Питер Джеймс - Убийственно красиво
Он загнал свою «ауди» на стоянку рядом с ржавеющим «эспейсом» Келли, сунул в карман мобильник и вылез из машины, прихватив с собой кейс и букетик цветов. Газетный киоск напротив был еще открыт, как и маленький гимнастический зал, но в парикмахерской, скобяной лавке и риелторском агентстве жалюзи были опущены. Неподалеку на автобусной остановке, передавая друг другу сигарету, топтались две девочки-подростка, вырядившиеся для вечерней дискотеки в такие короткие мини-юбки, что едва прикрывали ягодицы. На секунду задержав взгляд на их стройных ножках, Том тут же почувствовал себя старым развратником и поспешно отвернулся.
А затем он услышал, как открылась входная дверь, и голос Келли возбужденно прокричал:
– Папа вернулся!
Будучи бизнесменом, Том никогда не лез за словом в карман, но, попроси его кто-нибудь описать, что он испытывает каждый вечер по будням, когда приезжает домой и его радостно встречают самые близкие на свете люди, вряд ли сумел бы это сделать. Это был сплошной поток радости, гордости, чистой любви… Если бы он мог навеки запечатлеть хоть какое-то мгновение жизни, наверняка выбрал бы это: вот он стоит на пороге, детишки с радостным визгом крепко его обнимают, а их восточноевропейская овчарка Леди уже с надеждой на морде сжимает в зубах поводок, шлепая лапой по земле и бешено виляя хвостом. И тут навстречу выходит сияющая Келли…
Она и в самом деле стояла на пороге в брючках из денима и белой футболке, ее лицо, обрамленное светлыми кудряшками, освещала чудесная улыбка. Том вручил ей букет розовых, желтых и белых цветов.
Келли поступила так же, как всегда, когда он дарил ей цветы. Ее голубые глаза сверкнули от радости, секунду она повертела их в руках, восхищенно ахая, как будто это самый чудесный букет из всех, что она когда-либо видела. Затем она поднесла его к носу – маленькому, вздернутому носику, столь любимому Томом, – и понюхала их.
– Ого! Вы только посмотрите. Розы! Мои самые любимые цветы самых любимых расцветок. Ты такой заботливый, дорогой! – Она поцеловала мужа.
Сегодня поцелуй длился дольше обычного. Может быть, ночью ему повезет? «Или, прости господи, – подумал он, и на миг сердце екнуло от дурного предчувствия, – Келли готовит меня к известию о какой-нибудь очередной безумной новой покупке?»
Но когда Том вошел, она промолчала, а он не увидел ни одной упаковочной картонки или ящика, никаких «технических новинок» и прочих штучек-дрючек. Десять минут спустя, стянув пропотевший костюм, приняв душ и переодевшись в шорты и футболку, он вышел из ванной, и его неустойчивое настроение обрело ровное (пусть даже временное) стремление вверх.
Макс – семь лет, четырнадцать недель и три дня от роду – изображал Гарри Поттера: он был в каких-то несусветных резиновых браслетах и гордо щеголял сразу в двух натянутых одна на другую майках: белой с лозунгом «Отправим нищету в прошлое!» и черно-белой с антирасистским призывом «Встань и не сдавайся!».
Довольный тем, что Макс проявляет интерес к окружающему миру, пусть даже не понимая точного значения надписей, Том сидел в кресле у постели сына в комнатке с ярко-желтыми обоями и по второму разу читал ему вслух любимую книжку. Макс, свернувшись на постели клубком и высунув светловолосую растрепанную головенку из своего «гарри-поттеровского» облачения, с широко раскрытыми глазами жадно ловил каждое слово.
У четырехлетней Джессики болели зубы, и она вдруг закапризничала – естественно, никакие сказки или истории сейчас девчушку не интересовали. Ее жалобное похныкивание за стеной, похоже, не поддавалось никаким увещеваниям Келли.
Дочитав главу, Том чмокнул сына в нос и, пожелав ему спокойной ночи, поднял с пола сумку и поставил на полку рядом с игровой приставкой «Плэйстейшн». Потом выключил свет и еще раз послал Максу от двери воздушный поцелуй. Заглянув в розовую комнатку Джессики – настоящее царство Барби, – он увидел зареванную мордочку дочери. Келли, державшая на коленях «Груффало»[2], лишь беспомощно пожала плечами. Пару минут Том пытался успокоить дочь сам, но столь же безуспешно. Келли сказала, что на утро записала ее на срочный прием к дантисту.
