Лиза Скоттолине - Улыбка убийцы (в сокращении)
— А где хранились записи о заключенных? — Отец был человеком необразованным, но умным. Мэри, окончившая Пенсильванский университет и юридическую школу, даже и не надеялась набраться когда-нибудь такого же ума.
— Насколько я знаю, их держали в форте Мизула, а когда лагеря закрыли и интернированных выпустили, документы отправили в Национальный архив.
— Так, может, туда не все дела попали.
Мэри пожала плечами. Кофе сварился, и ей захотелось помочь родителям — расставить чашки, убрать со стола, но это было бы нарушением правил. Отец уже сунул ноги в шлепанцы, снял кофейник с плиты и понес его к столику, а мама, выключив плиту, стала доставать что-то из ящичков — это был самый изящный их танец. Мариано и Вита Динунцио были женаты уже целую вечность и буквально сроднились во всем.
— Может быть, его дело изъяли потому, что он умер в лагере, — сказал отец, наливая кофе Джуди. Она поблагодарила его и положила в чашку три ложки сахара. — А может, дело отправили куда-то после его смерти. Кто-нибудь еще в лагере умирал?
— Я обнаружила трех других скончавшихся в лагере итальянцев, однако все они умерли естественной смертью. Покончил с собой только Амадео. — Мэри слышала, как за ее спиной мать опускает в кипяток ньокки. — Я сейчас просматриваю все документы по второму разу, ищу его имя. Может быть, так мне удастся выяснить, что стало с его судами и бизнесом.
— Бедняга. — Отец налил кофе Мэри. — Ну а что еще у вас нового, девочки?
— На Мэри надвигается очередное свидание, — прочирикала Джуди. — С юристом, другом Энн.
— Это хорошо, — сказал отец. Мэри и рта не успела открыть. — Самое время, Мар. Дай молодому человеку возможность показать себя. — И отец направился с кофейником к плите.
— Дам, пап. Обязательно, — кивнула Мэри. Она понимала, что проигрывает на всех фронтах. Ее родители любили Майка не меньше, чем она, однако в последнее время даже они пытались как-то устроить ее судьбу.
Отец вернулся к столу, а мать стала сливать воду с готовых ньокки в дуршлаг. Над раковиной поднимались клубы пара.
— Готово! — Миссис Динунцио перенесла блюдо с горячими ньокки на стол и полила их томатным соусом.
При виде еды все оживились. Миссис Динунцио с гордостью придвинула блюдо к Джуди:
— Свеженькие, для Джуд. Сыр на столе.
— Спасибо, миссис Ди, — сказала Джуди и, схватив столовую ложку, положила себе горку ньокки.
Мэри не отставала от подруги.
— Выглядит замечательно, ма, — сказала она. — Спасибо.
— Ладно-ладно. — Мать погладила Мэри по спине. — Мария, а ты попросила святого Антония помочь тебе с документами?
— С какими документами?
— Брандолини. Ты же ищешь его документы.
Мэри не сразу поняла, что мать слышала весь разговор за столом, — а ведь могла бы и догадаться. Итальянские мамы обычно отличаются способностью слышать все, о чем говорят их дети.
— А, ты насчет дела Амадео.
— Si. Ты просила святого Антония помочь тебе в поисках?
— В общем-то да, — призналась Мэри.
Эту молитву она выучила еще в начальной школе: «Святой Антоний, святой Антоний, пожалуйста, помоги. Я кое-что потеряла и не могу найти». На всякий случай она помолилась и святому Иуде, потому что не очень хорошо понимала, кто из них главный в подобных делах.
— Ну, тогда их, выходит, забрали, — постановила с типичной для нее категоричностью мать.
— Кто кого забрал? — нахмурилась Мэри.
— Документы Брандолини. Кто-то забрал их!
— Ты думаешь, кто-то забрал его дело?
— Si. Не хотел, чтобы его увидели. Вот и забрал.
Джуди вдруг отложила вилку, в ее лазурных глазах появилось сомнение.
— Очень может быть, миссис Ди. Я бы, узнав, что кто-то попытался зарыть поглубже документы о самоубийстве в лагере, поверила в это сразу.
— Хм, вполне возможно, — сказала, словно размышляя вслух, Мэри. — Самоубийство Амадео бросило тень на лагерь. Его начальство долгое время пыталось скрыть случившееся даже от интернированных итальянцев.
Вита Динунцио пригрозила дочери пальцем:
— Мария, я чувствую, здесь есть что-то недоброе. Ты помолилась и ничего не нашла? Значит, кто-то забрал документы!
Глава 3
Мэри разглядывала очередного мужчину, с которым ей подруги устроили свидание. Джейсон Пагонис пристально изучал меню. Ровесник Мэри, высокий, довольно красивый, с приличной стрижкой и карими глазами. Одет он был в черную спортивную куртку, футболку и джинсы. Короче говоря, все в норме. Мэри придется постараться, чтобы найти в нем какой-нибудь изъян.
