Уильям Лэндей - Душитель
41
Маргарет Дэйли вышла из ванной после душа. Она насухо вытирала волосы, одновременно локтями прижимая к бокам полотенце, обернутое вокруг тела. Закончив, она встала перед зеркалом. На пороге возник мужчина. Маргарет вздрогнула.
— Майкл!
Он стоял, опираясь о косяк, в костюме — видимо, завернул к матери по пути на работу. Он похудел, под глазами от переутомления появились мешки.
— Что ты тут делаешь? Как ты вошел?
— Твой любовник, выходя, оставил дверь незапертой.
— Мой любовник? Майкл, ты с ума сошел? В чем дело?
— Что, он не твой любовник?
— Я слишком стара для любовников. И потом, не твое дело, какие у нас отношения.
— Ты его любишь?
— Господи, Майкл, для такого разговора сейчас слишком ранний час. Я даже одеться не успела. — Маргарет мелкими шажками вошла в ванную, неуклюже подражая грациозной девичьей походке. Майкл не знал, идет она так по привычке или просто стесняется своей наготы. Маргарет вернулась в махровом халате с бахромой.
— Это главное, что тебя беспокоит? Что я живу с Брэнданом?
— Ты его любишь?
— Майкл, я не стану отвечать на подобные вопросы. Это совершенно не твое дело. Ты с ума сошел — появляться вот так, с утра пораньше? Ты что, слонялся вокруг дома, пока Брэндан не уехал?
— Да.
— А позвонить ты не мог?
— Я подумал, что лучше поговорить с глазу на глаз.
— Майкл, сядь. — Маргарет набросила на неубранную постель покрывало и присела на край. — Садись.
Он хмуро взглянул на кровать.
— Я лучше постою.
— Майкл, ты здоров? Все говорят, что после случившегося ты повредился в уме…
— Я в порядке.
— Ты запил?
— Нет.
— Употребляешь… наркотики?
— Пока нет.
— Тогда в чем дело? Ты похож на сумасшедшего. Что с тобой творится?
— Мне не нравится твой любовник, вот и все.
— Прекрати называть его моим любовником, это глупо.
— А как мне его звать? Папа?
— Зови его Брэндан. Ты ведь звал его так тридцать лет. И разговаривай со мной как положено. Я по-прежнему имею право на некоторое уважение, даже если отец и перестал держать вас в ежовых рукавицах.
— Не стоит беспокоиться, теперь для этого существует Брэндан.
— Майкл, поди сюда. Сядь.
Он сел на кровать рядом с матерью. Ночной столик — столик Джо-старшего — был завален мусором. На нем лежали смятые салфетки и любовный роман толщиной с кирпич, стоял полупустой стакан воды.
— Майкл, прекрати. Что бы ты ни имел против Брэндана, пора успокоиться, слышишь? Я этого не потерплю. Я тебя не узнаю, ты стал чужим. Где мой маленький Майкл?
— Ты любишь Конроя?
— Какая разница?
— Большая. Именно в этом все и дело.
— Почему? Не понимаю. Почему?
— Потому что у тебя был муж.
— Был. Он умер, Майкл. А я жива. Ты бы предпочел, чтобы я легла в гроб рядом с ним и чтобы нас закопали вместе?
— Я хочу, чтобы… Чтобы ты его уважала.
— Разумеется, я его уважаю. Мы прожили тридцать шесть лет. Как же можно его не уважать?
— Тогда зачем тебе эта… свинья?
— «Свинья»! Майкл!
— Ты права, это нечестно. Свиньи не заслуживают такого сравнения.
— Майкл, откуда все это? Твоя ненависть… Ты всю жизнь знаешь Брэндана. Твой отец… который, по-твоему, святой…
— Я этого не говорил. Он не святой. Не святой. Просто достойный человек. Работал каждый день, никогда тебе не изменял, старался ради семьи — вот что я о нем скажу. И после сорока лет жизни с ним ты подпустила к себе Брэндана? Конрой и вполовину не стоит отца, и ты это знаешь. Их невозможно сравнить. Все равно что… свинья и апельсины.
— Брэндан — хороший человек.
— Да брось. Он просто назойливый хвастун. И даже хуже, мама, поверь.
— Хуже?
— Есть вещи, которых ты не знаешь.
— Прекрати, теперь ты действительно заговорил как псих.
— Тебя не беспокоит то, что Брэндан был там, когда папа погиб?
— Нет.
— Что человек, с которым ты спишь и который прикасается к тебе, был последним, кто видел твоего мужа живым?
— Майкл, прекрати!
— Он рассказал какую-то нелепую историю о мальчишке-убийце, которого так и не поймали. Твой муж убит, Брэндан был там, а преступника не нашли. Это тебя не волнует?
