Человек в стене - Ангстрём Эмма

— Альва, дорогая, что ты там делаешь? — спросила Ванья.

Альва вернулась в гостиную и села на диван, как раз на то место, где раньше всегда сидел папа.

Наклонившись к диванным подушкам, она подумала, что сможет различить его запах — слабую струйку аромата лосьона после бритья или дезодоранта.

В новостях обсуждали политика, который выставил себя дураком на партийной конференции. Рассерженным членам других партий не терпелось высказаться на эту тему.

— Ну и идиот! — сказала мама. Альва заподозрила, что она имеет в виду не того человека, о котором говорят по телевизору. Новости закончились, и Ванья переключилась на другой канал.

— Тот, кто не может контролировать, сколько алкоголя он употребляет, не может быть моим боссом, — в ходе дискуссии говорила женщина людям, сидящим за круглым столом. У нее были ярко-красные щеки, и она размахивала руками, крича в микрофон.

— Ну, ничего хорошего сегодня не показывают, — сказала мама, выключая телевизор. — В любом случае тебе пора ложиться.

Альва почистила зубы и надела мягкую розовую фланелевую пижаму. Вообще-то, она не была особой поклонницей розового цвета, но именно этот оттенок был точь-в-точь таким же, как на бабушкиных картинах, то есть терпимым. Она скользнула под одеяло, и Ванья включила светильник возле окна, предварительно выключив верхний свет. Светильник у окна вращался, отбрасывая на стены желтые звездочки. Она помнила его с самого раннего детства.

— Хочешь, я немножко тебе почитаю? — спросила Ванья, присев на край кровати.

— Да, — ответила Альва. Она приподняла подушку и теперь полусидела в постели.

Ванья подошла к книжным полкам и просмотрела названия на корешках. Альва затаила дыхание, но мама не заметила энциклопедию, спрятанную за другими книгами.

— Ничего себе, ты уже читаешь про Нэнси Дрю! — воскликнула Ванья. — Я, наверное, была по меньшей мере на три года старше, когда читала эти книги.

Она вернулась с «Маленьким принцем» в руках. Альва вздохнула. Она прочла эту книгу уже несколько раз, но решила помалкивать. Она посмотрела на маму. Губы у той снова дрожали.

— Все будет хорошо, мама, — сказала Альва. Ванья шмыгнула носом и вытерла лицо, затем улыбнулась дочери и крепко обняла ее. Альве стало трудно дышать, но она промолчала.

— После переезда все будет в порядке, — сказала Ванья, — начнем все сначала, и всякое такое.

Ее глаза были красными.

— Я думаю, ты скучаешь по папе. Я тоже по нему скучаю.

— Я скучаю по нему больше, — ответила Альва.

— Да, тут ты права. Ты действительно скучаешь по нему больше.

Они немного помолчали, и Ванья чуть-чуть ослабила объятия.

— Но он сказал, что скоро приедет и мы увидимся, — сказала Альва.

— Да, правда? — спросила Ванья. — Поживем — увидим.

Альва открыла книгу, и они стали читать вместе, но уже через несколько страниц девочка прервалась и спросила:

— Может, лучше расскажешь мне про бабушку?

Ванья тяжело вздохнула:

— Опять? Ты же знаешь, я помню не так уж много.

— А ты все равно расскажи, — попросила Альва, впервые за вечер улыбнувшись. Ее щеки стали еще круглее, и на них появились ямочки.

— Ну ладно. — Ванья поудобнее умостилась на кровати. — Твоя бабушка была совершенно уникальным человеком. Она была очень умной, совсем как ты. Ты бы ей понравилась. Вы на самом деле очень похожи. Она была довольно тихой. Часто бабушка просто сидела молча, наблюдая за тем, что происходило вокруг. Ей никогда не нравилось быть в центре внимания.

Альва поправила подушку.

