Уильям Айриш - Встречи во мраке

Уильям Айриш

Встречи во мраке

1. Пролог

Они встречались каждый вечер около восьми. Это происходило и в дождь, и во время снегопадов, и при лунном свете, и в безлунные вечера. Так было в этом году и в прошлом, так было уже много лет назад. Но долго так продолжаться не могло. В ближайшем будущем они решили не расставаться все 24 часа в сутки. В ближайшем будущем – в июне. И в этом году они с особым нетерпением ожидали наступления июня. Казалось, что он вообще никогда не наступит.

Иногда им думалось, что вся жизнь состоит из долгих ожиданий. Это и на самом деле было так, ибо, когда они встретились впервые, то ей было семь лет, а ему восемь. Уже тогда они были влюблены друг в друга. Иногда так бывает.

Им следовало бы уже давно пожениться, еще в прошлом июне или раньше. С того самого июня, когда они стали взрослыми. Однако, они ждали.

Почему?

Что чаще всего бывает главным препятствием в подобных случаях?

Естественно, деньги. Вначале у него вообще не было никакого заработка, а затем такой маленький, что его еле хватало на одного человека.

Затем умер его отец. Это случилось в сентябре, после того самого июня, который они провели в бесплодном ожидании. Его отец был машинистом на паровозе. Неправильно переведенная стрелка явилась причиной его гибели. Железная дорога выплатила пособие меньше, чем ожидал его сын, но, по словам адвоката, оно было еще очень большой суммой. Действительно, полученные 8 тысяч долларов были для него – и для них – большими деньгами. Теперь они могли пожениться в ближайшем июне. Большего они и не желали.

Свадьба должна быть в июне, потому что так хотела она. В мае или июле не получится настоящая свадьба. Он же всегда разделял ее желания.

Его звали Джонни Марр и выглядел он точно соответствующе своему имени. Выглядел точно также, как и всякий другой Джонни. Люди, которые видели его тысячи раз, затруднились бы точно описать его внешность. Он был заурядным юношей, бесцветным и ни чем не выдающимся. Он был такой же, как тысячи других в его возрасте. Такие встречаются повсюду и потому не заметны.

Я бы сказал: "Шатен. Глаза карие. Миловидный, симпатичный юноша. Вот и все."

Не очень-то вразумительное описание. Возможно, он изменится под ее влиянием, после женитьбы в июне.

Ее звали Дороти, и она была очаровательна. Ее тоже нельзя было точно описать, но совсем по другой причине. Не так-то легко описать свет. Можно сказать, откуда он светит, но нельзя определить, каков он. Бывают, наверное, такие красивые девушки, но, конечно, не столь очаровательные.

Циники могут, пожалуй, сказать, что хорошенькие девушки, вроде нее, есть повсюду. Но циники этого не могут понять. Ее походка, ее манера говорить, легкая улыбка, которую она дарила ему при встречах и расставании – все это мог видеть только Джонни Марр. Потому что он видел только ее, как и она видела только его.

Они встречались всегда в одном месте, внизу на площади перед аптекой. Там был небольшой уголок возле освещенной витрины, который они облюбовали – прямо возле выставленной в витрине парфюмерии и мыла. Эта ниша принадлежала им одним. Как часто он здесь стоял, незадолго до восьми, поглядывая на звезды и насвистывая мелодии. Он отбивал ногой такт этим мелодиям, не от нетерпения, наоборот, от радости предстоящей встречи с ней.

Таким образом, аптека Гритиса была постоянным местом их встреч. Это как-то само собой получилось, чисто случайно. Что бы они ни предпринимали, отправлялись в кино или на танцы – встречались они всегда там.

Однажды, в тот памятный вечер, последний вечер месяца мая, он направлялся туда чуть позже обычного. Вероятно, позже на одну-две минуты. Он торопился, так как не хотел заставлять ее ждать. Он всегда приходил раньше нее, как и должно быть. Но сегодня она могла придти раньше него, думал он, и поэтому торопился.

Стоял весенний вечер, небо было усеяно звездами и где-то наверху летел самолет. Одну или две минуты он слышал его гудение, потом опять все смолкло. Он даже не взглянул наверх, самолет его не интересовал. Мысленно он уже был на площади, рядом со своей девушкой в уголке возле аптеки.

Когда, наконец, он завернул за последний угол, ему бросилось в глаза странное зрелище. Площадь была полным-полна, так что и он не мог увидеть свою девушку. Люди теснились, образовав большую группу, и пристально глядели на что-то, находящееся в середине толпы. Было необычно тихо, никаких разговоров. Все стояли, как застывшие, как оцепеневшие от чего-то, что видели перед собой, будучи не в силах от этого оторваться.