Майкл подошел к бюро и увидел всякие мелочи, которые лежали на крашеном жестяном подносе, — статуэтка, заколки для волос, четки, монеты. В среднем, открытом, ящике среди чулок и подвязок виднелась коричневая рукоятка пистолета Джо-старшего. Майкл взглянул на мать, которая по-прежнему сидела на постели. Простыни были сбиты. Она повернулась к сыну. На стене, в углу, висела фотография братьев Дэйли в возрасте пятнадцати, тринадцати и девяти лет, а рядом — изображение Иисуса с молитвенно сложенными ладонями. Майкл подумал о церкви и о…
— Вы… вы с ним…
— Что?
— Вы предохраняетесь?
— О Господи, Майкл! Да как ты смеешь! Все, разговор окончен. И это, по-твоему, Брэндан свинья?
— Ну ладно, ладно.
— Это ты свинья! Свинья! Свинья! — Маргарет дрожала всем телом. — О Боже!
Майкл промолчал.
— О Боже! — повторила мать.
— Есть вещи, которых ты не знаешь, мама. Я сомневаюсь, что тебе следует видеться с Брэнданом.
— Да? Надо же, как обидно. Но я уже взрослая. Я сама решу, с кем мне видеться, а с кем нет.
— Я серьезно. Об этих вещах знала Эми…
— О каких вещах, Майкл? О чем ты говоришь?
— Эми думала… — Майкл остановился. Мать решит, что он спятил, даже если приписать всю историю Эми. Она решит, что он спятил, если поверил этому. Поэтому Майкл уклонился. Он не стал напрямую обвинять Брэндана Конроя. — Эми думала, что Брэндан знает об убийстве отца больше, чем говорит. Вот что.
— Так считала Эми?
— Да.
— Знаешь, я это слышу не впервые. Брэндан передал мне ваш разговор. Он тоже думает, что ты ненормальный. Я защищала тебя, но знаешь что? Возможно, Брэндан прав. Тебе действительно нужна помощь, Майкл.
— Ну так помоги мне.
— Как? Отвезти тебя в клинику и запереть?
— Не встречайся с Брэнданом, хотя бы какое-то время. Ради меня. Сделай это ради меня.
— Не могу. И ты сам знаешь, что я не могу так поступить.
— Почему? Скажи, что ты больна, что тебе нужно подумать, что он слишком торопится, что у тебя рак, наконец… Мама, поверь, все женщины так отговариваются. Он тебя правильно поймет.
— Но я не хочу порывать с Брэнданом.
— Значит, ты его любишь.
Маргарет сердито вздохнула.
— Люблю, не люблю… Почему мне обязательно любить или не любить его? Я даже не знаю, что это такое. Люблю ли я его, как любила твоего отца? Нет, потому что нам с Брэнданом не восемнадцать лет. Что значит для меня это чувство, Майкл? Почему я сама не вправе решить? Почему я не могу найти себе мужчину? Ведь это не грех — кого-нибудь найти. Я просто не хочу быть одна — разве это такой уж грех?
— Нет, не грех. Всего лишь ошибка.
42
Стол Клэр Дауни в редакции «Обсервера» стоял в углу отдела новостей, где грохот телетайпов смешивался с общим шумом — неритмичным щелканьем пишущих машинок и громкими голосами людей в смятых белых сорочках (в редакции все перекрикивались, точно матросы во время шторма). На столе Клэр стояла огромная машинка, на ней фломастером было написано «Иди и ищи». Вокруг лежали бумаги, сложенные газеты, пачка из-под сигарет, превращенная в подставку для карандашей, зловещего вида дырокол. Все это, казалось, было собрано случайно, как будто вещи швырнул на стол пролетавший мимо ураган.
Майкл маячил в углу, пока не появилась Клэр, одетая в белую блузку и простую серую юбку. Ее широкое лицо, довольно симпатичное, было готово расплыться в улыбке, каштановые волосы разделены пробором и заколоты сбоку, как у школьницы. Майкл был разочарован. Он ожидал встретить Кэтрин Хепберн.
— Вы Клэр?
— Да.
— Я Майкл Дэйли. Мой брат Рик и Эми Райан…
— Эми, Эми…
— Не знаю, говорила ли она…
— Конечно.
— Они с Риком…
Клэр улыбнулась:
— Я знаю, кто вы такой, Майкл. Эми рассказывала. Я видела вас на похоронах.
— Не найдется для меня минутка?
Клэр взглянула на часы: четверть третьего.
— Минутка, но не больше, у нас аврал. Делаем вечерний выпуск.
— Всего несколько вопросов про Эми.
— Пять секунд уже прошло.
— Вы с ней писали о деле Душителя?
— Да.
— Под статьями стояли ваши имена. Это значит, что вы писали их вместе?
— По большей части — да. Это были наши репортажи. Мы работали вдвоем.
— Почему вы перестали?
— Мы не перестали. Все остановилось само собой. Де Сальво признался, и расследование прекратили. Когда начнется суд, мы напишем об этом… То есть я напишу.
— А как насчет убийств?
