Вильям Кобб - Клуб Мертвых
Невозможно передать изысканную насмешливость тона этого циничного замечания.
— Приступим к делу, — продолжала герцогиня, — так как, возможно, у вас остается немного времени на разговоры со мной.
— Я весь к вашим услугам… Мне некуда спешить…
— Вы меня не поняли. Я очень любопытна, и мне хочется узнать, какие вы предложите условия… Поэтому я советую вам поторопиться.
— Поторопиться?… Но я не знаю…
— Вы теряете драгоценное время, так как вы, сами того не подозревая, не можете посвятить мне более десяти минут.
Манкаль вскочил, бледный как смерть. К нему вернулись недавние опасения.
— Вы должны объяснить свои слова, иначе…
— Иначе?… О, нет, с вами невозможно разговаривать! Если вы так уж наивны, извольте…
С этими словами герцогиня вынула маленький флакон. С первого взгляда Манкаль узнал его. Это был тот самый, который он некогда продал отравительнице за две тысячи франков! Он был пуст. Смятение каторжника было таково, что он должен был прислониться к стене, чтобы не упасть. Холодный пот выступил у него на лбу.
— Вы сделали это, — прошептал он хриплым голосом.
— Конечно! — ответила Тения. — Как видите, я способная ученица!
Манкаль вздрогнул, и глаза его налились кровью.
— Гадина! — крикнул он, схватив со стола нож.
Но в ту же минуту, когда он хотел броситься на герцогиню, она откинулась на спинку кресла с таким звонким, веселым смехом, что он невольно остановился.
— Любезный Манкаль, — сказала она, — а ведь вы слабее, чем я думала. Успокойтесь! Вы пили самое безвредное вино.
По мере того, как она говорила, искаженное лицо Манкаля прояснялось.
— Довольно, — сказал он, выпуская из рук нож, — я побежден. Вы слишком сильный противник.
Тения встала и, подойдя к Манкалю, положила руку ему на плечо.
— Я могу быть вам полезной, — сказала она. — Нам надо переговорить, и на этот раз без всяких уловок. Карты на стол! Чего вы хотите от меня? Если вы будете откровенны, я скажу вам, чего я хочу от вас!
— Хорошо, — сказал Манкаль. — У меня есть цель в жизни и я хочу, чтобы вы помогли мне ее достичь.
— У меня тоже есть цель, — сказала герцогиня, голос которой слегка изменился. — Поможете вы мне?
— Я вам клянусь!
— Я не верю клятвам.
— Хорошо… Какова цель вашей жизни?
— Почему же я должна говорить первой?
Манкаль поклонился.
— Потому что вы сильнее меня! — заметил он.
— Это ложь. Хотите, Манкаль, я скажу вам сейчас, почему, держа в руках вашу жизнь, я вас не отравила?
Манкаль невольно вздрогнул,
— Во-первых, — продолжала герцогиня, — мне трудно было бы избавиться от вашего трупа… Во-вторых, потому, что из всех мошенников, которые только попадали мне под руку, вы, говоря без лести, самый совершенный.
— Вы мне льстите! — сказал, улыбаясь Манкаль. — Но мне кажется, что в плане преступности я уступаю вам…
— О! Пожалуйста, без комплиментов! Мы друг друга стоим! Остается узнать, к чему мы стремимся и можно ли согласовать наши планы. Для меня достаточно одного слова. Можете вы коротко и ясно охарактеризовать вашу цель?
— Я ненавижу! — сказал Манкаль, глядя в глаза герцогини.
— А я любила, но теперь ненавижу.
— Я, — продолжал Манкаль, — ненавижу потому, что любил, поэтому я вас понимаю.
Несколько минут царило молчание. Очевидно, каждый колебался, прежде чем высказаться откровенно.
— Нам остается произнести два имени, — сказала Тения. — Кого вы ненавидите? Кого я любила?
— Та, кого я ненавижу, — маркиза Мария де Фаверей.
— А я ненавижу Армана де Бернэ.
Радостный крик вырвался из груди Манкаля,
— А! Какое сочетание! — воскликнул он. — Арман де Бернэ любит Матильду де Сильвереаль, сестру маркизы Фаверей!
— Матильду де Сильвереаль? — спросила, задыхаясь от волнения, герцогиня.
— Разве вы этого не знали?
— Значит, эта женщина, смерти которой жаждет барон Сильвереаль…
— Ваша соперница.
— Нет! Это невозможно! Как Арман мог полюбить ее? Разве она лучше меня?
При этих словах герцогиня гордо подняла голову, как бы говоря: «Кто посмеет сравнить меня с кем-нибудь?»
— Он любит ее! — повторил Бискар. — Это верно. Я видел несколько часов тому назад, как он в страстном порыве сжимал ее руки.
— Молчите! Вы лжете!
