К. Сэнсом - Камни вместо сердец

– И давно ли ты видел ее в последний раз? – спросил Джек.

– Еще весной. Она дала мне аудиенцию в Уайтхолле, чтобы поблагодарить за распутывание того сложного дела, касающегося ее владений в Мидленде[12]. Потом, в прошлом месяце, она прислала мне свой молитвенник. Помнишь, я показывал тебе? «Молитвы и размышления».

Мой собеседник скривился:

– Мрачная штуковина.

Я печально улыбнулся:

– Не спорю. Я не понимал, насколько ею овладела печаль. Королева вложила в книгу записку, где выражала надежду, что она обратит мои мысли к Богу.

– Она не станет подвергать тебя риску. Очередное разбирательство, связанное с землей, вот увидишь.

Я благодарно улыбнулся. Изнанку политической жизни Барак знал с самых юных дней, и я ценил его утешение.

– От королевы к Эллен Феттиплейс за один день! – пошутил он. – Тебе придется потрудиться.

– Да. – Я взял у него письмо и, вспоминая свой последний визит в Хэмптон-корт, ощутил, как страх перед новым посещением стискивает мой желудок.

Глава 2

Закончив чтение последнего резюме уже поздним вечером, я присыпал собственные заметки песком. Барак и Скелли уже разошлись по домам, и я направился по Чэнсери-лейн в сторону своего дома.

Стоял идеальный летний вечер. Два дня назад был Иванов день, однако обыкновенные по такому поводу костры и празднества существенно сократили по велению короля. В городе установили комендантский час: ночью по улицам ходили дополнительные патрули, чтобы французские агенты не могли устраивать поджогов.

Оказавшись возле дома, я подумал о том, что больше не испытываю здесь радостного подъема, который ощущал при жизни Джоан – его, скорее, сменило некое раздражение. Я отпер дверь. Дочь моего эконома, Джозефина Колдайрон, стояла в прихожей на тростниковой подстилке, скрестив на груди руки, с отсутствующим и слегка озабоченным выражением на круглом лице.

– Добрый вечер, Джозефина, – проговорил я. Она присела, наклонив голову. Прядка немытых светлых волос выбивалась на лоб из-под ее белого платка.

Отодвинув ее в сторону, она полным беспокойства голосом произнесла:

– Простите, сэр.

Я знал, что она боится меня, поэтому продолжил самым мягким тоном, каким только мог:

– Как обстоит дело с обедом?

Колдайрон посмотрела на меня виноватыми глазами:

– Я даже не начинала еще готовить, сэр. Мне нужно, чтобы мальчишки помогли почистить овощи.

– А где Саймон и Тимоти?

Джозефина заметно встревожилась:

– Э… они с отцом, сэр. Сейчас схожу за ними, и начнем.

И она заторопилась на кухню быстрой и мелкой походкой взволнованной мыши. Я же отправился в гостиную.

В кресле, лицом к окну, сидел мой старый друг и частый гость Гай Мальтон. Повернувшись на звук моих шагов, он изобразил на лице слабую улыбку. В качестве врача Гай обладал кое-каким общественным положением, что, однако, не помешало банде юных прохвостов как-то ночью, два месяца назад, в поисках французских шпионов вломиться в его дом возле Старой Баржи, разорвать в клочки медицинские заметки, которые он делал в течение всей своей жизни, и разгромить оборудование. Мальтона не было дома, иначе его, наверно, убили бы. По происхождению он был испанцем, и его всегда воспринимали как иностранца – смуглолицего и говорившего с непривычным акцентом. Я забрал его к себе, но с тех пор он погрузился в глубокую меланхолию, тревожившую меня.

Я опустил сумку на пол:

– Как дела, Гай?

Врач поднял руку в приветствии:

– Просидел здесь весь день. Как странно – я всегда считал, что если однажды останусь без работы, время будет едва влачиться, однако теперь оно пролетает совершенно незаметно.

– Барак говорит, что Тамасин жарко, – сказал я и с удовольствием заметил, что на лице медика появился интерес.

– Я приму их завтра. Не сомневаюсь, что у них все в порядке, но мое посещение ободрит обоих. Его в первую очередь. Тамасин воспринимает ситуацию спокойно. – Он помедлил. – Я сказал, что приму их здесь. Надеюсь, что это не слишком бесцеремонно с моей стороны?

– Конечно же, нет. И, как тебе прекрасно известно, я рад видеть тебя здесь столько, сколько тебе будет угодно.

– Спасибо тебе. Боюсь, что, если я вернусь туда, произойдет то же самое. Отношение к иноземцам портится день ото дня. Посмотри-ка сюда! – Доктор Мальтон указал на мой сад за ромбиками окна.

Подойдя к окну, я выглянул наружу. На дорожке, уперев руки в тощие бока, стоял мой эконом Вильям Колдайрон, со свирепой улыбкой на бледном, заросшем серой щетиной лице. Оба моих слуги, высокий четырнадцатилетний Саймон и Тимоти, коротышка двенадцати лет, строевым шагом маршировали перед ним взад и вперед с метлами на плечах. Колдайрон следил за обоими строгим единственным глазом – другой прикрывала широкая черная повязка.

