Александр ЗОЛОТЬКО - ПОКЕР НА КОСТЯХ
– Для НТВ, – поправил я Алиску.
– Как, и для НТВ тоже?
– А я тебе разве не говорил?
– Нет, – обиженно сказала Алиска, – мне всегда все новости достаются в последнюю очередь. Я обиделась и ухожу.
Сапожников ошалелым взглядом проводил гордо удаляющуюся Алиску, потом жалобно, снизу вверх, посмотрел на меня, но я не дал ему шанса приступить к расспросам.
– Извини, как видишь, личные проблемы. Пока. Я перезвоню, если будет возможность.
– До свидания, – протянул Игорь.
Алиску я нагнал на ступеньках.
– Спасибо, выручила. С меня…
– Только не шоколадка, – быстро поставила условие Алиска.
– А что?
– Информация. О чем это вы так страстно говорили с тем милым учредителем «Единения». И, кстати, каким зверем он был в вашем зоопарке?
– Козлом.
– Не оригинально.
– Ну, хорошо, поправился я, – кандидатом в козлы. Если ты еще помнишь, то отару баранов всегда возглавляет козел. Господин Репин очень хочет стать таким козлом. Ему только баранов не хватает. Вот он и обратился ко мне.
– Ну да, – с пониманием кивнула Алиска, – а вы ведь не баран, вы – овен.
– Огненный, притом.
– И все-таки, – напомнила Алиска, – в чем было дело сегодня. И какие проблемы у вас возникли вчера? Я жду.
Мы вышли из подъезда. Снова начал накрапывать ледяной дождик. Алиска щелкнула зонтом.
Мы прошли всего метров двадцать, как Алиска потянула меня за рукав и тихо сказала:
– Странно, когда мы шли сюда, за нами двигался один тип. Сейчас он снова идет следом.
Я оглянулся и, встретившись взглядом с Топтуном, вежливо кивнул. Потом обернулся к Алиске и тяжело вздохнул:
– Вот именно об этом я и хотел тебе сказать.
28 октября 1999 года, четверг, 16-15, Москва.Сосновский приехал без приглашения и позвонил уже из вестибюля.
– Добрый день, Виктор Николаевич. Да. Очень добрый день, – скороговоркой сообщил он Виктору Николаевичу с порога кабинета.
– Здравствуйте, Владимир Аркадьевич, проходите, присаживайтесь, – Виктор Николаевич даже не сделал вида, что очень рад видеть неожиданного посетителя.
– Вы уже слышали о происшествии? – поинтересовался Сосновский.
– О каком именно?.
– О моем, естественно.
– Надеюсь, не была обнародована видеозапись с человеком, похожим на вас, и парой-тройкой проституток?
– Что? А, шутка, понимаю. Нет. Не пленка. Лучше бы уж проститутки… – Сосновский покачал головой, – у вас не найдется чего-нибудь выпить?
– Коньяк устроит? – Виктор Николаевич вынул из тумбы письменного стола початую бутылку и рюмку.
– Устроит. Естественно, устроит.
– Только ни закуски, ни партнера я вам предложить не смогу…
– Ничего, ничего, – Сосновский налил полную рюмку, выпил, налил еще.
Виктор Николаевич ждал. Визит Сосновского был неожиданным и совершенно некстати. Подождав, пока Владимир Аркадьевич примет еще одну порцию коньяка, Виктор Николаевич напомнил:
– Вы что-то говорили о происшествии…
– О происшествии… О несчастьи! О катастрофе! Ваше здоровье! – Сосновский выпил еще рюмку. – О трагедии!
– Уважаемый Владимир Аркадьевич, я не хочу показаться невежливым человеком, но я очень, действительно очень занят. И либо мы перейдем к сути вашей трагедии, либо я вынужден буду.
– Хорошо, извините, – Сосновский отставил в сторону рюмку, – сегодня неизвестные напали на одно из подразделений консалтинговой фирмы. Несколько человек убито.
Не смотря на то, что Сосновский сделал паузу, Виктор Николаевич даже не попытался задать вопрос. У него было твердое правило не подыгрывать сценарию разговора, предложенному собеседником. Любым собеседником.
– Да, – после паузы сказал Сосновский, – консалтинговой фирмы. Моей консалтинговой фирмы.
– Я сожалею…
– Вы сожалеете! Знаете, сколько народу может пожалеть об этом налете?
– Вы об убитых?
– При чем здесь убитые? Бог с ними! Украдены архивы. Мои архивы! Вы понимаете?
