Джордж Грин - Воронье
Женщина направилась прямиком к дверям, и в последний момент ему пришлось снова прибавить скорости. Они чуть не столкнулись у дверей.
Она отступила назад, давая ему дорогу.
— О нет, — сказал он. — Прошу вас.
Она не только улыбнулась ему, но оценивающе смерила взглядом. Затем вошла, и он последовал за ней. Он купил банку копченой лососины.
Но он не направился прямиком к кассе. Он подумал, что, может быть, ему предоставится возможность заговорить с ней.
Он шел за ней по пятам.
Ромео отыскал ее в молочном отделе. Он решил спросить, как найти дату выпуска. Опустив голову, он подошел к ней, но в последний момент счел свой план невозможным и развернулся к выкладке масла и сыров. Он выбрал полпинты сливок и отошел от отдела. «Я не могу это сделать, — подумал он. — Эти встречи у дверей я организовываю просто отлично — но заговорить с такой женщиной? Нет ни одного шанса. Да и кроме того, нет времени общаться и заводить роман. Я должен возвращаться к работе».
ТАРА приняла душ, чтобы смыть песок, вернулась в свою комнату и проверила почту. Ее удивил поток приглашений и поздравлений от людей, которых она никогда не видела и о которых не слышала. Она продолжала раскручивать список в поисках хоть слова от Клио. Ничего нет. Но ближе к верхнему краю был адрес, на котором остановился взгляд: записка от папы. Отправлена всего час назад. Она сразу же внутренним чувством поняла, о чем в ней идет речь.
«Ох, папа. Прошу тебя. Не надо».
Она щелкнула «открыть».
«Я хочу все рассказать ФБР. Я все думал и думал. Я подумал, что не могу доверять этому офицеру Баррису. Я знаю, что правильно поступил, соврав ему, но ФБР не обманешь. Они отследят звонки, которые делал Шон. У них в сотовых телефонах есть GPS, так что они легко найдут Ромео и схватят его. И Шона тоже. Они легко прикончат их. Но если мы будем ждать, пока кто-то не ошибется, или Ромео не сойдет с ума, или какой-то репортер обо всем догадается, мы все будем убиты. Я не могу сидеть и ждать этого. Я люблю тебя больше всего на свете.
В Библии говорится: „Я смотрю на тебя, будь крепок в вере, будь сильным“».
Она испытала сейчас не только страх, но и гнев.
Тара щелкнула «ответить» и написала:
«Пап,
Это ФБР лажается все время. Людей убивают. Если ты расскажешь им, всех нас убьют! Папочка, не надо! Если они сделают хоть одну ошибку, с нами будет кончено! Но если мы будем играть с Шоном и дадим ему обзавестись деньгами, все будет хорошо. Он не причинит нам вреда. А если причинит, то он знает, что все потеряет, но, если мы спихнем его в ад, нам нечего терять.
Пап, я знаю, как ты ненавидишь его. Я ненавижу его еще больше. Когда он открывает рот, меня тошнит. Он считает себя пророком, но люди любят его только из-за денег, а он трус. Но едва он получит деньги, постарается удрать, и вот тогда-то мы и позвоним в ФБР. Далеко он не уйдет!
Но если мы позвоним в ФБР сейчас и он догадается, то есть, я имею в виду, если ФБР сделает хоть одну ошибку, ты знаешь, каким ужасом это может кончиться. Я знаю, как раздражает ничегонеделание, но пожалуйста, пап, прошу тебя, не пытайся связываться с ФБР. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
Она перечитала, внесла несколько поправок, убрала лишнюю цифру 4 и поставила наверху «Особо опасен».
Она понимала, что делает именно то, чего Шон мог хотеть. Она даже начала говорить, как он: «Я знаю, как раздражает ничегонеделание». Он был поганкой. Его споры были повсюду; они прорастали даже у нее в мозгу.
Она нажала «отослать».
Затем открыла запись от одного из ее многочисленных новых друзей с сайта «Мой мир».
«Тара, я думаю, что ты красивая и хотела бы быть такой же. Я думаю, что Шон Макбрайд — это как сон. Ты не просто счастливая, ты благословенная».
Другая запись:
«Ты — знак всем нам, что Господь с нами и наблюдает за нами».
Другой написал:
«Видел тебя на видео, когда вы выиграли лотерею, и я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой».
Она услышала, как отец выходит из холла. Он спустился в свою комнату, и все стихло. Она ждала. Послания приходили каждую секунду. Она перестала читать их. Она ждала ответа отца.
Наконец он прислал его:
«ОК».
И это было все.
Уставившись на него, она услышала какие-то звуки снаружи. Они сопровождались вспышками фотоламп.
