Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)
– Вот как, и чего же я не знаю?
– Что он во время допросов находился под воздействием сильных препаратов.
– Да, но это ведь не оправдывает…
– Милочка, – перебил ее прокурор, – ты же не знаешь, о каких препаратах идет речь.
От его снисходительного тона Жанетт буквально закипела от ярости, но поняла, что необходимо сдержаться.
– Да, верно. О каких же препаратах идет речь?
– Тебе что-нибудь говорит название “ксанор”?
Жанетт задумалась:
– Нет, пожалуй, я не могу…
– Я это понял. Иначе ты не стала бы принимать высказывания Лундстрёма всерьез.
– Что вы имеете в виду?
– Ксанор – это препарат, который заставил Томаса Квика[56] признаться почти во всех когда-либо совершенных и нераскрытых убийствах. Если бы его спросили, он, вероятно, взял бы на себя также убийства Улофа Пальме и Джона Кеннеди. Или даже геноцид в Руанде. – Фон Квист захихикал над собственной шуткой.
– Значит, вы полагаете, что…
– Что тебе нет смысла продолжать в этом копаться, – перебил он. – Вернее, я запрещаю тебе продолжать копаться.
– У вас есть на это право?
– Безусловно, и я уже поговорил с Биллингом.
Жанетт трясло от злости. Если бы не надменный тон прокурора, она, возможно, смирилась бы с его решением, но теперь его тон лишь укрепил ее решимость действовать вопреки. Пусть Лундстрём был накачан какими угодно препаратами, сказанное им слишком интересно, чтобы это отбрасывать.
Она не сдастся.
Мыльный дворец
Мрачный грозовой дождь барабанил по медной крыше “Мюнхенской пивоварни”[57], и яркие молнии периодически освещали залив Риддарфьерден.
Во время обеда София Цеттерлунд решила, что лучший способ очистить мысли – прогулка по кварталам вокруг площади Мариаторгет. Кроме того, у нее начинала болеть голова.
Воздух был теплым, и после утреннего ливня над залитой солнцем площадью поднимался пар.
Слева от бронзовой статуи рыбачащего бога Тора несколько пожилых мужчин собрались сыграть партию в петанк, а на газоне кое-где лежали люди на пледах. Выхлопные газы от машин с улицы Хурнсгатан смешивались с пылью гравиевых дорожек, отчего дышать было трудно.
Она свернула за угол и поднялась к церкви Мариачюркан.
Двадцать минут спустя она вернулась к себе в приемную.
Головная боль усилилась, и София пошла в туалет, сполоснула лицо и приняла две таблетки тройчатки, надеясь, что этого хватит, чтобы вновь обрести силы.
Она отперла сейф под письменным столом, достала документы о Карле Лундстрёме и принялась их перечитывать, чтобы освежить память.
Из ее заключения следовало, что во время бесед в целом не проявилось ничего такого, что могло бы обусловить необходимость принудительного психиатрического лечения. Свою позицию она мотивировала тем, что высказывания Карла Лундстрёма основываются на идеологических убеждениях, и поэтому рекомендовала для него тюремное заключение.
Однако к ней едва ли прислушаются.
Все указывало на то, что суд первой инстанции постановит поместить Карла Лундстрёма в лечебницу. Считалось, что, поскольку во время допросов и обследования в Худдинге он находился под воздействием ксанора, ее заключение не может быть положено в основу судебного решения.
Иными словами, ее беседу с ним признали недействительной.
Суд видел в нем только жалкого, растерянного человека, а София пришла к выводу, что сказанное Карлом Лундстрёмом не было выдумано под воздействием препаратов.
Позиция Лундстрёма заключалась в том, что истина известна только ему. Он был убежден в праве сильного – и, соответственно, в собственной привилегии – совершать насильственные действия в отношении более слабого индивида. Он высоко почитал свои качества, гордился ими.
Она помнила, что он говорил.
Его высказывания представляли собой единую долгую защитительную речь.
“Я не считаю, что поступал неправильно, – говорил он. – Всему виной современное общество. Мораль осквернена. Влечение существовало испокон веков. В словах Господа не содержится запретов против инцеста. У всех мужчин присутствует то же желание, что у меня, извечное желание, связанное с их полом. Об этом говорили еще пентаметром. Я создан Богом и действую по его поручению”.
Морально-философские и квазирелигиозные отговорки.
Она могла лишь констатировать, что убежденность Карла Лундстрёма в собственном величии делает его очень опасным человеком.
