Домохозяйка - Фрида МакФадден
33
В воскресенье у меня выходной, и я провожу его вне дома. Стоит прекрасный летний день — не слишком жарко, не слишком прохладно, и поэтому я еду в местный парк, сажусь на скамейку и читаю книгу. Сидя в тюрьме, больше всего тоскуешь именно по этим маленьким радостям — просто пойти в парк и почитать книгу. Иногда этого хочется так сильно, что испытываешь физическую боль.
Я никогда не вернусь за решетку. Никогда!
Перекусываю в фаст-фудной забегаловке и еду обратно домой. Особняк Уинчестеров по-настоящему красив. Хотя я и начинаю ненавидеть его хозяйку, я не могу не любить дом. Он прекрасен.
Паркуюсь на улице, как всегда, и шагаю к переднему входу. Пока я ехала домой, небо потемнело, а сейчас, когда я подхожу к дверям дома, разверзаются хляби и на землю обрушивается ливень. Быстро открываю дверь и влетаю в дом, прежде чем вымокну до нитки.
Захожу в гостиную, где в полутьме сидит на диване Нина. Она ничем не занята — не читает, не смотрит телевизор, просто сидит. Как только я открываю дверь, глаза ее мгновенно вспыхивают.
— Нина? — спрашиваю я. — Все в порядке?
— Вообще-то нет.
Она бросает взгляд на другой конец дивана, где громоздится куча одежды. Той самой, которую она навязала мне в самом начале моего пребывания здесь.
— Что моя одежда делает в твоей комнате? — вопрошает она.
Я вытаращиваю глаза. Гостиную освещает разряд молнии.
— Что? О чем ты? Ты же сама отдала мне эту одежду!
— Я отдала?! — Она заходится лающим смехом, отдающимся во всем помещении, его слышно даже сквозь раскат грома. — С какой это стати я отдала бы служанке одежду на тысячи долларов?
— Ты… — (мои ноги начинают дрожать), — ты сказала, что она тебе слишком мала. Ты настаивала, чтобы я забрала ее.
— Как тебе не стыдно так врать! — Она встает и подступает ко мне на шаг, голубые глаза сверкают как лед. — Ты украла мою одежду! Ты воровка!
— Нет… — Я пытаюсь нашарить рукой какую-нибудь опору, прежде чем ноги мне откажут, но нахожу только воздух. — Я никогда бы так не поступила.
— Ха! — фыркает она. — Вот благодарность мне за то, что приютила в своем доме преступницу!
Она так вопит, что шум слышит Эндрю. Он выскакивает из своего кабинета, и я вижу на верху лестницы его красивое лицо, освещенное очередным разрядом молнии. О Господи, что он теперь обо мне подумает? Одно то, что он знает о моей отсидке, уже достаточно плохо. Я не хочу, чтобы он думал, будто я ворую в его собственном доме.
— Нина! — Он слетает вниз, перешагивая через две ступеньки за раз. — Что здесь происходит?
— Я скажу тебе, что происходит! — с триумфом провозглашает она. — Наша распрекрасная Милли ворует из моего шкафа! Всю эту одежду она украла у меня. Я нашла ее в ее шкафу.
Глаза Эндрю постепенно становятся все шире и шире.
— Она… — начинает он.
— Я ничего не крала! — Чувствую, как слезы щиплют глаза. — Клянусь! Нина отдала мне все эти платья сама. Сказала, что они ей больше не подходят.
— Ну да, так мы и поверили твоим вракам! — ощеривается она. — Я заявлю на тебя в полицию. Знаешь, сколько стоит вся эта одежда?
— Нет, пожалуйста, не надо…
— Ну конечно! — Нина смеется, увидев ужас на моем лице. — Тебя ведь отпустили условно-досрочно, верно? А за кражу ты отправишься прямиком обратно за решетку.
Эндрю смотрит на кучу одежды и между его бровями залегает складка.
— Нина…
— Я звоню в полицию. — Нина вынимает из сумочки телефон. — Бог знает, что еще она у нас украла, верно, Энди?
— Нина. — Он поднимает глаза от груды платьев. — Милли не крала эту одежду. Я помню, как ты сама опорожнила свой шкаф. Ты сложила все это в мешок для отходов и сказала, что отдашь его на благотворительность. — Он поднимает крохотное белое платье. — Ты уже много лет не можешь поместиться ни в одно из этих платьев.
Невероятно приятно видеть, как щеки Нины покрываются малиновыми пятнами.
— Что-что? Ты хочешь сказать, что я слишком толстая?
Он пропускает ее реплику мимо ушей.
— Я хочу сказать, что она ничего не крала. Зачем ты так поступаешь с Милли?
У Нины отвисает челюсть.
— Энди…
Эндрю смотрит на меня.
— Милли. — Его голос звучит нежно, когда он произносит мое имя. — Ты не могла бы подняться наверх и оставить нас вдвоем? Нам с Ниной надо поговорить.
— Да, конечно, — соглашаюсь я. С радостью.
Оба супруга стоят в молчании, пока я поднимаюсь по ступенькам на второй этаж. Достигнув верха, я направляюсь к двери на чердак и открываю ее. Одно мгновение стою, раздумывая, что делать дальше. А затем закрываю дверь, не проходя в нее.
Тихо, на цыпочках, подбираюсь обратно к верхней площадке лестницы и останавливаюсь на самом краю коридора. Я не вижу ни Эндрю, ни Нину, но слышу их голоса. Подслушивать нехорошо, но я ничего не могу с собой поделать — разговор-то обо мне пойдет. Нина начнет сыпать своими нелепыми обвинениями.
Надеюсь, Эндрю продолжит защищать меня, хотя я и ушла из комнаты. Неужели жена убедит его, что я украла ее платья? Я же как-никак осужденная преступница. Ты совершаешь одну-единственную ошибку в жизни, и больше никто тебе никогда не поверит.
— …не брала эти платья, — слышу я голос Эндрю. — Я знаю, что не брала.
— Так ты что — на ее стороне? — вопит Нина в ответ. — А должен быть на моей! Девица побывала в тюрьме. Таким, как она, доверять нельзя. Она лгунья и воровка и заслуживает того, чтобы отправиться обратно в тюрьму!
— Как ты можешь так говорить?! Милли вела себя образцово. Она чудесная!
— Ну еще бы, для тебя, конечно, чудесная!
— Когда ты стала такой жестокой, Нина? — Его голос дрожит. — Ты сильно изменилась. Ты стала совсем другим человеком.
— Все люди меняются, — парирует она.
— Нет. — Он говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух, чтобы расслышать его сквозь стук дождевых капель. — Не так, как ты. Я больше тебя не узнаю. Ты не тот человек, которого я полюбил.
Следует долгое молчание, прерванное раскатом грома, таким оглушительным, что дом сотрясается до самого фундамента. Как только он стихает, я слышу следующую реплику Нины, громкую и отчетливую:
— Что ты хочешь этим сказать, Энди?
— Я говорю… что больше не люблю тебя, Нина. Я считаю, нам надо развестись.
— Как так больше не
