Томас Харрис - Ганибалл
Огромным усилием он заставил себя думать о тех добрых делах, которые сможет совершить с помощью денег, которые он получит в обмен на доктора Лектера. Он уже видел, как они вместе с женой раздают монетки всяким там сироткам, воображал какое-то медицинское оборудование, которое они могут подарить какой-нибудь больнице… Он смотрел на волны Галилейского моря, которые, на его взгляд, выглядели почти так же, как волны Чесапикского залива… Он воображал себе, как прелестная розовая ручка его жены берет его пенис и сжимает его, пока не набухнет головка…
Он оглянулся вокруг и, не увидев никого рядом, произнес вслух, обращаясь к Богу: «Благодарю тебя, Господи, за то, что Ты дал мне возможность убрать с лица Земли это чудовище, чудовище из чудовищ. Благодарю Тебя от имени тех душ, что мы спасем от страданий». Неясно, было это «мы» лишь привычным использованием судебной терминологии или Пацци имел в виду свои партнерские отношения с Господом Богом; на этот вопрос мог найтись и не один ответ.
Та часть его существа, что была враждебна самому Пацци, сообщила ему, что они оба убийцы – и доктор Лектер, и он сам, а Ньокко – их совместная жертва, поскольку Пацци ничего не сделал, чтобы спасти цыгана, и даже почувствовал облегчение, когда смерть навсегда заткнула цыгану рот.
Молитва все-таки немного утешает, подумал Пацци, выходя из капеллы. Когда он шел через темную аркаду, у него возникло явственное ощущение, что он здесь не один.
Карло ждал под навесом Палаццо Пикколомини и пошел рядом с Пацци, когда тот приблизился. Они обменялись лишь несколькими словами.
Они обошли Палаццо Веккьо сзади и убедились, что задний выход на Виа деи Леони заперт, а окна над ним закрыты ставнями.
Открытой оставалась только дверь главного входа в Палаццо.
– Мы выйдем отсюда, спустимся по лестнице и свернем вбок на Виа Нери, – сказал Пацци.
– Мы с братом будем на той стороне площади, возле Лоджии. И пойдем за вами – на расстоянии. Остальные ждут возле Музея Бардини.
– Я их видел.
– Они тоже вас видели, – заметил Карло.
– От твоего ружья много грохоту?
– Не очень. Заряд-то меньше обычного. Но выстрел вы услышите, и после этого он быстро свалится. – Карло не стал упоминать, что Пьеро будет стрелять из тени у фасада музея, пока Пацци и доктор Лектер будут находиться на освещенной площади. Карло не хотел, чтобы Пацци раньше времени рванул подальше от доктора и тем самым заставил того насторожиться, прежде чем Пьеро успеет выстрелить.
– Нужно будет уведомить Мэйсона, что вы его взяли. Это следует сделать нынче же ночью, – предупредил Пацци.
– Не беспокойтесь. Этот старый хрен всю ночь будет молить Мэйсона по телефону, – ответил Карло, бросив на Пацци косой взгляд в надежде, что тому неприятно это слышать. – Сперва он будет умолять Мэйсона пощадить его, а потом начнет молить о смерти.
ГЛАВА 36
Наступила ночь, и из Палаццо Веккьо выгнали последних туристов. Многие, ощущая, как огромная масса средневекового дворца словно давит на них сзади, пока они бредут по площади, невольно оглядывались и поднимали глаза к зубчатому парапету, вознесшемуся в небо.
Зажглись прожектора подсветки дворца, освещая грубо обработанный голый камень, резко выделяя тени под высокими бойницами. Ласточки уже расселись по своим гнездам, появились первые летучие мыши, охоте которых больше мешали высокочастотные завывания электрических инструментов реставраторов, чем свет.
Внутри дворца восстановительные и реставрационные работы будут продолжаться еще час, исключая Салон Лилий, где сейчас доктор Лектер беседует с бригадиром реставраторов.
Бригадир, привычный к скудости финансирования и вечному нытью членов Комиссии по изящным искусствам, обнаружил, что доктор весьма вежлив, обходителен и чрезвычайно щедр.
Через минуту его рабочие уже собирали свое оборудование, сдвинув к стенам огромные полотерные машины и компрессоры и свернув в бухты бесчисленные силовые кабели. Потом они быстро расставили складные стулья для заседания Studiolo – нужно-то было всего двенадцать – и распахнули окна, чтобы запахи краски, политуры и раствора для позолоты выветрились.
Доктор настоял, чтобы ему поставили настоящую кафедру, и кафедру для него отыскали, такую же высокую, как церковная, в бывшем кабинете Никколо Макиавелли, примыкавшем к Салону, и привезли на высокой ручной тележке вместе со слайд-проектором.
