Стивен Кинг - Темная половина
Что это — случайно оказавшаяся поблизости патрульная машина, когда кто-то из жильцов позвонил и сказал, что на площадке кого-то убивают? Возможно, но Старк сомневался. Скорее похоже, что Бюмонт пошевелил мозгами: сестренку обнаружили, и это прибыла полицейская охрана Доналдсона. Лучше поздно, чем никогда.
Он медленно скользнул вниз по стене, прижимаясь к ней спиной; его спортивная куртка с пятнами крови проехалась по стене с мягким шелестом. Ему не удалось спрятаться полностью, как ушедшей на глубину перископа подводной лодке, растение не могло заслонить его целиком. Стоит им обернуться, и они увидят его. Однако Старк готов был поручится, что их внимание будет приковано к выходу — во всяком случае на несколько секунд, а этого вполне достаточно.
Широкие переплетающиеся листья растения отбрасывали причудливые тени на его лицо. Старк выглядывал из-за них как голубоглазый тигр.
Двери лифта раскрылись. Послышалось приглушенное восклицание — вспомнили какого-то там святого, — и двое легавых в форме выскочили из лифта. За ними проследовал черный малый в потертых джинсах и больших старых сникерсах на липучках. Еще на нем была рубашка-безрукавка с надписью спереди «СОБСТВЕННОСТЬ НЬЮ-ЙОРКСКИХ ЯНКИ» и темные очки в пол-лица сутенерского фасона, и если он не был детективом, то Старк был Джорджем из В-рот-их-мать Джунглей. Когда они маскируются, то всегда с перебором… А потом делают вид, что это — нарочно, словно сами знают, что перегибают палку, но просто ничего с этим не могут поделать. Значит, это была — или во всяком случае должна была быть — охрана Доналдсона. Детектив оказаться в проезжавшей мимо патрульной машине никак не мог — это было бы уж слишком даже для полной невезухи. Парень прибыл с охранниками, чтобы сначала допросить Доналдсона, а потом понянчить его.
Извините, ребята, подумал Старк, нянчить этого пидора вам уже не придется. Он поднялся на ноги и вышел из-за горшка. Ни один листок не шелохнулся. Ноги бесшумно ступали по ковру. Он прошел меньше чем в трех футах за спиной у нагнувшегося детектива, вытаскивающего револьвер 32-го калибра, прикрепленный резинкой к голени под штаниной. Старк легко мог угостить его красивым пинком под зад, если бы захотел.
Он проскользнул в открытый лифт за долю секунды до того, как двери начали сдвигаться. Один из легавых в форме краем глаза уловил тень какого-то движения — может, двери, а может, самого Старка, но теперь это не имело никакого значения, — и вскинул голову от распростертого тела Доналдсона.
— Эй…
Старк поднял руку и церемонно помахал легашу пальцами. Пока-пока. И сомкнувшиеся двери отрезали его от холла и коридора.
Холл первого этажа был пуст, если не считать швейцара, валявшегося без сознания под столом. Старк вышел, свернул за угол, сел в угнанный автомобиль и уехал.
2Филлис Майерс жила в одном из недавно выстроенных многоквартирных домов в Западной стороне Манхэттена. Ее полицейская охрана (в сопровождении детектива в тренировочных штанах «Найк», майке с отпоротыми рукавами и в темных очках сутенерского фасона) прибыла на место в половине десятого вечера 6 июня и застала хозяйку в крайнем раздражении от сорвавшегося свидания. Сначала она и впрямь здорово злилась, но, услышав, что кто-то, вообразивший себя Джорджем Старком, может попытаться ее убить, явно повеселела. Она отвечала на вопросы детектива по поводу интервью с Тэдом Бюмонтом, которое называла «раскручиванием Бюмонта», одновременно заряжая три фотокамеры новой пленкой и навинчивая на них дюжины две дополнительных линз. Когда детектив осведомился, чем она занимается, она подмигнула ему и сказала:
— Я верю в девиз бойскаутов. Всегда готова. Кто знает, может, и впрямь что-то случится.
После этой беседы, уже за входной дверью один из полицейских в форме спросил у детектива:
— Она и вправду рассчитывает снимать?
— Конечно, — ответил тот. — Ее беда в том, что она думает, будто никто, кроме нее, думать не умеет. Для нее весь мир — одна большая площадка, ждущая, чтобы ее засняли. У вас тут за дверью сидит обыкновенная пустоголовая сучка, которая уверена, что всегда будет стоять с нужной стороны объектива.
Сейчас была половина четвертого утра 7 июня, и детектив давным-давно ушел. Где-то часа два назад двое полицейских, выделенных для охраны Филлис Майерс, получили по рации известие об убийстве Доналдсона. Им посоветовали быть особо бдительными и соблюдать чрезвычайную осторожность, поскольку психопат, с которым они имели дело, уже доказал свою исключительную кровожадность и потрясающую проворность.
