Стивен Кинг - Ярость
— Поцелуй меня в задницу, — сказал я. — Ну-ка, расскажи, как ты бегал по бабам. И тебе полегчает. Брось нам свои трусы! Брось нам свои трусы!
Он отошел от меня, прижимая руки к телу, словно его только что укусила в пах бешеная собака.
— Вон отсюда! — заорал он. — Принеси свои учебники, оставь их здесь, а затем убирайся. Твое исключение из школы и перевод в Гринмэнтл вступает в силу с понедельника. Я поговорю с твоими родителями по телефону. А сейчас убирайся. Я не хочу больше тебя видеть.
Я встал, расстегнул две нижние пуговицы на рубашке, вытащил ее из брюк и расстегнул ширинку. До того, как он успел сделать какое-либо движение, я открыл дверь и, шатаясь, вышел в приемную. Мисс Марбл и Эл Латроп сидели за письменным столом. Они оба посмотрели на меня с испугом и переглянулись. Они явно решили сыграть в знаменитую американскую салонную игру под названием «Мы действительно ничего не слышали, не правда ли?»
— Вам лучше присмотреть за нашим директором, — прошептал я. — Мы сидели за столом и разговаривали о его успехе у женщин, как вдруг он перепрыгнул через стол и попытался меня изнасиловать.
Мистер Денвер смотрел на меня через стекло двери. Я удрал, а он остался стоять там, злой как фурия, растерянный и виноватый одновременно.
— Пусть кто-нибудь позаботится о нем, — сказал я, а затем прошептал мистеру Денверу: — Брось нам свои трусы, о'кей?
Я открыл дверь и медленно вышел из приемной, застегивая пуговицы и ширинку, заправляя рубашку. Это был самый подходящий момент, чтобы оправдаться. Но он не сказал ни слова.
Я знал, что старина Том просто был не в состоянии что-нибудь сказать. Он был велик, когда объявлял по внутренней связи о начале школьного ленча, но это совершенно разные вещи — абсолютно разные. Он ничего не мог поделать со мной. Может быть, он ожидал, что после всего этого мы с улыбкой пожмем друг другу руки и торжественно отметим восьмой семестр моего обучения в Пласервилльской высшей школе. Но несмотря на все случившееся, он действительно не ожидал от меня такого непредсказуемого поступка. Вся эта история могла быть предназначена только для клозета, скомканная вместе с теми непристойными журналами, которые вы никогда не показываете своей жене. Он стоял там, и ничто ему не приходило в голову. Несмотря на все инструкции о том, как вести себя с детьми-хулиганами, он не ожидал, что будет иметь дело со студентом, атакующим его на личном уровне.
Казалось, мистер Денвер сходит с ума. Это ужасно его раздражало. Кто мог понять его лучше, чем я? Я собирался защищаться. Я был готов к этому с тех пор, когда понял, что люди могут следить за мной и контролировать мои действия.
Я предоставил ему шанс.
По пути к лестнице, я ждал, что за мной погонятся. Убегать не хотелось. Я загадал, что либо дойду до угла, либо не достигну его никогда. Погони не последовало.
Это и спровоцировало меня на дальнейшие действия.
Глава 7
Я спускался по лестнице, насвистывая, и чувствовал себя прекрасно. Иногда так бывает. Когда дела плохи, нужно выбросить все из головы и уехать на некоторое время во Флориду. Уходя, вы бросаете взгляд на горящий мост, который подожгли собственными руками.
На втором этаже я столкнулся с незнакомой прыщавой девицей в очках в роговой оправе. Она несла связку учебников по секретарскому делу. Повинуясь какому-то неясному порыву, я обернулся и посмотрел ей вслед. Со спины она могла претендовать на звание Мисс Америка. Это было замечательно.
Глава 8
Холл первого этажа был пуст. Ни души. Слышно было только пчелиное жужжание печатных машинок, благодаря которому все школьные здания современные, из стекла и бетона, либо старые, воняющие краской для полов, похожи друг на друга. Шкафчики для одежды стояли стройными рядами, как часовые. Между ними виднелись проемы дверей и фонтанчики с питьевой водой. В кабинете номер 16 шел второй урок алгебры, но мой шкафчик находился в другом конце зала. Я подошел поближе и внимательно осмотрел его.
Мой шкафчик. Надпись, собственноручно напечатанная мною на специальном бланке, гласила: «Чарльз Деккер». Эти бланки нам выдавали в начале нового учебного года. Мы подписывали их с особым усердием и на первой перемене приклеивали на дверцы. Ритуал был так же стар и священен, как Первое Причастие. На втором курсе мы уже не испытывали былого трепета. Помню, после раздачи бланков, продираясь через толпу в холле, ко мне подошел Джо Мак-Кеннеди с наклеенной карточкой на лбу и похабной улыбкой на лице. Сотни шокированных первокурсников, на груди которых красовались маленькие желтые таблички с именами, взирали с ужасом на это святотатство. Я чуть не надорвал живот от смеха. Естественно, Джо оставили после уроков, но это было великолепно. Это был мой день. Вспоминая об этом, я думаю, что это был мой год.