— Она была очень одаренной, но хранила это в тайне, потому что в ее времена женщинам-художницам приходилось нелегко. Никто в семье, кроме меня и дедушки, не знал, что она пишет картины. А иногда, если я прокрадывалась в ее мансардную студию, бабушка сразу уничтожала картину, над которой работала. Резала ее ножом. Теперь я, конечно, понимаю, что она трудилась над чем-то, что хотела сохранить в секрете даже от нас. Это были картины, в которых она задействовала свое шестое чувство. И она никогда их не заканчивала. В гостиной висели все ее картины с цветами и растениями. Я их больше всего любила, но тебя ведь особенно интересуют те, которые она написала, используя свои особые способности, правда?

— Ага. — Альва кивнула.

— Я так и думала. — Ванья натянула себе на ноги одеяло. — Тут холодновато, правда? От окна, что ли, сквозит?

Она немного помолчала.

— Когда мы были маленькими, я думала, что по пятницам бабушка встречается с подругами, пьет с ними кофе и обменивается рецептами. Когда после ее смерти мы обнаружили картины и дневники, то поняли, что на самом деле она устраивала спиритические сеансы. В некоторых ее дневниках были изображения алтаря, такого маленького столика, покрытого кружевной тканью, с фотографиями и серебряным канделябром. Бабушка и ее подруги называли себя Квартетом и собирались вокруг стола, чтобы общаться с миром духов. Бабушка описала в дневнике, как во время одного из сеансов вступила в контакт с духом, который велел ей написать определенные картины. Она называла его Адрианом и говорила, что он ее направляет. Ей нужно было лишь поднести руку к бумаге, закрыть глаза, и картина писалась сама собой, как если бы процесс контролировала какая-то потусторонняя сила. Подруги, с которыми она устраивала сеансы, тоже были художницами, и они тоже рисовали то, что духи показывали им во время этих встреч. Члены Квартета заявляли, что «одалживают свои тела более могущественным силам». Видишь ли, они вроде бы лишь служили посредницами духов, а создание картин было автоматическим процессом. В своих блокнотах бабушка писала, что мы живем в материалистическую эпоху и осознаем лишь крохотную часть мира. И если кто-то хочет увидеть, как все взаимосвязано, он должен раздвинуть границы своих чувств.

Девочка тихо лежала и смотрела в потолок расширившимися глазами. Ванья взяла ее за руку.

— Альва?

— Что?

— Ты же понимаешь, что бабушка все это просто воображала, правда? Все эти истории про духов, которые направляли ее, когда она писала картины… Ты же знаешь, что никаких духов не бывает, да?

Альва вздохнула и повернулась в постели.

— Конечно, мама.

Ванья прошла к окну и выключила светильник.

— Ну и хорошо, милая. Спокойной ночи, я оставлю дверь немножко приоткрытой.

— Нет, лучше закрой ее, — попросила Альва, натягивая одеяло. Она подождала, услышала, как мама заперлась в ванной, и встала с кровати. Подошла к стеллажу с книгами и вытащила энциклопедию. Открыла ее и начала листать хрупкие потрепанные страницы.

* * *

Альва полностью проснулась, стоило ей только открыть глаза. Что-то разбудило ее, но она не знала, что именно. Она прислушалась, не шумят ли на лестничной площадке. Все было тихо. Она села в кровати.

Она взяла тяжелую книгу о сверхъестественных явлениях, натянула на голову одеяло и включила под ним фонарик. Это было все равно что сидеть в пещере.

Когда Альва открыла книгу, клей снова посыпался с корешка и из переплета выпало еще несколько страниц. Она сложила их в правильном порядке и вложила обратно в книгу. Потом зажмурилась, наугад раскрыла книгу и вслепую ткнула в нее пальцем. Снова открыла глаза и стала читать отрывок, в который угодил палец.

«В случаях автоматизма художник или писатель не осознают своих действий, создавая художественное произведение. Такой феномен носит название диссоциации и является формой раздвоения личности. Сообщество творческих людей давно уже ставит в тупик вопрос о том, является ли новая личность, которая управляет телом, частью души художника, или отдельным существом либо духом, получившим доступ к его физическому телу.

Нередко, очнувшись от состояния, подобного гипнозу или трансу, художники не узнают собственные работы. Иногда их картины бывают подписаны чужими именами, часто — именами уже умерших людей, которые таким образом провозглашают себя авторами новых художественных произведений.