Дмитрий Вересов - Избранник ворона
— Леченые? — понимающе усмехнулся Ринго, взглянув на него.
— Полный идиотизм! — не выдержал Нил. — Их же теперь вообще нельзя слушать.
— Зато приобрели товарный вид, — заметил Ринго и сгреб пластинки обратно в сумку. — Вроде все, деловая часть закончена. Не послать ли нам гонца за бутылочкой…
— Винца! — радостно закончил Образцов и посмотрел на Нила. — Идет самый младший.
— Хрен тебе! — заявил Ринго. — Нил не участвует, ему пить нельзя. Сам сбегаешь. Артист крякнул.
— Ладно, сгружайте по червончику. Он собрал деньги и исчез в прихожей.
— Я тоже пойду, пожалуй, — сказал Нил. — Сессия скоро, готовится надо.
— Пластинки заберешь или оставишь? — спросил Ринго.
— А что, опять для дела нужны? — напряженно спросил Нил.
— Нет пока. — Ринго встал и с хрустом потянулся. — Такие схемы часто повторять не рекомендуется.
Пластинки Нил забрал.
X
(Ленинград, 1973–1974)
Сессия неумолимо надвигалась. Нил зарылся в учебники, норовил выступить на каждом семинаре, автоматически зарабатывая зачеты. К тому же Пушкарев подписал «Ниеншанц» на две большие предновогодние дискотеки — на заводе и в техникуме. Две недели Нил встречался с Линдой только на факультете. За всеми заботами невеста временно отошла на второй план. Но в один прекрасный день, морозный и солнечный, ему удалось спихнуть сразу три зачета, два из которых считались легендарно несдаваемыми с первого раза, и тут обнаружилось, что до Нового года осталось четыре совершенно свободных дня и еще несколько дней после — первый экзамен поставили только на восьмое января. И сразу захотелось оказаться рядом с Линдой. Пока голова его была занята науками, он даже не сознавал, насколько истосковался по ее гибкому, сильному телу, острому и недоброму язычку, по чуть жутковатой, и тем более манящей ауре недозволенности, риска, хождения по краю пропасти, которую излучало все ее существо.
Факультет он покинул в восьмом часу, а в четверть девятого уже звонил в дверь дома на Четвертой Советской, держа за ленточку шоколадный торт, купленный по дороге в «Севере». Ему долго не открывали, хотя в квартире определенно кто-то был — на лестничную площадку доносились отзвуки негромкой музыки и оживленных голосов. Он позвонил еще и еще раз, потом повернулся к двери спиной и принялся громко лягать ее тяжелыми зимними ботинками. Кончилось это тем, что он чуть не растянулся на полу прихожей, не уловив момент, когда дверь внезапно распахнулась. От падения его спасла Линда, продемонстрировав отменную реакцию — успела отпрыгнуть назад и выставить руки, принявшие на себя Нила, который влетел спиной вперед. Так оба удержались на ногах, правда, прозрачная ленточка, которой был перевязан торт, не выдержала испытаний и порвалась. Коробка с тортом описала в воздухе пологую дугу, впечаталась в дальнюю стену и лопнула, оставив на обоях шоколадную кляксу.
— Что за шум, а драки нет?! — крикнул из комнаты Ринго грубый, нетрезвый и совершенно незнакомый голос.
— Ерунда, сосед торт уронил, — отозвалась Линда.
Последовал характерный Катин смех, скрип стула и голос Ринго:
— Да сиди, Жора, без тебя разберутся.
— Линда, какой сосед, что вообще?.. — начал Нил, выкарабкиваясь из ее объятий.
Она чмокнула его в ухо и прошептала:
— Т-с-с, так надо. Сегодня побудешь соседом. К Ринго не суйся, сиди на кухне.
Линда отошла от Нила, нагнулась и стала подбирать остатки торта и запихивать их в коробку.
— Объясни все-таки, что все это значит, что за Жора такой…
— Раздевайся и иди на кухню! — приказала она.
— Но я пришел к тебе…
Она выпрямилась, положила руки ему на плечи, заглянула в глаза.
— Потерпи… Прошу тебя, ничему сегодня не удивляйся и не возмущайся. Скоро сам все поймешь. — Она стремительно поцеловала его в губы и вновь занялась тортом. — Ну вот, только помялся немного, и розочка одна расплющилась… Все, ступай…
Он пил крепкий чай, яростно ковырялся ложкой в раздавленном торте и дико злился на Линду. Хороша невеста! Сколько времени не виделись толком, и вот как она его встречает. Нет, надо с ней очень серьезно поговорить, как только… Как только уберется этот неведомо откуда взявшийся Жора.
Заскрипела дверь, и на кухню выгреб тип, настолько неприятный, что Нил сжал зубы. В незнакомце было мерзко все — узкий и короткий дегенеративный лобик, мелкие глазки, разделенные микроскопической переносицей, треугольный нос с вывороченными ноздрями, мощно выпирающие челюсти, бордовый костюмчик с эстрадными блестками, некрасиво облегающий низкорослую, кряжистую, отнюдь не эстрадную фигуру, достающие до колен ручищи, густой алкогольный выхлоп, мгновенно заполнивший кухню. Особенно же взбесили Нила модные аккуратненькие бачки, придававшие гостю вид настоящей гориллы.