И вот я снова здесь, между шкафчиками Розанны Дебенс и Карлы Денч, девушки, которая душится розовой водой каждое утро. Этот запах отнюдь не способствовал удержанию завтрака в моем желудке.
Но все это в прошлом.
Серый шкафчик, пяти футов в высоту, на замке. Висячие замки нам выдавали вначале года вместе с бланками. «Тайтус» — было выгравировано на нем. Я — Тайтус, Полезный Замок.
— Тайтус, старина, — прошептал я. — Старый верный мудак!
Я протянул к нему руку, но в этот момент на меня нашло какое-то странное оцепенение. Тайтус медленно начал удаляться. Казалось, моя рука непонятным образом удлинилась на тысячи миль, заполняя собой образовавшееся пространство. Черная блестящая поверхность замка взирала на меня успокаивающе, не осуждая, но, конечно, и не оправдывая. На мгновение я закрыл глаза. Мое тело, казалось, обвивали чьи-то невидимые руки.
Когда я пришел в себя, Тайтус был зажат у меня в руке. Пропасть исчезла.
Комбинация цифр на школьных замках несложная. Чтобы открыть мой, нужно повернуть диск влево до цифры шесть, затем вернуться вправо к тридцати, после чего дважды набрать ноль. Тайтус был больше знаменит своей прочностью, а не интеллектом.
Откуда-то сверху раздавался голос мистера Джонсона:
— …Гессианцам, которые были наемниками, не очень-то хотелось сражаться, особенно, когда бои шли в сельской местности, где прибыль от грабежа была гораздо больше их жалования…
— Гессианцы, — прошептал я, обращаясь к Тайтусу. Затем я бросил его в первую попавшуюся мусорную корзину. Он простодушно уставился на меня из-под груды исписанных бумаг и оберток от сандвичей.
— …Гессианцы, эти страшные германские убийцы… Я нагнулся, поднял замок и положил в нагрудный карман, из которого он выпирал, словно пачка сигарет.
— Запомни это, Тайтус, старый грязный киллер, — сказал я и вернулся к своему шкафчику.
Я распахнул его. Там находилась моя школьная форма, а также сверток с объедками, обертки от конфет, почерневший огрызок яблока и пара черных кроссовок. Все это было свернуто в потный, грязный ком. Мой красный нейлоновый пиджак висел на вешалке, а на полке стояли учебники. Все, за исключением алгебры: «Гражданское право», «Французские рассказы и басни» и «Книга о здоровье» — современное издание, на обложке которого были изображены студент и студентка. Изначально в этой книге был параграф о венерических заболеваниях, тщательно вырезанный после единогласного решения школьного комитета. Подозреваю, что эту и другие книги привез в школу старина Эл Латроп. Я взял ее, открыл где-то посередине между «Составные части питания» и «Плаванье для здоровья» и разорвал ее на две части. Это оказалось совсем несложно. С остальными учебниками я поступил точно так же, за исключением «Гражданского права», которое было напечатано на жесткой бумаге. Я бросил все кусочки на дно шкафчика. Затем переломил пополам свою логарифмическую линейку. Фотография Рэкел Уэлч осталась висеть на задней стенке. За книгами у меня была спрятана коробка с патронами.
Я вытащил ее и открыл. В коробке находились двадцать два патрона от винчестера. Маловато. Я добавил еще несколько патронов, которые стащил из ящика письменного стола отца, стоящего в его кабинете. Над столом висела голова оленя. Зверь уставился на меня остекленевшими глазами, когда я брал патроны и ружье. Это был не тот олень, которого отец убил, когда мне было девять лет. Пистолет находился в другом ящике, за коробкой, в которой лежали конверты для деловых писем. Я сомневаюсь, помнил ли отец о том, что оружие все еще там. Фактически, его там уже не было. Сейчас пистолет лежал в кармане моего пиджака. Я вытащил его и засунул за пояс, ощущая себя не Гессианцем, а Биллом Хичкоком.
Я положил патроны в карман штанов и вытащил зажигалку. Я не курил, но зажигалка привлекала внимание окружающих к моей персоне. Я высек искру и поджег вещи, находящиеся в шкафчике.
Пламя, злобно оскалясь, пожирало форму, обертки от завтраков и конфетные фантики, затем перекинулось на книги. В воздухе запахло гарью. Некоторое время я смотрел на отблески огня, а затем закрыл дверцу. Как раз над тем местом, где было напечатано мое имя, находились небольшие отверстия, через которые доносился гул пожара. Через минуту из них вырвались маленькие оранжевые язычки пламени. Краска, которой был покрыт шкафчик, начала шелушиться и облезать.