— Так что вы будете? — неожиданно спросил Джейсон.
Черт, задумалась! Мэри покраснела:
— Не знаю. А что здесь вкусно?
— Здесь все вкусно. Ресторан принадлежит Масахару Моримото, «Железному шефу». Слышали о таких?
— Конечно, — кивнула Мэри. У нее мама была «Железным шефом».
— И дизайн мне нравится. Интересный, да?
— Пожалуй.
Мэри огляделась вокруг. Такое она видела только в мультиках. Столы и кресла были сделаны из акрилового пластика, люцита, и подсвечивались лампочками разных цветов. Цвета эти постоянно менялись. Вот сейчас, например, кресло Мэри было синим, и стало быть, ее попа тоже, а минуту назад попа была зеленой.
— А какой у них сайт, с ума можно сойти.
— Да уж наверное.
Рестораны, у которых есть сайты, всегда внушали Мэри подозрение. Хотя, если быть честной, сегодня она вообще была склонна к подозрительности. Проработала целый день, а дела Амадео так и не нашла, даже святой Антоний не помог. Может быть, его действительно конфисковало правительство?
— Если говорить о закуске, я бы выбрал «шира-ае». — Глянув на свою спутницу, Джейсон снисходительно улыбнулся: — Это спаржа в кунжутном масле.
Брр!
— Мм, а что здесь хорошего из основных блюд?
— «Иши яки берл боп».
— А это что такое? — прямо спросила Мэри.
— Желтохвост с рисом, очень вкусный. Что касается десерта, я выбрал бы «тогараши» — это японские оладьи из батата.
— Прекрасно. Люблю оладьи. Оладьи — это я понимаю.
Мэри закрыла свое меню, Джейсон свое.
— Прекрасно.
Теперь, когда все было прекрасно, Мэри сильно захотелось уйти, но она понимала: от нее ожидают, что она будет вести беседу.
— Так вы учились в Стэнфорде вместе с Энн?
— Да. Как она?
— Сейчас она в отпуске на Сент-Барте.
Едва успев начать разговор о своей коллеге по фирме, Мэри сообразила, что лучше бы его сразу и закончить. Энн Мерфи была очень яркой девушкой, и любой мужчина, подумав об Энн, тут же расхотел бы сидеть в разноцветном ресторане с кем-то еще. И Мэри постаралась придумать другую тему:
— Так вы работали в «Правовом ревю»?
— Да, пока не ушел, чтобы больше заниматься музыкой. Мы играем альтернативный рок. Когда у нас все получается, мы звучим почти как «Флеминг Липс». Слышали о таких?
— Нет. — Мэри совершенно не интересовалась рок-музыкой, к тому же мысли ее то и дело возвращались к Амадео. Мэри боялась, что так ничего об Амадео выяснить и не сможет. Почему ее это так волнует? И вдруг она поняла — потому что, если не сможет, получится, что Амадео никакого значения не имел, а он имел. Каждый человек имеет значение. И Майк имеет, хоть его больше нет. Она все еще любила его. Она давно уже поняла, что со смертью человека любовь к нему не кончается.
— Тогда какую музыку вы предпочитаете, Мэри?
Задумавшись о своем, Мэри не успела придумать что-нибудь впечатляющее и сказала правду:
— Синатру.
— Фрэнка Синатру? Неожиданно, — сказал Джейсон. — Я слышал, где-то в городе есть фреска с его изображением.
— Есть, на углу Брод и Уортон. — Наконец-то разговор коснулся того, что Мэри знала. — Высотой почти в семь этажей. А еще есть фреска с портретом Марио Ланца.
— Марио Ланца? А кто это?
Это классика, голубчик. Мэри прошиб пот.
— Ланца был великим тенором. Он пел в сороковых.
— Так давно? Да… — Джейсон покашлял. — Так Энн говорила, что вы работаете над одним очень интересным делом. Не расскажете о нем?
Нет.
— Конечно. Я пытаюсь добиться возмещения ущерба, который был причинен человеку, интернированному во время Второй мировой войны и покончившему с собой.
Джейсон чуть не поперхнулся. Самоубийство — не лучшая тема для первого свидания, и Мэри попыталась исправить ошибку:
— В Национальном архиве я работала с документами, которые печатались еще на настоящих пишущих машинках под копирку, представляете?
Джейсон негромко фыркнул:
— Мэри, у вас душа старушки.
— Правда? — опешила Мэри.
— А вы послушайте себя. — Джейсон помолчал. — Вам нравится все старое. Старая музыка. Прошлое.
Разве это плохо? — хотела спросить Мэри, но не смогла. Ей вдруг стало неловко, а потом на нее навалилась такая печаль. Печаль, потому что после смерти Майка она словно оборвала все связи с миром. Она не принимала ни в чем участия. Даже своему поколению она больше не принадлежала. И сейчас она каждой клеточкой своего существа хотела одного: уйти домой.
