теребила его маленькая дочурка. Она была одета в узкое, без рукавов платьице из желтого шелка с узором из больших зеленых тропических листьев длиной до лодыжек и крохотные белые сандалии с ремешками на небольших каблучках. Ее волосы были заплетены в косы и уложены вокруг головки блестящим венком и дополнены украшением в виде белой гардении за ухом. На шее ее красовались бусики из зеленых и желтых стекляшек.

— Вот так наряд. Ходила по магазинам с abuela?

— Да. Мы побывали в особом магазине. — Она потрогала свои бусы. — Эти бусинки благословлены. Это не обычное ожерелье, папа.

— Кто бы сомневался. Ну а как дела в зале? Все довольны?

— Да. Туда набилась уйма японцев, все одеты одинаково. Почему они так делают?

— Не знаю. Наверное, у них такой обычай.

— Ладно, в общем, я пришла потому, что один человек в зале хочет с тобой встретиться. Он знает, что ты мой папа. Третий столик.

— Спасибо. Какой он с виду?

Она подумала.

— Похож на футболиста, но лысый.

Майор полиции Дуглас Олифант действительно был похож на футболиста. В годы учебы в колледже он и на самом деле был футболистом, играл за штат Мичиган. Этот темнокожий, спокойный мужчина нравился Пазу настолько, насколько может нравиться человек, на которого приходилось работать. Помимо прочих достоинств, Олифант возглавлял отдел убийств и домашнего насилия Департамента полиции Майами. Подняв голову от почти пустой тарелки, он кивнул Пазу, указывая на место напротив.

— Вижу, тут были креветки, — сказал Паз, усаживаясь.

— Верно. Вообще я готов сказать, что по части стряпни ты гораздо более ценен для человечества и города, чем когда ловишь убийц. Прекрасная еда, Джимми.

— Спасибо. Мой ответ прежний — нет.

— Ты еще не знаешь, о чем я хотел тебя просить.

— Ручаюсь, что знаю. Тито заходил сюда на днях. Департаменту приспичило, чтобы я дал консультацию по той большой шишке, которую сожрал невидимый тигр-вуду.

Олифант натянуто улыбнулся.

— Это было бы здорово. Подобный акт гражданской сознательности встретил бы высокую оценку твоих друзей в кубинском сообществе, особенно в свете недавних событий.

— Например?

— Прошлой ночью было совершено хулиганское нападение на дом человека по имени Кайо Д. Гарса, кубино-американского банкира. Его входную дверь исцарапали или изрезали глубокими бороздами, а на дорожке перед фасадом остались фекалии, которые, как оказалось, принадлежали ягуару. Это мнение ребят из зоопарка: наши парни, если ты помнишь, не шибко большие доки по части ягуарового дерьма. Хотя, конечно, дерьмо — оно дерьмо и есть, то есть мало что дает. Если не считать того, что на дворе нашли отпечатки лап здоровенного котяры, больно уж похожие на те, которые были обнаружены у бедолаги Фуэнтеса.

— Того, недоеденного Фуэнтеса?

— Ага, его самого. Ну, тут мы, понятное дело, встрепенулись, потому как наложить у дома кучу — это одно, а убийство — совсем даже другое. Стали копать, и, когда Тито поинтересовался, с кем мистер Гарса имеет дело, на кого мы вышли? Первым делом на покойного Антонио Фуэнтеса. Смотрим общие связи Фуэнтеса и Гарсы, находим некоего Фелипе Ибанеса, ворочающего экспортом-импортом, и выясняем, что такие же хулиганы навестили и его, просто он не придал этому значения и не стал дергать полицию. Когда к нему явились копы из Майами-Бич, он как раз ставил новую дверь, а ягуаровые какашки уже смыли. А вот следы остались, мы их обнаружили и там. Оба они живут на Рыбачьем острове, в больших домах усадебного типа.

Так вот, очевидно, что Фуэнтес, Гарса и Ибанес были деловыми партнерами: мы прошлись по архивам и установили, что, хотя у каждого есть свой особый круг интересов, в прошлом году четверо воротил зарегистрировали фирму «Консуэла Холдинг Лимитед» как учредители с равными долями участия. Четвертый малый — это Хуан К. Кальдерон. Ты его знаешь?

— С чего бы это?

— Да с того, что, когда я произнес его имя, у тебя физиономия дернулась.

Паз пожал плечами.

— Он большой заправила, в кубинской общине известен хорошо. Йойо Кальдерон, как же. Все знают, кто он такой. Что он за человек?

— Можно спросить Тито. Он тоже кубинец.

— Я спрашиваю тебя.

