Приключения сестры милосердия - Александр Порохня
— А ты здесь давно? — я продолжала подлизываться, укрепляя новое знакомство.
— Третий год. Только что из отпуска вернулась. Я в гинекологии работаю на посту. Учусь на вечернем отделении, на факультете медицинских сестер.
— Значит, гинекологом будешь? А я в институт не попала.
— Ни за что гинекологом не буду, просто работаю. Я уже за три года насмотрелась… — Ольга вздохнула, видимо эти воспоминания были весьма неприятными. — А что вещей у тебя так мало?
— Из дома тащить ничего не захотела. Здесь все куплю потихоньку.
— На нашу зарплату ничего не купишь, с голоду бы не сдохнуть! — с неожиданной злостью сказала Ольга.
— Родители помогут, денег пришлют в сентябре. Они с продажи картошки нормально зарабатывают. — Роль ограниченной крестьяночки нравилась мне больше и больше.
— Ладно, мне-то какое дело, — опять замкнулась Ольга.
— Расскажи мне про больницу, Оль, пожалуйста — вежливо попросила я. Села на кровать и приготовилась слушать.
— А что рассказывать? Больница наша огромная, в этом есть свои плюсы, а есть и свои минусы. — Кажется, моя соседка в своей оценке жизни больницы хотела быть объективной.
— А минусы какие? — Стоп, не торопись, одернула я себя.
— Здесь человек как иголка в стоге сена пропасть может, причем это касается и пациентов, и сотрудников. В этой комнате на койке, которую ты заняла, девочка жила со мной больше года, хорошая девочка. Галкой звали. Операционной сестрой работала в онкологии. Так пропала она весной. Ушла на работу и не вернулась.
— Ничего себе! А до работы дошла?
— В том то и дело, что не дошла. А здесь всего ничего идти — то…
— А милиция?
— Какая милиция!? Три дня всем в общаге нервы трепали, в туалет не пускали, а потом заявили, что вроде с мужиком на юг уехала. Ерунда полная! С работы не уволилась, зарплату не получила. Да и не было у нее никого, я точно знаю. Убили ее! — Ольга распалилась, видно было, что она одновременно возмущена, и боится.
— Кто убил?! — При этих словах я раскрыла глаза так, что они грозили выскочить из орбит. Главное — не переигрывать. Но моя соседка ничего не заметила.
— Здесь знаешь, какие дела творятся? У нас говорят, что в подвале больницы элитный публичный дом находится, первые лица города туда ходят. — Ольга понизала голос, и оглянулась на дверь, как будто нас кто-то мог подслушать.
— Люди болтают много… — Придав своему голосу как можно больше недоверия, нараспев протянула я.
— Просто так болтать не будут. Потом еще. В морге нашем покойников всегда навалом, в отделениях умирает намного меньше. Я проверяла. Как объяснить это? — Как ни странно, моя наивная тактика была верной. Вот уже, сколько новой информации, а сидим-то всего полчаса! Чтобы не показаться навязчивой, я перевела разговор на другую тему:
— Где ужинаешь обычно? Столовая уже закрыта, наверное.
— Я обычно стараюсь не ужинать. Деньги экономлю и фигуру берегу. Два в одном! — Она рассмеялась.
— У меня есть яблоки и орехи.
— А у меня зеленый чай.
Чтобы заварить чай нам пришлось пойти на кухню в конце коридора. Когда я зажгла свет, во все стороны прыснули полчища рыжих тараканов. Ужинать сразу же расхотелось, но делать было нечего, пришлось поддерживать беседу, чтобы не показаться невежливой.
За чаем я выяснила, что Ольга приехала сюда из маленького районного городка, надеясь устроить свою тридцатилетнюю жизнь в большом городе, где легче познакомиться с мужчинами. В ее семье мужчин как таковых не было — и бабушка, и мать, и тетка рожали детей, так и не побывав замужем. Городок был маленький, единственным предприятием в нем была швейная фабрика, которая уже лет пятьдесят была лидером по пошиву фуражек. В городке жили в основном женщины, все мужчины были наперечет. А женщины все прибывали — по соседству с городом была женская колония, на которой шили рабочие рукавицы, и многие женщины, отмотав срок, не возвращались домой к прежней жизни, где их никто не ждал, а оставались здесь, на фабрике. Платили работницам хорошо, потому что основным заказчиком фуражек было Министерство Обороны, в декрет ходить не запрещали, так как из желающих работать на фабрике стояла за воротами очередь, поэтому обрастали бывшие зечки на воле детьми, отцов которых никто не знал, и были здесь относительно счастливы.
Бабушка Ольги сидела перед войной на этой зоне за украденный с колхозного поля мешок гороха. Вышла на свободу она, уже имея малолетнюю дочь, которую забрала из местного Дома малютки после своего освобождения. Дочка ее, Олина мама, никогда не сидела, но работала не на фабрике, а охранницей в женской зоне, где и забеременела. Отца Ольга не знала, он никак не проявлялся в ее жизни, поэтому, когда она закончила восемь классов, бабушка и мама решили, что она поедет учиться в город и искать лучшую жизнь.
Лучше или хуже, но Ольга в городе прижилась. Одно ее изводило — решить вопрос с жильем не представлялось возможным. А без жилья можно было даже не рассчитывать завести семью — вон, сколько одиноких женщин с квартирами, и не замужем…
Так болтая, мы засиделись допоздна, и я впервые позабыла, зачем я здесь.
* * *
Старшая сестра оперблока шла на работу, и ей было очень плохо. Вход — рубль, выход — два, пришла ей на ум банальная фраза. Уволиться ей не дадут, это точно. Другие пробовали, она хорошо запомнила, чем это закончилось. Шеф так ей и сказал однажды, когда она вместе с ним вышла на лестничную клетку покурить. Она чувствовала, что он перестает ей доверять. Но она старается по-прежнему, просто немного устала. А может его раздражает, что она уже давно в курсе его дел? Мало ли что ей придет в голову, когда она поймет, что он не собирается уходить от жены. А может, он решил вывести ее из игры? От этой мысли она похолодела. Ну, уж нет! Она не позволит так с собой обойтись! Она действительно много знает, и может сильно навредить бывшему любовнику, так беззастенчиво пренебрегавшему ей в последнее время ради молоденьких медсестричек!
Старшая сестра и сама не могла сейчас ответить честно, любит она его, или уже ненавидит. Десятилетний служебный роман начинался совсем по-другому.
