Джеффри Линдсей - Двойник Декстера

Как ни странно, мы спокойно выходим и едем в тем­ноту. Нет никаких признаков погони. Не воют предупреж­дающе сирены, не визжат покрышки, не слышится треск раций, не звучат угрозы, предвещающие Приближающу­юся Погибель.

Когда я наконец, напряженно и осторожно, выбираюсь из этого района, одна-единственная мысль, бессмыслен­ная и глупая, то и дело возвращаясь, бурлит во мне, напо­миная непрерывный плеск волн на каменистом пляже.

Нас видели.

Эта мысль не покидает меня, когда я избавляюсь от останков, и неудивительно. Я еду, одним глазом погляды­вая в зеркало заднего вида, в ожидании ослепительной вспышки синего света неподалеку от бампера и резкого короткого воя сирены. Но ничего так и не происходит, даже после того, как я бросаю машину Валентайна, сажусь в свою и опасливо пробираюсь домой. Ничего. Я предо­ставлен самому себе и нахожусь в полном одиночестве, преследуемый только демонами собственного воображе­ния. Невероятно. Кто-то видел меня в действии, вполне недвусмысленном. Он смотрел на аккуратно расчлененное тело Валентайна и на довольного мясника, стоящего над останками. Не нужно решать дифференциальное уравне­ние, чтобы получить ответ; А плюс Б равняется Старина Спарки[1] специально для Декстера, и кто-то, придя к это­му решению, сбежал и выбрался в безопасное место, но почему-то не вызвал полицию.

Нелепо. Безумно, невероятно, невозможно. Меня за­стукали — и я скрылся без всяких последствий. Я не мог поверить в это, но медленно и постепенно, пока я припар­ковывался возле дома и некоторое время сидел в машине, моя Логика вернулась из дальнего путешествия на остров Адреналина. Облокотившись на руль, я принялся друже­ски беседовать с самим собой.

Ну ладно, меня видели in flagrante iugulo[2], и я имел все основания ожидать немедленного изобличения и ареста. Но до сих пор этого не произошло: я — дома, избавился от улик, и ничего не осталось, чтобы доказать мою при­частность к тому сладкому ужасу в заброшенном доме. Кто-то мельком взглянул на происходящее, да. Но там было темно — скорее всего слишком темно, чтобы разгля­деть мое лицо, особенно пребывая в состоянии испуга, за одну секунду, тем более я стоял вполоборота. И вряд ли кто-нибудь сумел бы в расплывчатой фигуре, державшей нож, распознать реального человека, живого или мертво­го. Пробив по номерам машину Валентайна, сыщики выйдут только на Валентайна, а у меня имелись веские основания полагать, что он не ответит на их вопросы, ну если только не прибегнуть к столоверчению.

В том исключительно маловероятном случае, что меня все-таки узнали и решатся выдвинуть безумное обвинение, полиция не найдет никаких улик. Перед ними предстанет человек с безупречной репутацией стража порядка, кото­рый, разумеется, будет держаться с достоинством и по­смеется над нелепыми заявлениями. Естественно, никто в здравом уме не поверит, будто я, хотя бы теоретически, мог совершить нечто подобное, — разумеется, кроме моей персональной немезиды, сержанта Доукса, однако и у не­го ничего нет, кроме подозрений, которые он вынашива­ет так долго, что, наверное, уже испытывает от этого удо­вольствие.

Что остается? Не считая зыбкого представления о чер­тах моего лица, да и то весьма туманного. Что из увиден­ного загадочным свидетелем способно отрицательно ска­заться на желании Декстера оставаться на свободе?

Шестеренки и колесики в моем могучем мозгу крути­лись и щелкали, пока наконец я не получил ответ: ничего.

Мне не смогут предъявить ничего из того, что этот та­инственный перепуганный наблюдатель мог увидеть в темном заброшенном доме. Единственный возможный вывод, чистая дедукция, без вариантов. Я находился дома и на свободе, и, судя по всему, мне удастся и впредь пре­бывать в этом состоянии. Я сделал глубокий вдох, вытер руки о штаны и пошел домой.

Там, конечно, царила тишина, поскольку все давно спали. До меня донеслось легкое похрапывание Риты, когда я заглянул к Коди и Эстор. Они мирно почивали и видели свои короткие жестокие сны. Дальше по коридору, в спальне, лежала крепко спящая Рита, а в колыбельке свернулась Лили-Энн, чудесная и невероятная годовалая Лили-Энн, смысл моего нынешнего существования. Я стоял, глядя на малышку и восхищаясь, как всегда, совер­шенством ее лица и красотой крохотных пальчиков. Лили-Энн — начало всего хорошего, что есть в Декстере Номер Два.