— Ты с-сосед? — с присвистом осведомился незнакомец, демонстрируя золотые фиксы в кривогубом рту.
— Ну, — неприязненно отозвался Нил.
Гориллообразный бакенбардист опасливо огляделся и перешел на заговорщицкий шепот:
— Слышь, друган, выручай, а?
— А что надо-то?
Нил напружинился и убрал под стол руку, в которой держал ложку. Если его неприятный собеседник вдруг вздумает заниматься рукоприкладством, то пока на выручку не прибежит Ринго, придется держать оборону. А этот тип, хоть и пьян, но в драке вряд ли оставит Нилу хоть какие-то шансы, если только не подловить его на неожиданности. Ложкой в брюхо или в горло, ногой по яйцам и бежать…
— Азартный я, понимаешь… А уж как поддам… ва-аще того… ну, этого…
Цицерон, блин! Quod tandem, Catilina<Доколе, Катилина (лат.)>…
— Жорик, ay, где вы! — послышался кокетливый Катин голосок, и тут же вступил Ринго:
— Жорж, в самом деле, карты стынут, водочка теплеет.
Жорик встрепенулся, полез в карман. Нил сжался в комок.
— Сховай, будь друг… До утра, а? — Он положил перед Нилом пухлый, замусоленный конверт. — А то ведь до грошика продуюсь… А? В долгу не останусь…
Нил посмотрел на конверт и тяжело вздохнул.
— Ох, дядя, не садился бы ты в карты, раз вовремя остановиться не можешь. Жорик угрожающе поднял брови:
— Учить меня будешь?!
Нил отодвинул конверт, и Жорик мгновенно сменил интонацию:
— Слышь, ну, не сердись, а? Прими на хранение, а? Хочешь, на колени встану, а?
Нил нерешительно положил на конверт два пальца.
— Ляленька, ты не взглянешь, куда там Жорж запропастился? — произнес в комнате Ринго.
Они еще и Ляленьку какую-то притащили… Скрипнула дверь, и послышался голос Линды:
— Заодно чайник поставлю.
— Ладно, давай сюда, — решился Нил и прикрыл конверт номером «Литературной газеты». Жорик мгновенно расслабился, обмяк и плавно завалился под стол. Вошла Линда с чайником в руках.
— А, Сергей Петрович, добрый вечер! — сказала она, отчаянно семафоря Нилу лицом и свободной рукой. — Жора, что с вами, вам плохо?
— Од-дыхаю! — отозвался тот из-под стола.
— А не лучше ли на диванчике?
— От-ставить диванчик! Перекур закончить! Жора поднялся на карачки, со второй попытки встал и преувеличенно твердой походкой направился в комнату. Линда набрала в чайник воды, поставила его на газ, присела Нилу на колени, обняла его и приложилась губами к его губам. От нее пахло сладким вином. На поцелуй Нил отреагировал вяло — просто не отвел губы и все.
— Дуешься? — спросила она с таким простодушным видом, будто и впрямь не могла взять в толк, с чего бы это.
— Нет, счастлив! — прошипел он. — Без ума от того, что Ляленька, оставив Жорика, пришла лизаться с соседом Сергеем Петровичем!
— Дурачок, — ласково проворковала Линда, прикрыв ему рот пальчиками. — Имена у нас с тобой больно приметные, запоминающиеся, а чем меньше этот козел про нас запомнит, тем лучше….
— Так вот, значит, как? Бизнес?
— Дойка, малыш, дойка.
— Дойка пьяного козла?
— Что делать, зайчик. Если хочешь жить красиво… Хочешь?
— Хочу.
Она рассмеялась и поцеловала его. На этот раз он ответил.
— Ладно, пора. Дождешься меня?
— А как же! — Нил улыбнулся. — Иди с Богом, Козлодоева. Если что — я Серега!
Нил не стал говорить Линде про конверт, полученный от Жоры, подозревая, что она начнет убеждать его не возвращать конверта. Если не сумеет убедить, между ними произойдет серьезная размолвка, если же сумеет — он больше не сможет себя уважать. Как бы ни был противен ему этот Жора, доверие есть доверие.
Нилу очень хотелось заглянуть в конверт, но он был заклеен. Уже в комнате Линды Нил разобрал на обмахрившейся поверхности — должно быть, Жора долго таскал в кармане — карандашную надпись «Г. Манюнину». Или Манюхину. Конверт был набит какими-то бумажками, но на ощупь было не разобрать, деньги там или что-то другое. На всякий случай Нил решил убрать его в местечко поукромней и, подумав, засунул глубоко под «филипсовскую» деку. Потом поставил на нее раритетную пластинку с критскими песнями в обработке Брайана Джонса, завалился на диван с томиком пьес Сартра и под заунывные песнопения и занудных «Мух» незаметно заснул.
