Лорел Гамильтон - Кафе лунатиков
В углу стояла лаковая ширма – раньше я ее никогда не видела. Она была приличного размера и скрывала угол полностью. Поперек всей ширмы оранжевыми и красными кольцами вился дракон с огромными глазами навыкате. Ширма в комнате хорошо смотрелась. Сама комната не была уютной, зато была стильной. Как и сам Жан-Клод.
Он сидела на кожаной кушетке, одетый полностью в черное. Высокий жесткий воротник рубашки обрамлял его лицо, и трудно было сказать, где кончаются волосы и где начинается воротник. На горле воротник был заколот рубиновой подвеской размером с большой палец. Спереди рубашка была расстегнута до ремня, открывая треугольник бледной, очень бледной кожи. И только подвеска не давала рубашке раскрыться полностью.
Манжеты были такие же широкие и жесткие, как воротник, и скрывали руки почти полностью. Когда он поднял руку, стало заметно, что с одной стороны манжеты открыты, так что руками он все же пользоваться может. Завершали наряд черные джинсы и ботинки черного бархата.
Подвеску я раньше видела, но рубашка явно была новой.
– Стильно, – сказала я.
– Вам нравится? – улыбнулся он и расправил манжеты, будто они в этом нуждались.
– Приятная перемена после белого, – ответила я.
– Стивен, мы тебя ждали раньше. – Голос Жан-Клода был вполне вежлив, но можно было расслышать в нем темный и неприятный подтекст.
– Стивен возил меня к врачу.
Полночно-синие глаза повернулись снова ко мне.
– Ваше теперешнее полицейское расследование проходит с осложнениями?
– Нет, – ответила я и поглядела на Гретхен. Она смотрела на Жан-Клода.
– Скажи ему, – произнесла она.
Я так поняла, что она не имела в виду обвинить ее в попытке меня убить. Настало время для некоторой откровенности и даже драматических эффектов. И я верила, что Жан-Клод нас не разочарует.
– Пусть Стивен уйдет, – сказала я. Не надо, чтобы он погиб при попытке меня защитить: здесь он может быть в лучшем случае пушечным мясом – против Жан-Клода-то.
– Почему? – спросил Жан-Клод несколько подозрительно.
– Выкладывай, – потребовала Гретхен.
Я покачала головой:
– Стивену здесь делать нечего.
– Иди, Стивен, – сказал Жан-Клод. – Я не сержусь на тебя за опоздание. Анита для меня важнее, чем твой приход на работу вовремя.
Приятно было это знать.
Стивен как-то странно кивнул, чуть ли не поклонился Жан-Клоду, глянул на меня, но не решался уйти.
– Иди, Стивен. Ничего со мной не случиться.
Уговаривать его дважды не пришлось – он исчез.
– Так что вы хотели сказать, ma petite?
Я поглядела на Гретхен, но она смотрела только на него. На ее лице читался голод, будто она долго-долго этого ждала. А я глядела в его полночно-синие глаза и понимала, что могу – без меток вампира могу – смотреть в его глаза.
Жан-Клод тоже это заметил и раскрыл глаза чуть шире:
– Вы сегодня полны сюрпризов, ma petite.
– Вы еще главных сюрпризов не видели.
– Настоятельно вас прошу, не скрывайте их. Я очень люблю сюрпризы.
Что именно этот сюрприз ему понравится, у меня были большие сомнения. Набрав побольше воздуху, я быстро, как принимают горькое лекарство произнесла:
– Ричард сделал мне предложение, и я дала согласие.
Я могла добавить: “но теперь я не уверена”, но не стала. Слишком я сама запуталась, чтобы выдавать что-то, кроме голых фактов. Если он попытается меня убить, может быть, тогда я добавлю подробности. А пока что… подождем.
Жан-Клод сидел как сидел. Не шевельнулся. Щелкнул обогреватель, и я вздрогнула. Над кушеткой заработал вентилятор, воздух стал играть волосами Жан-Клода, тканью его рубашки, но я будто бы смотрела на манекен. Кроме волос и ткани, остальное было будто камень.
Молчание тянулось, заполняло комнату. Обогреватель отключился, и стало тихо, что я слышала шум крови у себя в ушах. Такая тишина, как перед мигом творения. Можно было понять, что сейчас произойдет что-то очень серьезное, только совершенно неизвестно, что именно. Тишина обступала меня, и я не собиралась быть той, кто ее нарушит, потому что понятия не имела, что будет дальше. Это бесконечное спокойствие пугало больше, чем самый дикий гнев. Не зная, что делать, я не стала делать ничего – образ действий, о котором мне редко приходилось жалеть.
Первой не выдержала Гретхен:
– Ты слышал, что она сказала, Жан-Клод? Она выходит замуж за другого. Она любит другого.
Он моргнул – длинное, грациозное движение ресниц.
– Спроси ее, Гретхен, любит ли она меня.
Гретхен встала передо мной, заслонив Жан-Клода.
– Какая разница? Она выходит за другого.
– Спроси ее. – Это были приказ.