— Я не тот парень, к которому стоит обращаться с такими вопросами. Люди вроде Йойо не контактируют с такими, как я.

— Он никогда не обедает здесь?

— Никогда.

— Это весьма категоричное заявление. Значит, ты знаешь, как он выглядит?

Паз собрался сказать бывшему боссу что-нибудь сердитое, но сдержался и ограничился ухмылкой.

— Да, это вышло совсем неплохо. Я оказался допрошенным в моем собственном ресторане. Классно, майор. Может быть, мы поместим это в меню?

Олифант позволил себе натянутую улыбку.

— Да ладно, чего там: просто пара старых товарищей говнецо разворошили.

Он отправил в рот прожаренный ломтик юкки и захрустел.

— Давай, Джимми, помоги нам. Пойми, речь идет о больших шишках, на меня всю дорогу давят, я имею в виду, по делу Фуэнтеса. А дело-то тухлое. Вот я и прошу: если это какая-то кубинская вендетта и все такое, мне нужно в этом разобраться. Особенно во всех этих странностях…

— Надо же! Никак не думал, что в Департаменте полиции Майами обнаружилась нехватка кубинцев. Неужели, кроме меня, спросить не у кого?

— Я уже спрашивал. И получил множество самых разнообразных, зачастую противоречивых сведений. Правда, у каждого второго из наших кубинских копов есть кузен или приятель, работающий на кого-нибудь из этих ребят, и у меня складывается впечатление, будто вся троица в «Консуэле» получает сведения раньше, чем я. Вот почему я пришел к тебе. А ты морду воротишь.

Паз поднял руку и засучил рукав своей поварской куртки.

— Видишь, какого цвета моя кожа? Те кубинцы, о которых идет речь, хотят видеть ребят с такой кожей только у плиты или с подносом. Они не водятся со мной или такими, как я, и не делятся с нами своими секретами.

— Но ты знаешь Кальдерона.

— Это как посмотреть. Я бы не сказал, что знаю его.

— Но он здесь не обедает. Я думал, это самый лучший кубинский ресторан в Майами. Что же, он не бывает в ресторанах? Или, может быть, предпочитает китайскую кухню?

— Много лет назад у него с моей матушкой были деловые отношения. Потом они расплевались. Вот и вся история.

— А что за отношения?

— Меня в подробности не посвящали. Можешь спросить у нее.

— М-да. Ладно, итак, что у нас есть по Кальдерону? Я ведь почему спрашиваю: у нас убийство и две хулиганские выходки, которые могут иметь предупреждающий или угрожающий смысл, и все эти деяния направлены против троих партнеров по предприятию, в котором четвертым совладельцем является Кальдерон. Мы попросили кое-кого зайти к Кальдерону: тот уверяет, якобы у него тишь да гладь. Дверей никто не царапал, ягуары на газоне не гадили. И все бы ничего, да только дверь у него новехонькая, только что сменили. Волей-неволей подумаешь, что неспроста. Итак… Хуан Кальдерон. Хороший малый, плохой малый, может быть, способный на насилие?..

— Ладно, майор, поддаюсь давлению: этот малый из тех, кого кубинцы называют gusano, червяк, — короче говоря, дерьмо дерьмом. Он и его папаша заявились сюда еще с первой волной иммигрантов с кучей наличных, скупили уйму всяких фирмочек, а потом нажили еще больше денег, давая в долг под грабительские проценты мелким кубинским предпринимателям. Эти деньги были вложены главным образом в строительные проекты и принесли еще больше барышей. Похоже, этим он занимается и сейчас. Способен ли он на насилие? Может быть, если уверен, что это сойдет ему с рук, или, если у него неудачный день, может со зла дать пинка прислуге. Но речь, как я понимаю, о том, способен ли он грохнуть партнера, вырезать из него ломтик-другой и сожрать без приправы, и тут я должен ответить — нет. Это не их стиль.

Олифант собрался было ответить, но в этот момент, прижимая к груди охапку меню, мимо прошла Амелия с группой из четырех человек, которых усадила за столик рядом. После этого она остановилась перед Олифантом.

— Все в порядке, сэр? — спросила она.

— Все просто замечательно, мисс, — сказал Олифант, расплывшись в улыбке.

Паз не помнил, чтобы когда-нибудь видел на его лице такую улыбку.

— За исключением того, — сказал Паз, — что я хотел бы, чтобы моя маленькая девочка села мне на колени.

— Папа, я работаю, — строго сказала она, после чего обратилась к Олифанту: — Можно, я пришлю официанта с меню десертов?

— Нет, спасибо, — сказал Олифант. — Знаешь, раньше у меня тоже была маленькая девочка, которая сидела на коленях у меня. Это было получше любого десерта.