Уильям Айриш - Встречи во мраке
Камерон неторопливо кивнул.
– В этом заключается разница между нами обоими. Я работаю над прошлым, вы – над будущим.
– Однако, в этом случае, я полагаю, не может быть и речи о преступлении, – возразил врач. – Поэтому ваше сравнение к данному случаю не подходит.
Камерон на момент опустил глаза, словно хотел скрыть свои мысли.
– Не можете ли вы рассказать мне кое-что об этой болезни, доктор? Я не специалист и, откровенно говоря, даже не слышал о такой болезни.
– Ну, это естественно. В просторечии ее называют столбняком. Она развивается от повреждения кожи. Даже царапина или укол иглы могут стать причиной этой болезни – при условии наличия вируса. Случаи выздоровления очень редки, большей частью больные умирают.
– Существуют ли еще другие причины заболевания, кроме этих? Ну, например, контакт с другими людьми?
– Нет, столбняк – не заразная болезнь, а следовательно, она не может передаваться от человека к окружающим.
"Очень даже может, – подумал Камерон, вставая и направляясь к выходу. – Однако, совсем в другом смысле..."
Гаррисон в пижаме спустился по лестнице.
– Мне очень жаль, что я вас побеспокоил, мистер Гаррисон, – сказал Камерон. – Я знаю, что сейчас три часа ночи, но я проделал такой путь, что при всем желании не мог раньше прибыть. Мне нужно задать вам только пару вопросов о том гвозде, который явился причиной смерти вашей жены.
Гаррисон не понимал его.
– Это был обычный гвоздь, – удивленно сказал он.
– Можете ли вы показать его мне?
– Нет. Я его выдернул и выбросил на улицу.
– Можете ли вы показать мне, где он торчал?
– Да, это могу.
Гаррисон повел его в входной двери.
– Вот здесь, внизу. Видите крошечное углубление в дереве под дверным косяком? Здесь он торчал. В ту ночь мы поздно пришли домой. Я распахнул перед ней дверь и, когда она вошла, то поранилась об эту проклятую штуку. При всем желании мы не могли понять, каким образом здесь оказался гвоздь. Здесь не было щели, которую нужно было бы забить. Должно, быть, он совершенно случайно был вбит в косяк.
– Случайно?
Камерон поднял брови.
– Имеете ли вы представление, как давно торчал здесь гвоздь?
– Пожалуй, он появился только в этом году. Но его как-то не замечали.
– Кто-нибудь из вас раньше натыкался на него?
– Нет, нет. Никто не натыкался.
– Тогда его, несомненно, не было до того вечера.
Камерон сделал недовольную мину.
– Слышали ли вы когда-нибудь удары молотка?
– Это исключено. Нас целую неделю не было дома. Два дня дом вообще был заперт. Прислуга вернулась раньше нас, утром в понедельник.
Камерон открыл входную дверь и снова распахнул ее.
– Насколько я понимаю, гвоздь был вбит с наружной стороны. Дверь отворяется внутрь, и поэтому гвоздь не мог ее блокировать. Давайте воспроизведем ваши движения. Вы стояли с этой стороны, давая ей пройти. А она, вероятно, проходила, стараясь взяться за ручку двери. Таким образом, она должна была приблизиться сюда и действительно приблизилась к тому месту, где торчал гвоздь.
Он неторопливо кивнул.
– И вы просто выдернули этот гвоздь и выбросили его на улицу? – спросил он.
– С какой стати я должен был сохранять его? – возразил Гаррисон. – В конце концов, я не желал повторения этой истории: мы оба были сильно раздосадованы, и поскольку Моргана не было, я сам взял клещи. Рассказать вам, что за идиотство я обнаружил?
– Да, слушаю вас, – тихо сказал Камерон.
– Гвоздь был вбит наоборот. Головка была вбита в дерево, а острие торчало наружу.
– В таком случае, гвоздь не был вбит. Нельзя вбивать гвоздь шляпкой в дерево.
– Но он был воткнут в дерево очень глубоко. Там был длинный кусок гвоздя, почти такой же длины, как мой большой палец.
– Может быть, сначала было просверлено отверстие, в которое затем вставляли гвоздь головкой внутрь. Считаете ли вы это возможным?
– Да. В таком случае его могли вставить одним махом.
– И как он выглядел? – спросил Камерон. – Он был гладкий или ржавый?
– Я не могу сейчас вам этого сказать. Я только смутно припоминаю, что с нижней его половины свешивались какие-то грязно-коричневые нити. Все это так важно для вас?
– Теперь уже не так важно, – ответил Камерон. – Гвоздь пропал, а ваша жена умерла.
– Я не совсем понимаю, к чему вы, собственно, клоните, – медленно проговорил Гаррисон.