Гретхен резко обернулась ко мне. Под кожей выступили кости, губы истончились в злобной гримасе.
– Ты его не любишь.
Это, строго говоря, не был вопрос, и я не стала отвечать. Тогда раздался голос Жан-Клода, полный лени и какого-то темного смысла, который я не поняла.
– Вы любите меня, ma petite?
Глядя в искаженное яростью лицо Гретхен, я ответила:
– Если я вам скажу “нет”, вы же не поверите?
– Вы не можете просто сказать “да”?
– Да, каким-то темным, извращенным уголком души я вас люблю. Вы довольны?
Он улыбнулся:
– Как же вы можете выходить за него, если любите меня?
– Его я тоже люблю, Жан-Клод.
– Точно так же?
– Нет, – ответила я.
– В чем же отличие вашей любви ко мне и к нему?
Все более и более хитрые вопросы.
– Как мне объяснить вам то, чего сама не понимаю?
– Попытайтесь.
– Вы – это как великая шекспировская трагедия. Если бы Ромео и Джульетта не совершили самоубийства, через год они бы друг друга возненавидели. Страсть – это форма любви, но не настоящая. Она не длится долго.
– А каковы ваши чувства к Ричарду?
– Его я не просто люблю, он мне приятен. Я радуюсь его обществу. Я… – Терпеть не могу объяснять собственные чувства. – Черт побери, Жан-Клод, не могу я этого выразить словами. Я могу себе представить жизнь с Ричардом, а с вами – нет.
– Вы назначили дату?
– Нет, – ответила я.
Он склонил голову набок, внимательно меня изучая.
– Все это правда, но в ней есть щепотка лжи. Что вы придержали про себя, ma petite?
– Я вам сказала правду, – огрызнулась я.
– Но не всю правду.
Не хотелось мне ему говорить – слишком он обрадуется. И это как-то нечестно по отношению к Ричарду.
– Я не вполне уверена, что выйду на Ричарда.
– Почему?
В его лице что-то мелькнуло, очень похожее на надежду. Я не могла допустить, чтобы он попусту надеялся.
– Я видела, как он становится страшноватым. Я ощутила его… мощь.
– И?
– И теперь я не уверена.
– Значит, он для вас тоже недостаточно человек. – Жан-Клод запрокинул голову, смеясь. Радостный поток звука, обволакивающий меня, как шоколад. Тяжелый, сладкий и назойливый.
– Она любит другого! – вмешалась Гретхен. – Какая разница, что она в нем сомневается? Она отвергла тебя, Жан-Клод, разве этого мало?
– Это ты сделала такое с ее лицом?
Гретхен заходила тугими кругами, как тигр в клетке.
– Она не любит тебя так, как я люблю. – Вампирша упала перед ним на колени, хватая за ноги, заглядывая в лицо. – Жан-Клод, я люблю тебя. Я тебя всегда любила. Убей ее, или пусть выходит замуж за того человека. Она не заслуживает твоего обожания!
Жан-Клод будто не слышал.
– Вы сильно пострадали, ma petite?
– Ничего страшного.
Гретхен вцепилась в джинсы Жан-Клода:
– Молю тебя, молю тебя, Жан-Клод!
Мне она не нравилась, но это страдание, безнадежная боль в голосе – это страшно было слышать. Она пыталась меня убить, но я не могла подавить к ней жалость.
– Оставь нас, Гретхен.
– Нет! – вцепилась она в него судорожно.
– Я воспретил тебе причинять ей вред. Ты ослушалась. Мне следовало бы убить тебя.
Она так и осталась на коленях, глядя на него снизу вверх. Выражения ее лица я не видела, и слава Богу. Терпеть не могу собачьего обожания.
– Умоляю, Жан-Клод, пожалуйста! Я же это сделала только ради тебя! Она же тебя не любит!
Вдруг ее шея оказалась в руке Жан-Клода. Его движения я не видела. Это было волшебство. Не знаю, что позволяло мне глядеть в его глаза, но это не помогало против его ментальных фокусов. А может быть, он действительно настолько быстр? Нет, такого не бывает.
Она пыталась что-то сказать. Жан-Клод сомкнул пальцы, и слова вышли тихими придушенными звуками. Жан-Клод встал, вздернув Гретхен на ноги. Она ухватилась руками за его запястье, чтобы не повиснуть на шее. Он поднимал ее, пока ее ноги не заболтались в воздухе. Я знала, что она могла бы сопротивляться. Я чуяла силу в этих тонких и хрупких с виду руках. Но она не боролась, если не считать рук на его запястье. Она позволит ему себя убить? А он это сделает? А я буду стоять и смотреть?
Он стоял, элегантный и стильный в своей великолепной черной рубашке, и держал Гретхен на вытянутой руке. Потом подошел к столу, все еще держа ее и без труда сохраняя равновесие. Такого даже ликантроп не мог бы – вот так непринужденно. Я смотрела, как худощавая фигура идет по ковру, и знала, что кем бы и как бы он ни притворялся, он не человек. Не человек.