С большим трудом Джонни продолжал свой путь. Он протиснулся туда, где она должна была стоять, к месту их встречи, к маленькому уголку возле витрины с мылом и парфюмерией. Там стояли люди, много людей. Однако, ее не было. Он спросил себя:

"Была ли она стиснута толпой? Стоит ли она где-нибудь в стороне?"

Он стал на цыпочки, высматривая ее, бросая взгляды над головами людей. Ее нигде не было.

Он медленно втиснулся в людскую толпу, помогая себе локтями и плечами, пока вдруг не очутился на краю небольшого круга, образованного толпой. Полицейский оттеснял любопытных, ему помогал мужчина в штатском.

Что-то лежало в середине круга. Куча одежды, похожей на тряпичную куклу. Тряпичная кукла размером с человека. Можно было разглядеть ножки и искривленное тело. Только голова была накрыта газетой, и эта бумага была мокрая, пропитанная какой-то жидкостью.

Кругом валялись осколки темно-зеленого стекла, а двумя шагами дальше лежало горлышко разбитой бутылки.

Люди безмолвно разглядывали куклу в середине. Некоторые выглядывали из ближайших окон. Некоторые смотрели вверх, вдоль крыш домов, иные же в том направлении, куда скрылся самолет.

Джонни Марр, наконец, пришел в себя. Сделав пару неверных шагов, он вошел в круг и приблизился к тряпичной кукле.

Полицейский положил руку на его плечо, желая заставить его отойти.

Джонни стряхнул его руку и прошептал:

– Газету. Снимите газету. Хотя бы только немного. Я, я хочу посмотреть кто это.

Полицейский помедлил, затем кончиками пальцев взял промокшую газету, немного приподнял ее и положил обратно. Потом вопросительно посмотрел на Джонни.

– Ну, узнали вы ее?

Джонни сразу не смог ответить. Он почувствовал, как задрожали его колени.

– Нет, – тихо ответил он, – я ее не знаю.

Он сказал правду.

Разве эта куча тряпья была девушкой, на которой он собирался жениться? Нет, это совсем не она. Девушка, на которой он собирался жениться, выглядела совсем по-другому.

Его шляпа упала. Кто-то поднял ее и протянул ему. Он, видимо, не знал, что с ней делать, потом кто-то надел ее ему на голову.

Он повернулся и пошел, так и не узнав ее. Толпа на площади расступилась, пропустила его и снова сомкнулась.

Он вернулся к месту их свиданий, к уголку возле мыла и парфюмерии, и прислонился к стене аптеки, совсем разбитый и ослабевший.

Окружающее не интересовало его. Ни то, что осталось лежать на площади в кругу людей, ни то, что было наверху, в небесах.

Прозвучала сирена, послышался шум подъезжающей машины. Открылась дверца, в машину что-то положили. Нечто совсем уже ненужное. Нечто, никем более не любимое. Нечто, подлежащее уничтожению. Задняя дверца закрылась. Луч прожектора скользнул над толпой. Снова прозвучала сирена, затем наступила тишина.

Он продолжал стоять, не зная, куда идти. Во всем мире для него не было места, кроме этого уголка возле аптеки.

Сначала шок был не так велик. Юноша был словно оглушен. Он продолжал стоять, прислонившись к стене и время от времени пошатываясь. Потом пришла боль, острая, стойкая боль. Такая боль, которая никогда уже не кончится.

Вдруг, внезапно обратив взор вверх, он вспомнил глухое гудение наверху в небе, словно зловещий символ смерти.

Сжав кулаки, он поднял их вверх и угрожающе потрясал ими, все снова и снова, в ужасной клятве неумолимой мести.

Хотя смысл этой клятвы не был ясен.

Башенные часы на площади пробили двенадцать. Люди на площади понемногу расходились, площадь опустела. Только он еще стоял там. На том месте, где толпились люди, валялись оборванные газеты, влажные, маслянистые, темные.

Она могла сегодня запоздать на пару минут, однако она придет. Известно, каковы девушки: они могут себе позволить опоздать на пару минут. В любой момент она может выйти из-за угла. Сегодня улицы были недостаточно хорошо освещены. Возможны заторы. Восемь часов, а уже так темно. Но все равно, светло или темно, она может в любой момент.

Пробили часы на башне. Четыре удара – что-то много. Джонни взглянул на ручные часы. Они тоже неправильно идут. Сорвав их с руки, он сильно ударил их о каблук своего ботинка и переставил стрелки на без двух минут восемь.

Затем он приложил часы к уху и прислушался. Полная тишина – они не тикали. Ну, теперь его девушка вот-вот должна прийти. Теперь наверняка. Больше ничего не может случиться. Никакого несчастного случая, который произошел с этой бедняжкой. Он позаботится об этом. Еще нет восьми часов, а поскольку нет восьми, она еще в пути. Она жива. Она будет жить вечно.