Виктор Каннинг - На языке пламени
— Где я буду жить?
— В Париже вам сообщат. Дом находится в Англии.
— К чему эти тайны?
— Так работают некоторые правительственные учреждения, особенно с такими незаурядными людьми, каким был профессор Диллинг.
Она понимающе кивнула и, как он понял, заставила себя сказать то, что от нее хотели услышать.
— Бедный Гарри… подумать только, умер, едва простившись со мной, а я узнала об этом лишь через несколько недель. Что бы я делала без миссис Харроуэй? — Ее лицо стало серьезным, словно она решала, нужно ли теперь, по правилам хорошего тона, выдавить слезу. Неожиданно она улыбнулась и сказала:
— Наверно, спуталась бы с каким-нибудь итальянским Ромео.
«Вероятно», — подумал Гримстер.
— Как мне вас называть? — спросила Лили. — Все время мистером Гримстером?
— Мое имя Джон, — ответил он. — Если хотите, давайте называть друг друга по именам: Джон и Лили.
— Хорошо. Но я лучше буду звать вас Джонни. Да и вправду ли вы… ну, как это называют агентов секретной службы?
Он нарочно засмеялся, чтобы отмести подозрения Лили:
— Боже мой, о чем вы? Я просто работаю в Министерстве обороны. Я служащий. Мы лишь хотим, чтобы вы помогли нам в одном вопросе, связанном с Диллингом. Только никто об этом не должен знать. Если встретите знакомых, скажите, что возвращаетесь в Англию улаживать дела с наследством и будете жить за городом.
Она никому не успеет ничего сказать. С той минуты, когда он посадит ее в машину, чтобы отвезти в аэропорт, она не сможет встретиться ни с кем.
К его удивлению, она ответила:
— Вообще-то, я не верю вам, Джонни. У вас такой вид, будто вы что-то скрываете. У виллы, где я жила с Гарри, однажды целый день проторчал человек, так Гарри окрестил его шпиком и сказал, что платят ему зря.
— Шпиком можно назвать каждого, кто хочет что-то узнать, — ответил Гримстер. — Мир полон ими. Парни, что рыскают в фургонах и выведывают, есть ли у вас лицензия на телевизор. Инспектора, вообразившие, что вы бьете собаку или жену. Таких полчища. — Он улыбнулся и продолжил, подбирая слова, которые она поймет и одобрит: — Я служащий. Работаю от звонка до звонка, пока не случается что-нибудь необычное, вроде происшедшего с вами. Заняться подобным делом время от времени хочется каждому. Несколько недель жить в роскошном особняке с красивой девушкой и задавать ей разные вопросы. Не думайте, что мы заставляем вас сотрудничать с нами даром. Вы унаследуете все, что принадлежит Диллингу. Возможно, мы раскопаем то, о чем не знают стряпчие и что принесет вам деньги, много денег. А если нет, за беспокойство вам все равно заплатят, вы приятно проведете месяц, а потом, если пожелаете, вернетесь к миссис Харроуэй.
— Она добрая и многому меня научила во время наших путешествий. Иногда, например, чтобы добиться своего, нужно нагрубить портье или официанту. С первой минуты вести себя так, будто ресторан или отель принадлежат вам, и ни на миг не расслабляться. Когда есть деньги, это срабатывает. И все же… теперь, с пятью тысячами, я не знаю, возвращаюсь или нет. То есть: «возвращусь или нет». — Лили рассмеялась. — Гарри обругал бы меня за такую грамматику. Когда мы встретились, я не знала, что такое безличное предложение и деепричастный оборот, говорила, к примеру: «Купив платье, мне тут же захотелось его надеть…» Бедный Гарри. Он всегда был терпелив и ласков со мной, хотя сблизиться с ним по-настоящему не так-то просто. — Она положила ногу на ногу, оправила юбку и, поигрывая зажигалкой, с первой за весь разговор ноткой кокетства продолжила: — Наверно, и вы такой же. Терпеливый и ласковый, когда нужно, а что у вас на душе, узнать трудно.
Гримстер улыбнулся, догадываясь, что она понемногу привыкает к нему. Догадывался он и о том, что трудностей Лили ему не создаст, хотя за ее кукольным личиком и роскошным постельным телом явно скрывается сильный характер. Глядя на мягкие соблазнительные изгибы ее ног, на пухлую округлую грудь, Гримстер понимал, что несколько лет назад она могла бы свести его с ума. А сейчас он отрешенно думал только о том, как расколоть ее, завладеть ее разумом и мыслями. Он лишь хотел настроиться на ее волну и записать сигналы, которые она излучает. Терпеливый, ласковый, но скрытный. Все чувства, кроме любви, увяли в нем с гибелью Вальды.
