Дмитрий Вересов - Черный ворон
Таня и Ваня принимали подарки — три набора бокалов, электроутюг, конвертики с деньгами и цветы, цветы. По просьбе Тани, Ванечка передал «мушкетерам», чтобы больше ничего не дарили, и так, мол, потратились, но те и не думали слушаться. Всех повеселил Ник, преподнесший молодоженам ночной горшок, полный шампанского, в котором плавали три сосиски. Прямо из горшка разлили по бокалам и первый тост выпили тут же, не заходя в столовую. Гости, естественно, затребовали от молодых целоваться. Посреди затяжного поцелуя в дверь постучали, и вошли Лариса с Игорем — им пришлось от загса добираться сюда на электричке.
Павел, набросив на плечи пальто, отправился сказать дяде Саше, что можно запирать ворота. Остальные кучками расположились по всей гостиной. Одну группку образовали Владимир Николаевич и Танины подруги, за исключением Нинки, которая тут же прилепилась к Житнику. Тот, обняв ее за талию, оживленно беседовал с Бароном. Рядом со скучающим видом сидела Анна Леопольдовна. Ник, Елка и Рафалович смеялись и делились школьными воспоминаниями с Игорем. Отдельно, у окна, взявшись за руки, стояли Таня и Иван. Оба были растеряны, им очень хотелось что-то сказать друг другу, но оба не могли подобрать слов. Возвратившийся Павел поначалу присоединился к «мушкетерам», но разговор их был ему не слишком интересен, и он отошел, намереваясь посмотреть, все ли на месте в столовой и позвать всех к столу, но на пути был перехвачен Анной Леопольдовной.
— Павел, — сказала она, положив ему на рукав руку с длинными фиолетовыми ногтями. — В вашем коттедже есть некий дионисийский шарм. Вот тот этюдик на стене — чей он?
— Не знаю, — откровенно признался Павел.
— Я сказала бы, что от него исходят флюиды Юлия Клевера. В произведениях искусства, как и в людях, моя сенсорика обманывает меня крайне редко.
— Вот как?
— Да, уверяю вас… Например, ваши гости… Несомненно, милые молодые люди и барышни, но из совершенно несовместимых социальных слоев. Я сказала бы, что здесь явно витает аура диссонанса и, я бы даже сказала, мезальянса, если вы меня понимаете…
«Сама ты аура диссонанса, — подумал Павел. — Господи, какую чучелу притащил Ванькин приятель!»
— Да. Я вас понимаю. — Голос Павла сделался деревянным. — Извините, мне надо… по хозяйству.
Сначала читали телеграммы, полученные якобы от всяких знаменитостей, включая Юмджагийна Цеденбала, Ясира Арафата и даже дорогого и любимого товарища Леонида Ильича Брежнева — последнего убедительно изобразил тезка великого кормчего Рафалович. Ник удачно пропел телеграмму, присланную Аллой Пугачевой. Потом начались тосты. Поскольку произносить их полагалось каждому, то и были они самые разные — от скромного «совет да любовь!» до развернутой притчи, которую поведал всем собравшимся Житник, старательно пародируя грузинский акцент:
— Шел по дороге прекрасный юноша и вдруг услышал голос с обочины: «Куда идешь ты, о прекрасный юноша?» «В город», — отвечал юноша. «Возьми и меня с собой». Он огляделся, но никого не увидел и только потом заметил возле канавы маленькую зеленую лягушку. Юноша посадил ее в котомку и направился дальше. Войдя в город, он пошел в гостиницу, заказал себе ужин, вино и постель. Ему принесли шашлык. Он начал есть, а лягушка говорит ему: «Накорми и меня». Он дал ей кусочек шашлыка, а себе налил вина из кувшина. «Напои и меня», — говорит лягушка. Он налил ей немного вина в блюдечко, а сам поел, попил и лег спать. «Положи и меня с собой», — говорит лягушка. Юноша положил ее на подушку, а сам отвернулся к стене и закрыл глаза. «Повернись и посмотри», — вдруг сказала лягушка. Он повернулся, открыл глаза — и, вай, перед ним прекрасная царевна! Так выпьем же за то, чтобы никогда, ни с одним прекрасным юношей не случилось наоборот! — Андрей посмотрел на сияющего Ванечку и добавил: — А с прекрасной девушкой — тем более.
Нинка громко захохотала, следом за ней — и все остальные, включая Ванечку.
Потом веселье обрело еще более вольный характер. Все ели, пили, болтали, смеялись, потом многие перешли в гостиную и стали танцевать. За столом остались лишь Ник и Барон — последний несмотря на тихие, но весьма накаленные уговоры Анны Леопольдовны.
— Вам беленькой, ваша светлость, или прикажете шустовской рябиновки? — спрашивал Ник, подливая себе и Барону.
— И такэго и другэго, тай по пивной тарилке! — вдруг рявкнул Барон, почему-то перейдя на псевдоукраинский.