– Вы можете сами ответить на все вопросы, – ответил Камерон ворчливым тоном. – Мне больше нечего к этому прибавить.
Шеф протянул Камерону пачку связанных бумажных бланков.
– Для вас есть поручение, – кратко сказал он.
Камерон прочитал бумаги и его лицо вытянулось.
– Но ведь это совсем другое дело, – запротестовал он. – Это не связано с Жаннет Гаррисон...
– Займитесь этим делом, – резко перебил его шеф. – Или, вернее, прекратите ваше расследование, в основе которого нет ни одного достоверного факта. Да, да, я знаю, вы вообразили, будто это умышленное убийство, но ваше личное мнение меня не интересует. Я хочу использовать вас на более нужной работе.
– Но, сэр, эта женщина...
Шеф ударил кулаком по столу.
– Женщина умерла от столбняка. Это подтверждают врачи, известный врач-специалист. Опытный ученый-медик подписал свидетельство о смерти. Если этого недостаточно, я могу показать вам протокол вскрытия. В нем также ничего другого найти нельзя. Даже если в этом случае и есть какая-то тайна, то она биологического характера и, следовательно, это дело лечебных учреждений, а не полиции. Но если вы так горячо интересуетесь бациллами, то я могу только посоветовать вам сменить профессию и заняться медициной.
Камерон хотел возразить, но шеф сделал негодующий жест.
– Бросьте заниматься этими соболезнованиями. Каждый раз, когда мы имеем дело со смертными случаями, нам пишут сотни людей и убеждают нас заняться расследованием. Это вам хорошо известно. Однако, в тех случаях, которые действительно нужно расследовать, нам никто не пишет. Я вам уже сказал, что она умерла от столбняка, и с этим покончено.
– Но, сэр, судя по всему, она была убита. Предположите только, что столбняк был вызван умышленно. Он ведь может служить таким же оружием, как пистолет, нож или топор.
Голос шефа стал резким. Он произносил каждое слово раздельно:
– Я сказал: вы должны прекратить расследование. Это ясно?
На это мог быть получен только один ответ:
– Да, сэр, – поспешно сказал он.
Гаррисон сидел за столом и завтракал. Морган подал ему половину грейпфрута со льдом и положил на стол утреннюю почту.
Это письмо было третьим сверху. Оно гласило:
"Ну, как вы себя чувствуете теперь, мистер Гаррисон?"
Подписи не было.
Тот моментально освободился от своей летаргии. Его взгляд обратился к двери и к той комнате, где стоял телефон. Он собирался встать и позвонить.
Потом его взор стал хмурым и усталым, и он никуда не пошел. Он сжал губы и медленно покачал головой, словно хотел сказать: "Один раз я уже свалял дурака, но больше этого не будет".
Он разорвал письмо и бросил его в корзинку для бумаг под столом. Затем снова принялся за свой грейпфрут.
3. Вторая встреча
Телефон зазвонил в дьявольски неподходящий момент. Его жена тоже была в комнате.
Флоренс стояла перед ним совсем одетая. Она уже направлялась вниз, чтобы сделать последние приготовления. Только неполадка с ее ручными часами вынудила ее снова вернуться в комнату. Очевидно, замок браслета был слишком зажат. Требовалось некоторое время, чтобы его как-то исправить.
Они имели параллельный телефон в своей общей спальне. Он был поставлен вскоре после того, как он захромал, и он тогда еще подумал, как стало удобно звонить.
Поскольку ее часы были неисправны, она решила заняться ими и не взяла трубку.
– Хью, – сказала она и кивнула на телефон. – Надо надеяться, что никто не откажется в последний момент.
Он занимался своим галстуком.
– Пусть там, внизу, снимут трубку, – сказал он.
Звонок смолк, но вскоре в дверь постучала девушка-прислуга.
– К телефону мистера Стрикленда.
Занятие с часами было типичным для Флоренс. Она села за свой туалетный столик, взяла в руки шпильку для волос и с видом специалиста принялась поправлять замок браслета.
Он подошел к телефону.
– Хэлло? – сказал он, ничего не подозревая.
– Хэлло, – насмешливо отозвалось сопрано.
Шок был подобен холодному душу.
Хорошо еще, что Флоренс не смотрела на него и целиком погрузилась в занятие со своими часами. Он торопливо повернулся к ней спиной.
– Хэлло, Грейнджер, – сказал он.
– Грейнджер? – повысило тон сопрано. – С каких это пор? Ну, хорошо, как тебе будет угодно. Ты говоришь своим стилем, как я понимаю. Посмотрим, кто останется в дураках...
Если он положит трубку, будет еще хуже. Флоренс обращается с ним со свойственной ей бесцеремонностью.
