Михаил Ахманов - Массажист
– Боялся лицо потерять. В бизнесе любят хорошие новости и очень не любят плохих. Красноярцы ведь тоже могли подыскать другого партнера… Так что Саркисов молчал. А после, когда был убит, молчание вышло убийцам наруку. Полгода они проплачивают мелкие суммы в Красноярск, и там уверены, что препарат с успехом производится и продается. Будут еще год платить… а то и два… морочить головы доверчивым биохимикам…
Эрик Верницкий заерзал на диване, привстал, поднял руку.
– Но это ведь, Ян Глебович, не может продолжаться до бесконечности! Биохимик вовсе не есть кретин… Им ведь и слава нужна! Гласность!
– Нужна, – кивнул Глухов. – Я думаю, план тут такой: не заблокировать намертво, а лишь притормозить и сохранить под контролем. Наладят наши Мосоловы производство, выпустят малую партию и объяснят биохимикам: горе у нас случилось, Саркисов помер, и мы, его компаньоны, сильно расстроились, потому и задержка вышла. А платили вам, чтоб обошлось без обид… Все чинно-благородно. – Ян Глебович сделал паузу, хмыкнул, подумал и сообщил: – Возможно, мне удалось подтолкнуть их к такому решению. Надавил я на них… На Нила Петровича Мосолова…
Брови Олейника вопросительно приподнялись, и Ян Глебович пояснил:
– После гибели Саркисова его предприятие ликвидировали. Установка была перепродана, и не единожды, пока не оказалась на балансе «Аюдага». Это завод шампанских вин, предприятие государственное, где директором Мосолов Нил Петрович, родственник нашего главного фигуранта. Там, я думаю, и собирались наладить выпуск, но не спешили и оборудование не завезли. Спрятали где-то… Но привезут, всенепременно привезут, так как я обещал Нилу Петровичу неприятности. Наблюдение установлено, можем выяснить, где хранили аппаратуру. У Пережогиной есть база и склады, и у Мосолова. Груз небольшой, всего-то тринадцать ящиков…
– Отлично, – промолвил Олейник. – Круг подозреваемых очерчен, и логика у Яна Глебовича, как всегда, на высоте… Я полагаю, ваша версия документально подтверждена? И можно приступать к активной разработке фигурантов?
Глухов молча кивнул.
– Тогда – все! За работу, дамы и господа. – Олейник сделал широкий жест, потом искоса взглянул на Глухова. – Вас, Ян Глебович, прошу задержаться.
Ладонь Линды легла на стиснутые глуховские кулаки, и он ощутил легкое пожатие. Мужчины встали. Гриша Долохов с полупоклоном отворил перед Линдой дверь, Голосюк с Верницким рассовывали по карманам блокноты и сигареты, Валя Караганов переминался с ноги на ногу, нетерпеливо дожидаясь, когда очистится проход. Наконец все вышли, и комната опустела.
Олейник закурил и с мрачным видом уставился в пол. Глухов тоже потянулся за сигаретами.
– Заказное убийство, Ян Глебович?
– Несомненно. Заказчики – Пережогина и Мосолов. Виктор, не Нил. Нил Петрович все-таки госслужащий, а эти двое крутятся в частном бизнесе, имеют разнообразные связи… Скорей всего, они нанимали исполнителей. Не лично, через вторые-третьи руки… Каких-нибудь гастролеров, которых след простыл.
– Да-а, ситуация… – задумчиво протянул Олейник. – Глухое дело…
– Как раз по нашей части.
Минут пять они сосредоточенно дымили.
Ситуация была вполне понятной.
Есть заказчики, есть исполнители. Заказчики платят, а исполнители режут. Связь между ними не очевидная, не прямая; может, удастся ее доказать, а может, нет. Самый же оптимальный из вариантов – ничего такого не доказывать, а отыскать исполнителей и засадить на полную катушку, ибо они – убийцы, они душили, резали, стреляли и пускали кровь. Что до заказчиков, людей солидных, состоящих под чьим-то покровительством, то к ним не просто подобраться, а временами – невозможно, если доказательства слабы, а покровители сильны. Такой порядок предусматривал, что злобных псов необходимо пристрелить, не трогая хозяев – тех, кто натравил их и слушал в безопасности, как лязгают клыки и стонут жертвы.
Но этот вариант не проходил. Оба, Олейник и Глухов, почти не нуждались в словах, чтоб обозначить такую ситуацию; оба они понимали, что за давностью свершившегося исполнителей не найдешь, разве что случайно, а потому копать и разгребать придется сверху. С Мосоловых, с депутатской жены и с самого депутата. И с тех, кто стоит за Пережогиным, кто получает, прикрывает и решает. Ибо сам Пережогин реальной власти не имел, а только лишь влияние. Влияние, связи, друзей и благодарных почитателей.
– Громкое будет дело, склочное, опасное, – промолвил Олейник, стряхивая пепел. – Как думаете, Ян Глебович, в мэрию не потянется?
