Владимир Цмыг - Дикая стая
Жакан из правого ствола расколол череп лахтака. Еще не отгрохотало эхо, а нерпичий пляж пуст, лишь круги широко разбегались у галечной полосы.
Тяжеленную тушу ворочая слегой, подкладывая под нее лапник, Степан с морского зайца долго сдирал шкуру, толщиной в палец.
В тяжеленную шкуру завернув сердце, печенку, лучшие куски мяса, бруски сала для светильников, Степан по воде потащил большой, окровавленный узел.
С другого берега, отдыхая на валуне, он наблюдал, как голодная стая набросилась на добытого им морзверя. Море помогало полуволкам, приливной волной двигало наверх огромный кусок мяса и жира…
ГЛАВА 3
Середина августа. На смену кете пришли косяки кижуча, но их намного меньше. Отнерестившейся рыбой Степан доверху наполнил глубокую яму, засыпал землей. Зимой, когда для собак наступит тяжкое время, он вскроет могильник. Мерзлая, вонючая масса такое лакомство для них! Весной после лежки медведи даже землю жрут со стенок уже пустых ям…
Тем временем в стае собак поубавилось, при вожаке такого бы не случилось. Росомаха не тот зверь, который отступает, одновременно похожая на куницу, собаку и медведя. Пышный, длинный хвост, широкие лапы со страшными, полувтягивающимися когтями, куньи уши.
Когда Степан с обрезом подбежал к визжащему, рычащему клубку (в центре, как черт, вертелся какой–то буроватый с сединой зверь), два красивых, широкогрудых кобелька задними лапами судорожно скребли землю. Из разорванных животов толстыми червями выползали лилово–красные, с перламутровым блеском кишки.
…Полный прилив. Оранжевый свет луны темно–золотой чешуей мерцал на груди мерно дышавшей бухты. Словно комарик, где–то далеко нудел мотор.
Четко выделяясь на воде, по обе стороны отбрасывая белые «усы», дюралька вырулила из–за мыса «Упавшей скалы». За рулем мужик в ватнике и бейсболке, рядом женщина в кожаной куртке и ярком платке. Собаки, выгибая широкие спины, настороженно вглядывались в море.
Мужик взял правее, видимо, хорошо знал эти места, шел точно по фарватеру речки. С выключенным мотором лодка по инерции двигалась к полузатопленным кустам. Стальной, трехлапый якорь вцепился в корень кедрача.
О ветки и сучья обдирая лицо, крича, Степан кинулся вслед стае. Рычащие полуволки в полукольцо взяли лодку — мгновение и случится непоправимое. «Вертикалка» мелко дрожала в руках мужика, пальцы на обоих спусковых крючках. Хрипя, как сохатый, Степан пинками раскидал собак. Лишь их ему было жалко, людей в лодке сейчас он ненавидел. Впервые в жизни почувствовал себя собственником, вся долина принадлежала ему, и вдруг появляются чужаки!
— Опусти стволы! — прорычал Степан. — Только двоих успеешь уложить…
В побелевших пальцах мужика ружье прыгало, как живое. С глазами круглыми от ужаса, прижав руки к груди, девушка в кожанке каменно застыла на скамье. Заикаясь от пережитого страха, мужик с усилием расцепил челюсти.
— Тттвввои зззверюги!..
— Мои…
— Да это ж волчары, мать их в душу!.. — брызгая слюной, заорал мужик в бейсболке, этим криком словно маскируя свою недавнюю слабость и беспомощность..
— Еще похлеще… — с оттенком гордости за собак мрачно проронил Степан. Ему очень не хотелось незваных гостей приглашать в пещеру, придется врать, изворачиваться. Мужик в ватнике ему не нравился: глазки быстрые, сторожкие, колючие. Такие все сразу цепко схватывают… К тому же Степан не знал, в этих местах держат ли до сих пор собачьи упряжки. Хотя довольно прохладно, мужик грязным платком вытер взопревший лоб, лысую голову. Лицо у него в многочисленных складках и шрамах, кончик широкого носа приплюснут, скулы в белесой щетине.
Прихрамывая (собачьи зубы крепко сдавили ступню), Степан вел испуганно оглядывающихся гостей. Оборачиваясь, он натыкался на взгляд девушки, в ее ночных глазах разгорался огонек интереса, какого–то узнавания, как будто прежде она знала Степана…
В пещере девушка испуганно взвизгнула и смущенно рассмеялась. Возле ее ног Степан поймал пузатого Ваську и сунул за пазуху. Крыса высунула мордочку, бусинки глаз налиты любопытством, она принялась чихать. Степан весело усмехнулся, уловив полузабытый запах «тет–а–тет»
Невольно морщась от вони плохо выделанных шкур, девушка с любопытством оглядывала тесное жилье, исподтишка изучая бородатого отшельника в дранном турецком джемпере, промасленных джинсах с кожаными наколенниками. От дрожавшего света светильников глаза ее становились то синими, то наливались зеленью, то вдруг темнели, в них на мгновение проскальзывало что–то дремучее, ведьмачье… Густые медные волосы туго заплетены во французскую косу, кожа лица белая, гладкая, без единого пятнышка, губы толстые, яркие.