— Осторожный — моя детская кличка, — сказал первый полицейский.
— Какое совпадение, — заметил второй, — а моя — Чрезвычайный.
Они были напарниками уже больше года и неплохо сработались. Сейчас они переглянулись с ухмылкой — а почему бы и нет? Их было двое — вооруженных, одетых по форме членов лучшей бригады в старом, червивом Большом Яблоке; они стояли на хорошо освещенной и проветренной площадке двадцать шестого этажа нового многоквартирного дома — а может, это кондоминиум, или как там, мать его, а, впрочем, кто будет разбираться — ведь когда офицеры Осторожный и Чрезвычайный были мальчишками, ни один заика не мог выговорить «кондоминиум» — и никто не мог ни подползти к ним, ни обрушиться на них с потолка, ни уложить волшебным Узи, у которого никогда не кончаются патроны и не бывает осечек. Это была реальная жизнь, а не роман о 87-м полицейском участке и не фильм «Рембо», а реальная жизнь сегодня ночью заключалась в небольшом спецзадании — куда легче, чем кататься по округе в патрульной машине, растаскивать драки сначала в барах, пока те не закроются, а потом до рассвета в засранных подъездах, где подвыпившие мужья и подвыпившие жены дружно решают выяснить отношения. Хорошо, если бы реальная жизнь жаркими городскими ночами всегда подкидывала роли Чрезвычайному и Осторожному лестничные площадки с кондиционированным воздухом. Так они во всяком случае полагали.
Когда в своих размышлениях они пришли к этому выводу, двери лифта раскрылись и из кабины в коридор ступил пораненный слепой мужчина.
Он был высок, очень широкоплеч, лет сорока с виду.
На нем была разорванная спортивная куртка и не очень подходящие к ней, но довольно приличные брюки. Первый полицейский, Осторожный, успел подумать, что у того зрячего, который подбирал одежду слепому, должен быть неплохой вкус. На слепом были большие черные очки, сползшие на кончик носа, потому что одна из дужек была оторвана; они отнюдь не походили на сутенерские, скорее смахивали на те, что носил Клод Рэйнс в «Человеке-невидимке».
Обе руки слепой выставил вперед. Левая, которой он размахивал во все стороны, была пуста, а правой он сжимал грязную белую трость с резиновой ручкой от велосипедного руля. Обе руки были в запекшейся крови. Темные пятна засохшей крови были и на его спортивной куртке. Если бы двое полицейских, посланные охранять Филлис Майерс, были действительно «чрезвычайно осторожны», все это могло бы показаться им довольно странным. Слепой бубнил о чем-то, что случилось с ним прямо сейчас; судя по его виду, что-то с ним и вправду случилось и что-то не очень приятное, но кровь на его коже и одежде уже успела стать коричневой. Это свидетельствовало о том, что с тех пор, как она пролилась, уже прошло какое-то время, и офицеры, приверженные доктрине «чрезвычайной осторожности», могли бы обратить внимание на такой пустяк. У таких офицеров даже замаячил бы в мозгу красный сигнал.
Впрочем, может быть, и нет. Все случилось слишком быстро, а когда что-то случается достаточно быстро, уже не имеет значения, чрезвычайно ли вы осторожны или чрезвычайно безалаберны — приходится просто плыть по течению.
Мгновением раньше они стояли возле двери этой дамочки Майерс, веселясь, как ребятишки в тот день, когда отменили занятия в школе из-за прорвавшейся батареи, а секундой позже перед ними возник этот окровавленный слепой, размахивающий своей грязной белой тростью. Не было времени на раздумья, а уж тем более на анализ.
— По-ли-и-ция-я! — закричал слепой еще до того, как двери лифта полностью открылись. — Швейцар сказал, что полиция на двадцать шестом! По-ли-и-ция-я! Вы здесь?
Вот он прошел вперед по коридору, размахивая тростью из стороны в сторону и вот она — хрясть! — ударила в левую стену, потом — вжик! — просвистела в другую сторону и — хрясть! — ударила в правую, и все, кто уже заснул на этом проклятом этаже, скоро проснутся.
Даже не взглянув друг на друга, Чрезвычайный и Осторожный двинулись навстречу слепому.
— По-ли-и-ция-я! По…
— Сэр! — рявкнул Чрезвычайный. — Постойте! Вы сейчас упа…
Слепой дернул головой в направлении голоса, но не остановился. Он продолжал двигаться вперед, размахивая пустой рукой и грязной белой тростью, отчасти похожий на Леонарда Бернстайна, пытающегося собрать после перекура Нью-Йоркский филармонический оркестр.