– Направо! – скомандовал он, и мальчишки неуклюже повернулись. Я услышал голос Джозефины, доносившийся от дверей кухни. Ее отец резко повернулся к окну кабинета. Открыв его, я резким голосом окрикнул его:

– Вильям!

Колдайрон повернулся к мальчишкам.

– А ну, в дом, и займитесь обедом мастера! – крикнул он. – Заставляете меня попусту тратить время на вашу маршировку!

Мальчишки ответили ему яростными взглядами.

Я повернулся к Гаю:

– Святые угодники, ну и тип!

Мой друг устало качнул головой. Мгновение спустя в дверях показался сам Колдайрон. Поклонившись, он стал навытяжку. Как всегда, мне было трудно смотреть ему в лицо. Длинный и глубокий шрам тянулся по лбу эконома от отступивших волос, продолжаясь до угла его рта. Когда я нанимал этого человека, он сказал, что шрам остался от удара шотландским мечом, полученного больше тридцати лет назад в битве при Флоддене[13]. Как всегда при общении с увечными, я ощутил прилив сочувствия, повлиявший на мое решение нанять его, как, впрочем, и тот факт, что после двух учрежденных королем внушительных налогов мне приходилось экономить, а он не просил многого. Но, по правде сказать, Вильям не слишком понравился мне даже тогда.

– Что вы делали там с этими мальчишками? – спросил я. – Джозефина говорит, что готовить обед даже не начинали.

– Простите меня, сэр, – непринужденно ответил эконом. – Но Саймон и Тимоти просили меня объяснить, каково быть солдатом. Благослови их Господь, этих парнишек, они хотят делать все возможное, чтобы защитить свою страну от вторжения! Они просто пристали ко мне, чтобы я научил их солдатской муштровке. – Он развел руками. – Никак не хотели оставить меня в покое. Им так и хочется узнать, как я сражался со скоттами во время их последнего вторжения и как я зарубил короля Якова IV.

– И они намереваются защищать нас метлами?

– Возможно, настает такое время, когда даже таким зеленым мальчишкам придется брать в руки клевцы и алебарды. Говорят, что шотландцы снова взялись за свои прежние фокусы и готовы выступить против нас, тем более что французы угрожают нам с юга. Я верю в это, я знаю этих красноногих! И если вражьи шпионы подожгут Лондон… – Домоправитель бросил косой взгляд, быстрый, едва заметный, в сторону Гая, который, тем не менее, заметил его и отвернулся.

– Я не хочу, чтобы ты занимался обучением Тимоти и Саймона, – резким тоном произнес я, – сколь бы великими ни были твои познания в военном искусстве. Твое дело сейчас – управлять моим домом.

Колдайрон и бровью не повел:

– Конечно же, сэр. Я больше не позволю этим мальчишкам так эксплуатировать меня.

Снова отвесив глубокий поклон, он вышел из комнаты. Я посмотрел на закрывшуюся дверь.

– Он заставил мальчишек выйти и заняться муштровкой, – прокомментировал Гай. – Я видел это. Во всяком случае, Тимоти этого не хотел.

– Этот человек – лжец и мошенник.

С усталой улыбкой мой гость приподнял бровь:

– Надеюсь, ты не думаешь, что это именно он убил шотландского короля?

Я в ответ лишь фыркнул:

– Каждый побывавший при Флоддене английский солдат утверждает, что именно он сделал это. Пожалуй, стоит отказать ему от места.

– Возможно, что так, – проговорил Мальтон с не характерной для этого мягчайшего из людей решимостью.

Я вздохнул:

– Мне жаль его дочь. Колдайрон тиранит ее точно так же, как и мальчишек. – И, погладив рукой подбородок, я добавил: – Кстати, собираюсь завтра посетить Бедлам, чтобы повидать Эллен.

Медик посмотрел мне прямо в глаза с печалью, которой я не видел больше ни на одном лице:

– Твои визиты всякий раз приводят к тому, что она говорит, что больна – и в конечном счете, это может повредить вам обоим. Как бы она ни страдала, права вызывать тебя туда по собственной воле у нее нет.

На следующее утро я рано вышел из дома, чтобы попасть в Бедлам. Прошлой ночью я, наконец, пришел к решению в отношении Эллен. Собственные намерения мне не нравились, однако альтернативы им я не видел. Надев свое облачение и сапоги для верховой езды, я взял кнут и направился в конюшню. Я решил проехать через город, и путь мой лежал по широким и мощеным улицам. Конь Генезис коротал время в своем стойле, уткнувшись носом в ведерко с кормом. Тимоти, в обязанности которого входило следить за конюшней, оглаживал меринка. Когда я вошел, конь посмотрел на меня и приветливо заржал. Потрепав его по морде, я провел рукой по коротким и жестким волоскам на его носу. Я купил это животное пять лет назад: тогда он был совсем молодым, а теперь сделался зрелым и мирным скакуном.