Том спустился вниз, осторожно проскользнув между двумя забытыми на ступеньках Барби и подъемным краном из конструктора «Лего» на кухню, где витал дразнящий аромат вкусного ужина, и едва не споткнулся о трехколесный велосипед Джессики. Леди, развалившись в корзине и сосредоточенно обгладывая кость размером с ногу динозавра, вновь с надеждой посмотрела на него и заискивающе дернула хвостом. Потом выпрыгнула из корзины, обошла комнату и, завалившись на спину, задрала лапы.
Почесав ее ногой, отчего Леди, глуповато, по-собачьи, улыбаясь, затрясла ушами, Том сказал:
– Попозже, старушка-приставушка, обещаю. Будет тебе прогулка. О'кей? Договорились?
Именно эта кухня окончательно повлияла на решение Келли купить дом. Предыдущие владельцы потратили на нее целое состояние: все из мрамора и рифленой стали, а уж Келли постепенно добавила чуть ли не все мыслимые и немыслимые приспособления, какие только мог позволить их трещавший по швам банковский счет.
В окно был виден маленький прямоугольный садик и посреди него – разбрызгивающий воду распылитель. Сейчас под водяным зонтиком нежился черный дрозд, подняв крыло и почесываясь клювом. На бельевой веревке висели крошечные, яркие детские одежки, под ними на траве лежал пластмассовый скутер. В крохотной теплице в конце сада росли посаженные самим Томом помидоры, малина, клубника и кабачки.
Он впервые попытался что-то вырастить собственными руками и теперь страшно гордился своими достижениями – пока что. Над оградой виднелась длинная, унылая физиономия Жирафа: сосед день-деньской торчал в саду, что-нибудь подстригая, пропалывая, сгребая листья, поливая; его долговязая фигура так и дергалась вверх-вниз, вверх-вниз, подобно старому усталому подъемному крану.
Затем Том в поисках чего-нибудь новенького окинул взглядом одну из стен, стараниями Макса и Джессики почти сплошь покрытую акварельными и карандашными рисунками. В отличие от Гарри Поттера Макс сходил с ума по автомобилям, и большинство его картин было посвящено какой-либо технике. На рисунках Джессики красовались какие-то странные люди и еще более странные животные, причем в небе всегда сияло яркое солнце. Обычно она была жизнерадостной девчушкой, и, увидев ее сегодня в слезах, Том очень расстроился. Вот и полюбоваться чем-нибудь новым не удалось.
Он сделал себе коктейль – водка «Полстар» с клюквенным соком, – добавив туда толченого льда из их шикарного американского холодильника – еще одной «выгодной сделки» Келли со встроенным в дверцу телеэкраном, – и перенес стакан в гостиную. Затем прикинул, не устроиться ли ему в музыкальном уголке, где все еще солнечно, или посидеть в саду на лавочке, но вместо этого решил немного посмотреть телевизор.
Взяв пульт, Том уселся в свое дорогущее откидное кресло, заказанное по Интернету исключительно для себя, перед самой последней экстравагантной «выгодной сделкой» Келли: огромным телевизором «Тошиба» с плоским экраном. Он занимал полстены и обошелся Тому в кошмарную сумму, хотя, надо признать, по нему было здорово смотреть спортивные программы. Как обычно, на экране возникла заставка «Потребительского канала QVC». Разумеется, подключенная к телевизору клавиатура Келли лежала рядышком – на диване.
Том перебрал несколько каналов, пока не наткнулся на «Симпсонов» и немного их посмотрел. Ему нравился этот сериал, а самым любимым персонажем был Гомер, поскольку он ему сочувствовал. Что бы этот бедолага ни делал, ему всегда крепко доставалось.
Прихлебывая коктейль, Том почувствовал, как ему становится легче. Он любил это кресло, эту комнату со столовой в одном конце и просторным музыкальным уголком – напротив. Любил развешанные повсюду фотографии детей и жены, абстрактные картины в рамках, зарисовки Дворцового пирса – в общем, «доступное искусство», нравившееся и ему, и Келли, – а также стеклянный шкафчик, набитый призами за победы в состязаниях по гольфу и крикету.
Наконец плач Джессики наверху стих. Том допил коктейль и делал себе новый, когда на кухню вошла Келли. Несмотря на усталое выражение лица, отсутствие косметики и рождение двоих детей, жена по-прежнему выглядела стройной и прекрасной.
– Ну и денек! – воскликнула она, драматически всплеснув руками. – Пожалуй, я тоже не прочь немножко выпить.
Это был хороший признак: от алкоголя она всегда становилась любвеобильной. К тому же Том весь день мечтал о близости с ней. Он проснулся в шесть утра, как обычно, возбужденный и, как обычно, навис над Келли в надежде на теплый прием. Увы! Том уже давно заподозрил, что у его супруги есть некая тайная кнопка, и стоит на нее нажать, как в спальню влетают дети, сводя на нет все его поползновения.