Человек, считающий себя высокоинтеллектуальным.
Демонстрирует сильный дефицит эмпатии.
Способность Карла Лундстрёма к манипулированию, скорее всего, приведет к тому, что после некоторого времени пребывания в одном из лечебных заведений ему предоставят краткосрочный отпуск, а каждая проведенная им на воле секунда будет означать опасность для других людей.
Она решила позвонить комиссару криминальной полиции Жанетт Чильберг.
В сложившейся ситуации она чувствовала, что ее долг – наплевать на юридические нормы.
Жанетт Чильберг явно, мягко говоря, удивилась, когда София представилась и попросила записать ее на прием, чтобы она смогла рассказать, что ей известно о Карле Лундстрёме.
– Почему вы изменили свое решение?
– Я не знаю, имеет ли это отношение к вашему делу, но думаю, что Лундстрём может быть замешан в чем-то крупном. Миккельсен проверил историю Лундстрёма об Андерсе Викстрёме и видеофильмах?
– Насколько я понимаю, они как раз этим занимаются. Но Миккельсен полагает, что Андерс Викстрём является плодом фантазии Лундстрёма и что они ничего не найдут. Я знаю, что вы его обследовали. Он, похоже, совершенно ненормальный.
– Да, но не настолько, чтобы избежать ответственности за свои деяния.
– Да? Но ведь существуют некая градация болезненного состояния?
– Да, градация наказаний.
– И это означает, что человек с пагубными взглядами может понести за них наказание? – вставила Жанетт.
– Именно. Правда, наказание должно соответствовать преступнику, и в данном случае я рекомендовала тюремное заключение. Я убеждена, что психиатрическое лечение Лундстрёму не поможет.
– Согласна, – поддержала Жанетт. – А что вы скажете насчет того, что он находился под воздействием препаратов?
– Судя по тому, что я прочла, – улыбнулась София, – дозы были недостаточно велики, чтобы иметь решающее значение. Речь идет об очень небольших дозах ксанора.
– Того же препарата, что получал Томас Квик.
– Да-да. Но Квику его давали в совершенно других количествах.
– Значит, вы считаете, что я могу не обращать на это внимания? – Именно. Я считаю, что стоит допросить Лундстрёма по поводу убитых мальчиков. Дуновение из одной открытой двери ведь может приоткрыть другую.
Жанетт засмеялась.
– Дуновение из открытой двери?
– Да, если его утверждения относительно покупки ребенка содержат хоть крупицу правды, не исключено, что вам удастся добиться от него большего.
– Понимаю. Спасибо, что позвонили.
– Не за что. Когда с вами можно встретиться?
– Я позвоню вам завтра утром, и мы вместе пообедаем. Подходит?
– Договорились.
Они положили трубки, и София посмотрела в окно.
На улице светило солнце.
Монумент
Вечером пошел дождь, и все вдруг стало казаться каким-то грязным. София Цеттерлунд собрала вещи и вышла с работы.
Если погода не оправдала ее ожиданий, то с ужином получилось не лучше. София приложила максимум усилий, поскольку это был их последний ужин перед продолжительной разлукой. Микаэля попросили поработать в главном офисе в Германии, и он уезжал месяца на два. Но после вялой беседы он уснул на диване, едва доев десерт, с которым София возилась почти полтора часа, – морковную запеканку со свежим сыром и изюмом. Стоя возле раковины и отмывая бокалы под аккомпанемент доносящегося из гостиной храпа, София чувствовала себя скверно.
На работе не клеилось. Она сердилась на всех, кто имел отношение к обследованию Лундстрёма, – на социальных кураторов, психологов и судебных психиатров. Сердилась на собственных пациентов. От Каролины Гланц она, правда, на некоторое время освободилась, та отменила последние встречи, и благодаря вечерним газетам София знала, что она теперь зарабатывает, снимаясь в эротических фильмах.
Виктория Бергман тоже больше не приходила, к сожалению. Дни заполнялись инструктажем разных начальников по проблемам руководства подчиненными и чтением лекций. В большинстве случаев все шло автоматически, не требовало почти никакой подготовки и в конечном итоге так ей наскучило, что она уже взвешивала, стоит ли игра свеч.
Она решила наплевать на оставшуюся посуду, взяла чашку кофе, пошла в кабинет и включила компьютер. Достала из сумочки маленький магнитофон и положила на стол.