Маленький экран, что прилагался к проектору, не удовлетворил доктора Лектера, и он отправил его назад. Вместо этого он попробовал давать изображение на защитный экран из грубого холста, покрывавший уже отреставрированную стену. Он растянул, закрепил холст, разгладил все складки, и убедился, что такой экран очень хорошо подходит для его целей.
Он заложил нужные ему места в нескольких огромных томах, сваленных на кафедре, и теперь стоял у окна, спиной к аудитории, пока входили и рассаживались члены Studiolo в своих пыльных темных костюмах; на их лицах явственно читался молчаливый скепсис, когда они переставляли стулья, так что в итоге исходный полукруг превратился в нечто, более всего напоминающее отгороженное пространство для присяжных в зале суда.
Глядя в высокое окно, доктор Лектер видел перед собой Дуомо и колокольню Джотто, черные на фоне закатного неба; любимый Данте Баптистерий находился гораздо ниже и не был доктору виден. Повернутые вверх прожектора не давали ему возможности взглянуть на затемненную площадь, где его ждали убийцы.
Пока все эти самые знаменитые в мире исследователи средневековья и эпохи Возрождения устраивались на стульях, доктор Лектер составлял в уме конспект предстоящей лекции. Тема лекции была: «„Ад“ Данте и Иуда Искариот».
Сообразуясь с большой любовью членов Studiolo к эпохе Раннего Возрождения, доктор Лектер начал свою лекцию с Пьера делла Винья, логофета Сицилийского королевства, чья жадность обеспечила место в аду, описанном Данте в «Божественной комедии». В течение первого получаса своей лекции доктор привел всех присутствующих в полное восхищение живым описанием интриг, которые привели к падению делла Виньи.
– Делла Винья был лишен чести и ослеплен за измену императору, на которую его толкнула непомерная жадность, – говорил доктор Лектер, переходя наконец к основной теме своей лекции. – Спустившийся в преисподнюю Данте обнаруживает его в седьмом круге ада, где мучаются самоубийцы. Подобно Иуде Искариоту, он покончил с собой, повесился.
Иуда и Пьер делла Винья, а также Ахитофел, честолюбивый советник Авессалома, объединены у Данте из-за их жадности и того, что все они повесились.
Жадность и самоубийство путем повешения связаны между собой в уме человека античных времен и средневековья. Св. Иероним, например, указывет, что само прозвище Иуды Искариот – означает «деньги» или «цена». Правда, Отец Ориген полагает, что слово «Искариот» происходит от древнееврейского «от удушения» и что его имя, таким образом, означает «Иуда Удавленник».
Доктор Лектер поднял глаза и взглянул со своего подиума через головы зрителей на входную дверь.
– А-а, коммендаторе Пацци, добро пожаловать. Поскольку вы рядом с дверью, не будете ли вы любезны уменьшить освещение? Вам это тоже будет интересно, коммендаторе, ведь в аду у Данте уже имеются двое из рода Пацци… – Профессора-члены Studiolo дружно засмеялись, словно закаркали. – Там находится Камисьон де Пацци, который убил своего родственника, и он ожидает прибытия еще одного Пацци – не вас, конечно, а другого, Карлино, который будет помещен в аду еще ниже – за измену и предательство дела белых гвельфов, той партии, к которой принадлежал и сам Данте.
Маленькая летучая мышь влетела в открытое окно и сделала несколько кругов по комнате над головами профессоров – дело в Тоскане вполне обычное, так что никто не обратил на нее внимания.
Доктор Лектер вновь заговорил назидательным тоном:
– Итак, жадность и смерть путем повешения, как я уже сказал, со времен античности были тесно связаны друг с другом – этот сюжет встречается в произведениях искусства сплошь и рядом. – Доктор Лектер нажал на кнопку пульта, который держал в руке, и проектор включился, а на закрывающем стену холсте появилось изображение. За ним быстро последовали другие.
– Вот самое раннее из известных изображений распятия Христа, вырезанное на галльской шкатулке из слоновой кости примерно в 400 году от Рождества Христова. Здесь также изображена смерть повесившегося Иуды – его лицо задрано вверх, к тому суку, на котором он висит. И вот здесь, на раке из Милана, это четвертый век, и на диптихе из слоновой кости девятого века – повесившийся Иуда. И он тоже смотрит вверх.
Маленькая летучая мышь мелькнула на экране, гоняясь за жучками.
– На этой дверной панели из кафедрального собора Беневенто мы также видим Иуду с выпущенными наружу внутренностями, как его описал св.Лука, сам врач, в «Деяниях апостолов». Здесь он висит, на него наседают гарпии, а в небе видна луна в виде лица Каина; а вот здесь, посмотрите, он изображен вашим соотечественником Джотто, тоже с выпущенными наружу внутренностями.