– Пока еще не совсем. Чтобы начать сопереживать вашему горю, я должен иметь немного более полную информацию. Что за архивы?
– Информацию? Да, конечно! Информацию. Да. Именно информацию у меня и украли. Не на меня. На многих очень и очень важных людей в нашей стране. И не только в ней.
– Компромат?
– Дался вам этот компромат! – Владимир Аркадьевич пожал раздраженно плечами. – Не компромат, а конфиденциальная информация, значительно облегчающая переговоры. Да.
– И теперь эта… информация попала в чужие руки?
– Да, в чужие. И что эти руки с ней сделают, мне даже страшно представить. Честно. – Владимир Аркадьевич закатил глаза, показывая, как именно он волнуется.
– И при чем здесь я? – поинтересовался Виктор Николаевич. – Для этого существует много разных структур…
– Господи, да неужели вы не понимаете! Если я скажу кому-нибудь, что именно пропало, то начнутся гонки не в поисках похитителей, а за этими материалами. И кроме этого, я думаю, что этот налет связан с теми проблемами, которые мы с вами оговаривали в ресторане. Да. Если сейчас кто-нибудь начнет обнародовать всю эту грязь, извините, то подозрение падет на меня. Понимаете? На меня. Я не могу так рисковать!
– Успокойтесь, Владимир Аркадьевич, я не думаю, что все так плохо!
– А я думаю! Нет, я знаю! И Эдик Граббе знает. Я с ним уже это обсуждал. Если эта бомба взорвется, то рухнет все. Все. И не только у нас в стране. Все эти неприятности Коля в Германии многим покажутся детским лепетом. Это вам не педофилы-министры в Прибалтике.
Виктор Николаевич молча взял бутылку, налил в рюмку Сосновского коньяка и подвинул рюмку Владимиру Аркадьевичу.
– Спасибо, – Владимир Аркадьевич быстро выпил.
– Я могу познакомиться с содержимым украденного?
– Э… Да, я принес копии. Да, – Сосновский открыл портфель и выложил на стол объемистый пакет. – Вот.
– Отлично, – кивнул Виктор Николаевич.
– И список лиц, на которых информация собрана, – Владимир Аркадьевич достал из внутреннего кармана пиджака лист бумаги.
Виктор Николаевич бегло просмотрел список и вздрогнул:
– Это не шутка?
– Какая к черту шутка? – плачущим голосом вскричал Сосновский.
Виктор Николаевич откинулся на спинку кресла и выругался вслух, чего с ним не происходило уже лет десять.
28 октября 1999 года, четверг, 2-00, Киев.Сергей Алексеев начал понемногу дремать, устроив голову на руках, а руки на краю письменного стола. Рабочий кабинет Петрова не предлагал других вариантов отдыха. Как и других вариантов развлечения.
Стол был девственно чист, даже карандаша на нем не было. Был компьютер, но еще в первый день Алексеев убедился, что компьютер запаролен. Алексеев попытался с наскоку попробовать несколько традиционных вариантов пароля, год рождения Петрова, пару банальностей, которые обычно выбираются в пароли, но результата не добился.
Украинский контрразведчик, меланхолично наблюдавший за попыткой взлома, удовлетворенно хмыкнул и назидательно сообщил российскому коллеге, что там, где побывал один хохол, двум евреям делать нечего. На антисемитское высказывание Алексеева, Петров кивнул и заменил двух евреев на четырех русских.
Алексеев махнул рукой. Он вообще махнул рукой на свою очень важную миссию, выслушивал то, что устами Петрова ему решала сообщить украинская сторона, и честно передавал это своему начальству. А поскольку украинская сторона российскую информацией баловала не особо, то и диалоги Петрова с Алексеевым были не слишком частыми и не очень длительными.
Сегодня весь день Петров что-то писал, несколько раз звонил по телефону, потом снова писал, предварительно выбросив написанное ранее в корзину. Алексеев понял, что украинец зачем-то хочет получить на руки материалы, над которыми не задолго перед смертью работал Горяинов. Потом, сразу после обеда, Петров из кабинета исчез, приказав Алексееву сидеть на месте и никуда не выходить.
Тот честно выполнил приказ, книги или газеты с собой на работу он не принес, поэтому некоторое время рисовал на листе бумаги шаржи на Петрова, а потом стал банально дремать.
– Вот так вы и империю проспали, – еще с порога сообщил Петров, ввалившись в кабинет.
– Не проспали, а предоставили народам СССР право на самоопределение, – сходу, не совсем продрав глаза, отпарировал Алексеев, – а вы нам за это – никакой благодарности. Только козни строите.