– Потянется, Игорь, потянется наверняка. Ну, что тут поделаешь? Вороват чиновник на Руси… – Глухов затянулся и выпустил дым колечком. – План у меня такой: понаблюдаем пару месяцев, раскрутим контакты, а повезет, так поймаем на взятке… Пережогина ведь не только супруга-депутата кормит… Еще с Мосоловым разберемся, с этим Виктором Петровичем. Как он поликлинику на Большом купил, за какие-такие миллионы… Вдруг там миллионами и не пахнет? Досталось задешево, а почему? Кто помогал, кто ворожил?
Пригасив сигарету в пепельнице, Глухов полез в карман за новой. Курил он редко и лишь за компанию. Особенно если в компании намечался неприятный разговор.
Олейник покивал в задумчивости.
– Значит, вот как решили… пойти в обход… Собрать криминальные факты, прижать на допросах… Думаете, сознаются?
Глухов следил, как тает в воздухе сизый дымок.
– Знаешь, Игорь, лет двадцать пять назад, когда я учился в ВМШ, был там один забавный старичок, Вейтсон Владимир Аронович. Преподавал у нас психологию… И была у него поговорка: сладок грех, а исповедь еще слаще. Все зависит от искусства исповедника…
– Ладно! Действуйте, Ян Глебович, но постарайтесь с этим Пережогиным поаккуратней. Кто-то, как вы сказали, ему ворожит… и человек, я думаю, не маленький… Во всяком случае, генерал, – тут Олейник понизил голос, – велел докладывать об этом деле. Лично ему, еженедельно.
– В первый раз, что ли? – пожал плечами Глухов.
– Не в первый, – согласился Олейник и перевел разговор на другое: – А как с вашим вторым расследованием, для Кулагина? Движется? Я смотрю, капитан-то этот, из Северного РУВД, что ни день, так у вас. Толковый?
– Старательный. А дело, Игорь, движется, но в неприятную сторону. Ты о Черешине не слышал? Геолог и великий коллекционер… камушки собирал, яхонты бесценные… Умер недавно. Скончался ночью, в собственной квартире, при полном отсутствии публики. Сходил я вчера, посмотрел… тут недалеко, на Таврической…
– Есть следы? – В глазах Олейника вспыхнул интерес.
– То ли есть, то ли нет… смутно… Коллекция не переписана, камней – мириады, сотню возьмешь, никто не заметит. Не исключаю, что кто-то пошарил, но с осторожностью. Явный след лишь в одном из шкафов, где камушки хранятся. Отпечаток в пыли на нижней полке, словно там круглая коробочка стояла… А теперь не стоит.
– Черешин мог ее взять?
– Мог, за три-четыре дня до смерти. Свежий след! А коробка такая в квартире не обнаружилась.
– Выбросил?
– Вряд ли. Коробки в тех шкафах не для помойных ведер.
– Словно подводя итог, Ян Глебович раздавил окурок в пепельнице, наклонился к Олейнику и тихо сказал: – Боюсь, Игорь, серийный убийца у нас. Охотится на стариков, входит в доверие, гробит по-тихому и не жадничает, берет чуть-чуть, чтоб незаметно… Случаев пять или шесть я насчитал, с девяносто седьмого года. Серия!
– Только этого нам не хватало! – Олейник с брезгливой гримасой откинулся на спинку кресла. – Серийный убийца! Надо же! А кто таков, Ян Глебович? Установили? Придурок? Или маньяк?
– Если бы!.. Я ведь сказал: гробит по-тихому, не жадничает… Очень разумный парень и очень аккуратный. Вот повидаюсь с ним, все доложу в подробностях. – Глухов приподнялся. – Ну что, отпускаешь, Игорь Корнилович? Могу идти трудиться?
– Да, конечно… И с этим депутатом… хмм… прошу вас, поделикатней… Все-таки политика, хоть в городском масштабе.
– Ты уж, Игорь, выбирай, кем тебе быть, политиком или сыщиком, – сказал Глухов и направился к двери.
* * *В оздоровительный центр «Диана» он прибыл без четверти пять, выполнил быструю рекогносцировку, прогулявшись по лестницам и коридорам, отметил, что заведение богатое, поставлено на широкую ногу, и ровно в семнадцать-ноль-ноль уже лежал на массажном столе. Баглай, его предполагаемый целитель, оказался в точности таким, как описывала Марья Антоновна: рослый, светловолосый, широкоплечий, щеки впалые, нос прямой и губы узковаты. Губы «не тот доктор» иногда облизывал быстрым змеиным движением, а взгляд у него был внимательный, серьезный, однако не слишком располагающий. Скорее, угрюмый и будто оценивающий нового пациента. Не нравились Глухову доктора с такими взглядами, но объективности ради он признал, что массажист – мужчина видный, в расцвете сил, и, несомненно, имеет успех у девушек.