Она с треском отдернула занавеску. Толпа собралась вокруг Билла Филипса, человека с дистрофией симпатических рефлексов. Он больше не пользовался инвалидной коляской — он двигался на своих ногах. Во всяком случае пытался. Двое мужчин поддерживали его с обеих сторон, так что вы не могли утверждать, ходит ли он сам или нет. Он прошел всего несколько шагов, прежде чем ему помогли опуститься в кресло. Но в любом случае народу это нравилось. Они кричали: «Хвала Господу!» и, глядя на дом, взывали: «Шон!», «Шон!», «Отче!», «Отче!», «Хвала Господу!».
Тара испытала очередной прилив гнева.
Эти идиоты обожают его!
«Из-за него мой отец сходит с ума. Он такой отвратный подонок, что я должна удерживать отца от желания убить его. Человека, которого они обожают. Но чего ради защищать его, если увидеть его труп будет так приятно? Если даже Ромео нанесет нам ответный удар, может, имеет смысл рискнуть — чтобы увидеть Шона мертвым и неулыбающимся. Нет, не стоит». Она легла в постель. Ей казалось, что она не спала несколько недель. Но едва закрыла глаза, как живо представила — вот она выходит из океана, и Шон Макбрайд глазеет на нее.
Она заставила себя снова открыть глаза.
Где-то во дворе пилигримы выкрикивали его имя: «Шон!», «Шон!», «Отче!». Глаза снова закрылись, и вот она снова выходит из океана, и взгляд Шона скользит по ней, и все ее чувства вернулись. Казалось, у нее больше не было сил сопротивляться им. Она ненавидела его каждой клеточкой своего тела — но власть, которую он имел над ее жизнью, как-то подчинила ее. Она позволила себе вообразить, что Шон на руках выносит ее из воды. Он легко поднял ее; она обхватила его ногами и положила голову ему на грудь, слушая биение его сердца, и его член уже был в ней. Представив себе это, она двумя пальцами стала легко ласкать клитор. Она не могла отделаться от мысли, что это отвратительно. «Прекрати!» Но у нее это не получалось, пока в отчаянии она во сне не сжала голову Шона так, что его череп треснул и раскололся, а его мозги расплескались на мокром песке. Она рывком проснулась и села, обливаясь потом. Снаружи толпа продолжала выкрикивать его имя. «Шон!», «Отче!», «Господь!».
РОМЕО сидел в закусочной «Макдоналдс» рядом с торговым центром. Он зашел сюда воспользоваться свободным Интернетом. Занимаясь «компьютерным шпионом», он сидел, держа в руках жареную картошку и стакан колы. Он должен перехватить и прочитать то, что Митч Ботрайт слал дочери.
И вообще, почему Митч Ботрайт переписывался с дочерью, вместо того чтобы поговорить с ней? У Ромео появилось плохое предчувствие.
Он открыл письмо. У него перехватило сердце. Он не мог кончить его читать. Ему пришлось отвести взгляд.
Снаружи ребята весело пинали большой пластиковый мяч.
Он попытался собраться с силами. Он знал, что может произойти, но это не помогало. Он подумал: «Ну почему ты такой глупый, Митч? Неужели ты не видишь, какой ужас маячит над вами? А ведь над этим стоило бы задуматься. Я сам не могу отчетливо представить его: все подробности расплываются. Но тем не менее… Ведь ты рискуешь своей семьей. Как ты можешь обречь на риск жизни своих близких, по-дурацки изображая из себя этакого мачо?»
Затем он вернулся к компьютеру и заставил себя прочитать ответ Тары.
МИТЧ тысячу раз видел на телевизору Дайану Сойер, но больше всего его привлекало чувство, что под покровом ее мягкости и любезности кроются ледники Антарктиды. Но при близком контакте он не ощутил ничего подобного — было только ее сердце и тепло, исходящее от него. Она сидела на одном из плетеных кресел, Тара, Митч и Пэтси на диване, а Джейс на полу. Шон устроился напротив ее в таком же плетеном кресле. Она остановила на нем требовательный взгляд и заговорила воркующим суховатым шепотом:
— Шон. Все эти люди за домом. Вся эта… публика.
— Да.
— Они продолжают прибывать.
— Да. И их уже слишком много. Мы перебрались на ярмарочную площадь.
— И насколько я понимаю, вы получаете много писем по электронной почте?
Он улыбнулся. Как осторожно она к нему подбирается.
— Есть кое-что.
— Как много?
— Пара тысяч.
— Пара тысяч?
— Да.
— Шон, чего они хотят?
— Ну, я думаю, они хотят думать, что во всем этом есть какой-то смысл.
— В чем?
— В жизни.
Она улыбнулась. Она обладал безупречной сдержанностью. Он подумал о ней, как о планете на строгой эллиптической орбите. Камеры за ней блестели, как лунные диски, и зрелище было ошеломляющим.