Я многим рисковал сегодня, вел себя глупо, бездумно и чуть не заплатил самую высокую цену — арест, тюрьма, невозможность побаюкать в объятиях Лили-Энн, подер­жать ее за ручку, когда она неуклюже делает первые шаги... и, разумеется, я потерял бы возможность разыскать оче­редного милого друга вроде Валентайна и отвести его на Темную Игровую Площадку. На кону оказалось слишком многое. Теперь придется залечь на дно и вести себя очень примерно, пока я окончательно не удостоверюсь, что го­ризонт чист. Развевающиеся юбки старой шлюхи по име­ни Фемида на ходу задели меня, и больше я не стану по­лагаться на удачу. Нужно отказаться от Ужасающих Уве­селений и сделать так, чтобы образ Папочки Декстера слился с моей подлинной сутью. И может быть, на сей раз пауза навсегда. Так ли мне нужно рисковать самым цен­ным, чтобы совершать эти страшные и прекрасные дела? Я услышал негромкое, удовлетворенное, насмешливое хихиканье Темного Пассажира, который отправился от­дыхать. «Да, нуж-ж-жно», — прошипел он сонно и до­вольно.

Но не сейчас. Сегодняшний вечер еще не окончен, и я о нем не забуду. Меня видели. Я забрался в постель и закрыл глаза, но нелепый страх разоблачения вновь посе­тил мой разум. Я боролся с ним, выметал неумолимой метлой логики. Я — в абсолютной безопасности. Меня не узнают, я нигде не оставил улик, и рассудок подсказывал: проделанное сошло мне с рук. Все в порядке... хотя сам я так в это и не поверил, но наконец провалился в беспо­койный сон без сновидений.

На следующий день на работе не произошло ничего такого, о чем стоило бы тревожиться. В лаборатории по­лицейского департамента Майами-Дейд царило полное спокойствие, когда я приехал. Воспользовавшись утрен­ним затишьем, я включил компьютер. Тщательный обзор вчерашних отчетов подтвердил: никто не звонил с прось­бой о помощи и указанием на маньяка с ножом в забро­шенном доме. Не о чем волноваться, никто меня не искал. Если этого не случилось до сих пор — значит, не случится никогда. Пока что я был в безопасности.

Логика согласилась с официальным отчетом: я — в безопасности. И в течение следующих нескольких дней она продолжала мне это твердить, но почему-то дурацкий мозг отказывался верить. Сидя за работой, я ловил себя на том, что поднимаю плечи, защищаясь от удара, который и не собирался обрушиваться — я знал, он и не обрушит­ся, но все-таки ожидал его. Я просыпался ночью и при­слушивался, не стягивается ли вокруг дома отряд быстро­го реагирования.

Но ничего не случалось, во мгле ни разу не зазвучали сирены, никто не постучал в дверь и не надавил на гудок, требуя моего немедленного выхода с поднятыми руками. Жизнь катилась по хорошо наезженной колее, правосудие не требовало головы Декстера, и вскоре начало казаться, будто какой-то жестокий незримый бог поддразнивает ме­ня, смеется над моей постоянной бдительностью, издева­ется над бессмысленными дурными предчувствиями. Слов­но ничего на самом деле и не произошло или Свидетель погиб от внезапного самовозгорания. Но я не мог избавить­ся от ощущения, будто ко мне что-то подбирается.

Я ждал, и волнение росло. Работа стала мучительной проверкой на выносливость, ежевечернее сидение дома с семьей — неприятной обязанностью. Воодушевление по­кинуло Декстера.

Когда напряжение становится слишком сильным, взрываются даже вулканы, а они-то — из камня. Я же сделан из материала помягче, а потому не стоит удивлять­ся, что, проведя три дня в ожидании удара, я наконец взорвался.

Рабочий день выдался особенно неприятным без вся­ких видимых причин. Гвоздем программы стал полураз­ложившийся труп какого-то утопленника, который, веро­ятно, некогда был молодым человеком, оказавшимся не по ту сторону крупнокалиберного пистолета в момент выстрела. Пожилая чета из Огайо обнаружила бедолагу, наехав на него своей взятой напрокат понтонной лодкой. Шелковая рубашка утопленника намоталась на винт, и почтенный житель Экрона пережил легкий сердечный приступ, когда, наклонившись через борт, чтобы очистить лопасти, увидел, как из воды на него смотрит лицо, тро­нутое тлением. Привет, добро пожаловать в Майами.

Когда об этом стало известно, копы и эксперты нема­ло повеселились, но теплые товарищеские чувства не мог­ли проникнуть в грудь Декстера. Мрачные шутки, обычно вызывающие у меня самый лучший поддельный смешок, теперь резали слух, как скрежет ногтей по грифельной доске, и я, лишь чудом сохраняя самоконтроль и молча закипая, пережил полтора часа идиотского веселья, нико­го не поджарив. Но даже неприятнейшие испытания в конце концов заканчиваются. Поскольку тело слишком долго пробыло в воде, на нем не осталось никаких следов крови, поэтому моего профессионального заключения, в общем, не потребовалось, и я наконец вернулся за свой стол.