Не удержавшись, Степан загляделся на нее: таких красоток он видел в иллюстрациях порножурнала, принесенного морем. Он научился не замечать их непристойные позы, отмечая лишь красоту…
В глазах рыжеволосой вспыхивал лукавый, тайный огонек: так смотрит женщина на любовника в присутствии мужа… Выгибая талию от тяжести объемистой сумки (в таких коробейники возят товар за бугор), она поставила ее в угол. Прошуршали молнии высоких сапог, с вздохом облегчения девушка пошевелила пальцами ступней в полупрозрачной черни чулок. От пламени очага и коптящих светильников серебряные узоры на ее тонком джемпере наливались киноварью.
— Мотор, или что другое? — задал вопрос Степан.
— Да–а–а, видать, ты здесь надолго устроился, уютно, как в хате, — гость как будто и не слышал заданного вопроса.
— Так что же? — не отставал Степан.
— К утру думал проскочить в поселок, ей туда надо, но посреди пути движок забарахлил, пока ремонтировал, тут и ночь…
Лысый врал: якобы сломавшийся мотор, лишь причина, чтоб причалить к берегу. В рюкзаке у него бутылка спирта, днем бы рыбки наловил, глядишь, и уговорил бы пассажирку… Заметная у нее была мамаша, ныне покойная, та все с начальством крутила. Девке в лодке не сказал, что знал ее мать, это сейчас ни к чему… Эту же долину (проклятое место!) он с юности знает. Тут очень давно жиротопки стояли, потом рыббаза, ее по пьяни спалили, кого–то из карабина шлепнули, а сторожа, пьяного в стельку, крысы в бараке живьем сожрали… Раньше через долину шла тропа, но скала перекрыла ее, а потом эти псы вовсе запечатали долину! Краем уха слышал об этой недавно появившейся здесь дикой стае.
Забывшись, Степан к лицу поднес буханку черного хлеба, с наслаждением вдыхая кисловатый запах. Увидев это, гость еще больше утвердился в своих подозрениях насчет хозяина пещеры, воняющего рыбой и нерпичьим жиром. Точно конфету Степан посасывал хлебную корочку, с удовольствием ощущая кисловатый вкус.
Открыв литровую пластиковую бутылку со спиртом, лысый вопросительно взглянул на Степана, тот отрицательно качнул головой:
— Вот курева бы?
Девушка метнулась к своей сумке, эту поспешность ревниво отметил хозяин лодки. В ее руках увидев целый блок «кемел», он мрачно насупился, поняв, что от пассажирки ему уже ничего не обломится.
Большими глотками он опростал кружку разведенного спирта, побагровев, крякнув, ладонью в тазике зачерпнул икры.
— Меня кличь Никодимычем, а ее…
— Евдокией! — опередила его девушка.
…Сунув рюкзак под голову, гость громко захрапел, широко раскинутые ноги желтели сопревшими пятками. На кирзовой роже спящего прошлая житуха пропахала столько шрамов и морщин, что не надо быть большим психологом и физиономистом, чтоб определить их причину…
Степан чуял в нем хитрого, алчного, на все способного, врага. Сунув Ваську за пазуху, он вышел из пещеры.
Евдокия всю дорогу кляла себя, что связалась с этим лысым хорьком! Но в райцентре тогда стоял густой туман, «кукурузники» не летали, надоело торчать в грязном аэропорту, а тут как раз этот со своей лодкой подвернулся…
Но чего только судьба не вытворяет! Право же, пути Господни неисповедимы!.. Здесь, в этой дыре, тот, о ком она думала все эти последние месяцы, после той единственной, но незабываемой ночи! Когда Степан мертвецки пьяный спал в ее квартире, она заглянула в его документы. Через несколько дней кинулась к нему, а дворника и след простыл… А теперь, надо же, притворяется так ловко, как будто видит ее впервые!
В тот день в ресторане Евдокия ждала нужного человека. Сидящие за соседним столиком двое мужчин средних лет, богато и шумно пировавшие, привлекли ее внимание. Впервые за семь лет жизни в этом чужом, громадном городе она услышала до боли родное слово «Гижига»!
Ярко полыхали мохнатые звезды, в кустах шумно вздыхали псы, возле ограды суки виляли хвостами. Смута ворвалась в душу Степана, и она томилась в растерянности. Еще вчера, лишь проснувшись, он знал, что ему делать, теперь же… В прошлом у него много было женщин, и выражению их глаз он привык доверять больше, нежели их словам… Эта красивая девица вызывала тревогу, в ней было нечто такое…