— Лехайм! — столь же неожиданно отозвался Ник. — С Интернационалом воспрянем… м-да!
Минут через пятнадцать забежали «воспрять» и Ванечка с Житником, да так и засиделись. Потом к ним присоединилась Нинка. И постепенно все опять перекочевали к столу, куда Оля с Елкой принесли огромную индейку с картошкой и яблоками.
После горячего Барон окинул всех бессмысленным взором и рухнул лицом в тарелку.
— Эрик! — Анна Леопольдовна принялась трясти его. — Вставайте же! Это неприлично!
— Милостисдарь, — произнес Барон, поднимая голову. — Не имею чести быть вам представленным, милостисдарь, но коль скоро вы себе позволяете… извольте выбрать род оружия… Шпага, пистолет с десяти шагов, палаш в конном строю… Ежели вам угодно, можно и дрынами, по-холопски…
— Какими дрынами? Эрик, немедленно вставайте!
— Пшли вон… быдло… на конюшню! Это были его последние слова. Он закрыл глаза и захрапел.
Анна Леопольдовна, рыдая, кинулась из комнаты. Никто не пошел вслед за ней. Вскоре послышался хлопок входной двери, а еще немного погодя — удаляющийся рев мотора.
— Скатертью-скатертью дальний путь стелется, — задумчиво пропел Ник. — Вано, ты оставляешь в холостом прошлом много интересного.
— П-при чем здесь я? — чуть запинаясь, спросил Ванечка. Он был весь красный, глаза его лихорадочно блестели, галстук съехал на сторону. — Это все он. — И показал на Барона.
— Пусть недвижимость, даже титулованная, останется недвижимостью, а всем прочим я предлагаю размяться в танце. Все засиделись, а я — особенно.
Ванечка с уважением посмотрел на Ника. Силен — перепить самого Барона, а после этого еще и танцы заводить.
— Если не возражаешь, — продолжил Ник, обращаясь к Ванечке. — Вы разрешите, сударыня?
Он церемонно взял Таню за руку и повел в гостиную. Следом устремились Елка с Рафом, Житник с Нинкой, Игорь с Ларисой, Владимир Николаевич с Нелькой. Ванечка встал было, потом крякнул и налил себе коньяку в фужер для шампанского. Оля, Поля и Павел стали убирать посуду и подготавливать стол к чаю.
— Ну вот, — сказал Ванечка, обращаясь к наполовину сползшему под стол Барону. — Вот я и женатый человек. Где же ваши поздравления, Эрик Вильгельмович?
— Хрр, — отозвался Барон.
— Что ж, можно и так, — резюмировал Ванечка и залпом выпил.
За десертом среди персонажей произошли любопытные перестановки. Во-первых, совершенно осоловел новобрачный, так что Леньке с Павлом пришлось отволочь его сначала в места общего пользования на освежение, а потом, стянув праздничные брюки, — на супружеское ложе, поскольку ни для каких увеселений он в ближайшее время явно не годился. Через несколько минут, незаметно для всех, туда же поднялась Таня. Зато во-вторых, волшебным образом протрезвел Барон и даже умудрился за неполные полчаса охмурить Олю и Полю одновременно.
— Однако, экзотичный у вас вкус, сударь мой, — улучив минутку, шепнул ему Житник.
— Нет некрасивых женщин, — наставительно сказал Барон, — есть мало водки. К тому же меня иногда весьма влечет неошелушенный эрос.
Владимир Николаевич, не пивший, поскольку за рулем, разомлел от незамысловатых прелестей Нельки и весь вечер, стесняясь без меры, все норовил подержаться за какую-нибудь ее часть — чаще всего получалось за руку или за плечо. Так что, когда Игорь и Лариса, волнуясь за маленького Стасика, оставленного на попечение бабушки, откланялись и поспешили на электричку, оказалось, что следующей партии отбывающих гостей исключительно по пути: Владимир Николаевич вызвался подвезти Нельку до общежития и получил от нее приглашение остаться там на чашку чая. Сходное приглашение, естественно, получил от Нинки Житник. Но тут выяснилось, что и Барон тихой сапой организовал себе аналогичную перспективу с Олей и Полей. Однако! Смущало лишь одно обстоятельство — «Москвич»-то не резиновый. Впрочем, с этим разобрались быстро: Житник пошептался с Ленькой Рафаловичем, тот пошептался с Елкой, Елка пошепталась с Павлом. И в результате Владимир Николаевич и Барон убыли вместе со своими дамами — причем Барону на дорожку была презентована призовая бутылка шампанского, — Елка с Рафаловичем уединились в ее спаленке на втором этаже, а в комнате Павла вписались на ночь Житник и Нинка. В гостиной, сдвинув два кресла, похрапывал Ник; шум прощания ничуть его не беспокоил. Проводив гостей, Павел устроился на диване в отцовском кабинете с «Мастером и Маргаритой».