Манкаль взглянул на герцогиню. Ее глаза сверкали бешеным гневом. Ее бледность была такова, что, казалось, жизнь готова немедленно покинуть это роскошное тело.
— Вы не знаете, что я выстрадала! — продолжала она. — Я отвергала умных, знатных, могущественных, у моих ног я видела людей, полных молодости и силы, как Марсиаль, подстерегающих мои желания, покоряющихся самым жестоким моим капризам. И я смеялась! Но — этот Арман! От него я не видела ничего, кроме презрения!
Она замолчала, как бы подавленная тяжестью своих мыслей.
— Это было несколько месяцев назад. Я ехала в карете по аллее Елисейских полей. Вдруг раздался крик. Какая-то женщина — нищая — попала под лошадей. Вперед! — крикнула я кучеру. Что было мне за дело до этой нищей? Но в это время какой-то человек бросился к лошадям и удержал их. Это был Арман де Бернэ. Наши взгляды встретились, Невозможно описать, что ощутила я в эту минуту! Его взгляд наголову разгромил все мои силы сопротивления! Я закрыла глаза… Потом я открыла их. Он был еще тут, склонясь над упавшей женщиной. Толпа начала угрожать мне. Он поднял голову и одним жестом заставил всех замолчать.
Между тем женщина уже пришла в себя и благодарила Армана. Она была ушиблена не опасно. Я вынула кошелек и хотела бросить его ей, но Арман взглянул на меня, и я не осмелилась. Ах! Если бы вы знали, сколько презрения прочла я в его волевом лице! Безумный гнев боролся во мне с каким-то непонятным ужасом.
Он поднял нищую и подошел к карете. «Выходите!» — сказал он мне сухо. «Выходите!» — повторил он, видя, что я колеблюсь. И я, я, никогда не склонявшаяся ни перед просьбой, ни перед мольбой, я не могла противиться! Уложив нищую в карету, он дал кучеру свой адрес и велел везти ее.
Слуга колебался, он ждал, что я подтвержу приказание. Еще раз Арман взглянул на меня, и я сказала слуге: «Делайте, как вам велено!»
Экипаж умчался, а я осталась среди толпы, униженная, дрожащая. Я не шевелилась, ожидая, что он заговорит со мной. В эту минуту я отдала бы жизнь за одно его слово!
Знаете, что он сделал?
Бледные губы герцогини дрожали.
— Он взглянул в последний раз мне в лицо и удалился, оставив меня одну среди смеющейся толпы. Я испугалась, да! У меня не было даже той лихорадочной энергии, которую дает гнев. Я убежала, закрыв лицо вуалью. Я бросилась в первый попавшийся фиакр и там, обезумев от горя, я заплакала. Это были первые мои слезы за многие годы. Этот человек вырвал их у меня. И я не возненавидела его! Я его любила!
Я хотела его увидеть. Мне стыдно вспоминать, чего только я ни делала для этого! Да, я за ним следила. Я старалась встречаться с ним на улицах. Я умоляла всех, кого знала, убедить его прийти ко мне. Я ему писала. На мои письма он не отвечал. Я постоянно расспрашивала о нем, и то, что я узнала, еще более усилило мою страсть.
Его таинственная жизнь, вся посвященная науке, уважение, которое этот человек внушил всем, все это еще более опьяняло меня, и с болью в сердце я повторяла: он не любит меня, он меня презирает и ненавидит!
Теперь вы говорите, что он любит другую. По крайней мере я найду пищу огню, который сжигает мое сердце! Если мне невозможно любить, я спасусь от отчаяния ненавистью!
Герцогиня замолчала, дрожа от волнения.
— Надо погубить эту женщину,— сказал Манкаль, — помогите мне и, клянусь вам, я отомщу за вас!
— Чего вы хотите от меня?
— Вы ждете сегодня барона де Сильвереаля?
— А! Дело касается его?
— Слушайте, герцогиня де Торрес. Случай, адский случай дал нам одних и тех же врагов. Я ненавижу маркизу де Фаверей, вы жаждете гибели ее сестры. Мы должны поразить их любовь, их честь… Но это еще не все…
Манкаль приблизился к герцогине и продолжал, понизив голос:
— Вы высказались не вполне откровенно.
— Я?
— Эта страсть не единственная, которая владеет вами. Есть еще и другая, более глубокая…
— Я не понимаю вас…
— Это любовь к золоту, это любовь к богатству, это страсть без границ…
Герцогиня, не проронив ни слова, опустила голову.
— Вы богаты,— продолжал Манкаль, — но если вы согласитесь помочь мне, я удесятерю ваше богатство!
Манкаль рассчитал верно.
Сколько раз, одна, когда вокруг воцарялась тишина, эта пресыщенная женщина запиралась в описанном нами будуаре и там, охваченная какой-то лихорадкой, погружала руки в золото и драгоценные камни, дрожа от звона металла, ослепленная блеском бриллиантов…