Гримстер вылетел в Лондон, оставив Лили в английском посольстве в Париже. Гримстера немного удивило, что его заставили ехать в Сен-Жан-де-Люс и отвозить девушку в Париж. Можно было встретить ее и в Хай-Грейндж. Может быть, сэру Джону захотелось превратить их знакомство в своеобразную проверку? Он не знал этого и знать не хотел. Дан приказ — выполняй его беспрекословно. Задавать вопросы не твое дело.
В первый же день после возвращения к Гримстеру, прямо к вечернему виски, завалился Гаррисон. Его Гримстер знал со времен колледжа в Веллингтоне. Гаррисон тогда жил в соседней комнате и не умел сварить стакан какао, но всегда носил в карманах рогатки, силки, даже имел запрещенное в общежитии складное духовое ружье, втихаря охотился на белок и кроликов, ставил подпуска на озере и однажды вытащил трехфунтового карпа с порядочно испорченным плесенью боком. Гаррисон и теперь расставлял силки и занимался браконьерством. Он понимал, что рано или поздно попадется, но это ничуть не омрачало радость, которую он испытывал, обманывая и плутуя. Гаррисон был толст, страдал одышкой, но лишь посмеивался над будущим — были бы всегда такие деньги, как теперь, да женщина, с которой можно переспать, да возможность заниматься темными делишками, ходить бесшумно и знать привычки владельца каждого крольчатника. Гаррисон никогда ни на кого постоянно не работал, знал и наших и ваших, легко переходил от одних к другим, угождая лишь собственным сумасбродным привычкам — просвещенный дикарь, который не в ладах с обществом, посадившим его в клетку. Узнав о дружбе Гримстера с Гаррисоном, сэр Джон приказал поддерживать ее: Гаррисон считал, что может вытягивать сведения из Гримстера, а сэр Джон — что Гримстер способен немало выведать у Гаррисона.
Гаррисон налил себе виски.
— Джонни, пару деньков я скучал по тебе.
— Ну и как, тяжело?
— Нет. Ты часто проверяешь, есть ли в доме «жучки»?
— Никогда. То, что говорится здесь, я ни от кого не скрываю.
Гаррисон усмехнулся, удвоил дозу виски в своем стакане и опустил толстый зад в кресло. Потом кивнул, выпил и сказал:
— Поработай немного со мной — получишь кучу денег.
— Мне деньги не нужны.
— Может, появилось желание отомстить?
— Еще одно слово об этом, и я тебя вышвырну.
— Меня не так-то легко вышвырнуть. Когда я взвешивался последний раз, вышло сто четырнадцать кило. А ты меня не обманешь. Месть у тебя из головы не выходит.
— Хорошо сказано! — Гримстер улыбнулся, а про себя подумал, что своей смертью Гаррисон не умрет, он и сам это знает, и наплевать ему на все — до смерти далеко, надо еще успеть заработать кучу денег, истратить их и переспать с кучей женщин.
— Как-нибудь я тебе и получше скажу. На тарелочке поднесу правду о смерти Вальды. Тогда ты по-другому запоешь. Уж точно. Захочешь отомстить. Завалить какое-нибудь серьезное дело и отчалить в неизвестном направлении, туго набив карман. Это заявляет тебе Гаррисон, работающий по найму, а он за свои слова отвечает. Что скажешь?
— Нет.
«Слава богу, Гаррисон не умеет читать мысли, — подумал Гримстер. — Ведь он прав. Но главное — доказательства, что Вальду убили. Если я получу их, — а это почти невероятно, Ведомство здорово наловчилось прятать улики, — что стану делать? Сожгу все мосты? Перейду на сторону зла и с мечом в руках стану вершить собственный суд? Кто знает? Все не предусмотришь».
Гаррисон, видимо, раскусил его, потому что сказал:
— Когда твои подозрения подтвердятся, все, что они вложили в тебя, все, чему научили, обернется против них самих. Почему бы и нет? Ведь сердцем ты давно чувствуешь, что Вальду убили они…
— Заткнись! — Гримстер выплюнул это слово, не повышая голоса.
— Еще чего! Ты приказываешь мне заткнуться со времен колледжа, да я тебя не слушаю. Как паинька, ты попросил у них разрешения жениться. Но ты знаешь слишком много такого, что можно выболтать в постели; впрочем, если бы они знали тебя так, как я, до них бы дошло, что ты никогда не проболтаешься. Итак… зачем отказывать? Это слишком грубо. Они сказали, да, о'кей, назови только день свадьбы. И незадолго до этого дня они с ней расправились…
— Ах ты, сволочь!
Гримстер вскочил, вцепился в жирную шею Гаррисона, сдавил горло, не позволяя ему вздохнуть. На толстом лице Гаррисона кровью налились глаза, но он сидел, не сопротивляясь, превозмогая удушье, твердо держал в руке стакан виски, даже нечто похожее на улыбку появилось на его посиневших губах. Гримстер медленно опустил руки.
