Грег Лумис - Секрет Пегаса
Он молча посмотрел на меня и ответил не сразу:
— Нет, юный брат, этих слов я не говорил. Эти земли были подарены магистру де Пейну лично, и орден мог пользоваться ими лишь с его разрешения.
— А как же обет бедности?
Рыцарь покачал головой:
— Лучше вспомни об обете смирения, который запрещает задавать неподобающие вопросы.
Он удалился, оставив меня размышлять о том, как же член священного ордена может владеть богатствами наподобие тех, о которых я только что узнал. Так я снова убедился в том, что монашеские обеты не являются для членов этого ордена главными и непререкаемыми.
На ночь мы остановились лагерем близ деревни, носившей имя Серр. Назавтра, при свете дня, мы переправились через реку и двинулись в обратном направлении. Нельзя было не заметить, что солнце светит слева, тогда как накануне оно было справа.
— Неужто мы возвращаемся туда же, откуда шли другим путем? — спросил я у одного из старших оруженосцев.
— Точно. Сейчас мы идем на юг, а вчера продвигались на север, — подтвердил он. — Ближе, чем возле Серра, брода не найти. А теперь мы отправимся в замок Бланшфор.
Вскоре наш путь пошел в гору. Там, где земля не была прикрыта травой, виднелась почва того же белого цвета, как и повсюду в этой местности, начиная от самого моря. На ощупь она походила на глину, и я гадал тогда, что же может произрастать на этих землях, столь непохожих на суглинистый черный гумус Сицилии.
Достигнувши верха, мы остановились перед высокой белокаменной стеной. Рыцари, коих мы сопровождали, стали о чем-то переговариваться со стражами, стоявшими на крепостном валу. Их слов я понять не мог. Пока шел разговор, я разглядел, что стены сложены не из кое-как подобранных по размеру валунов, как в том аббатстве, где я недавно обитал, а из аккуратно отесанных, почти одинаковых по размеру камней, причем каждый надежно опирался на лежавшие снизу. Позднее я узнал, что умение так строить мы позаимствовали у сарацин[75].
Над величественными воротами возвышался портал из чистого травертина шириной в добрый род[76], на коем было высечено изображение вставшего на дыбы крылатого коня. Детали оного были столь тщательно выполнены, что я не удивился бы, если бы сей конь оторвался от камня, в коем был заключен. Мне доводилось видеть фигуры, вырезанные в камне на древних зданиях, воздвигнутых язычниками в незапамятные времена, ибо не везде и не все еще Святая церковь заменила христианскими реалиями, но я никак не ожидал, что такое может осенять вход в место, освященное присутствием воинствующих монахов.
— Это Пегас, мифический конь греков, — объяснил Гийом де Пуатье. — Символ нашего ордена.
Мое смирение снова отступило перед любопытством.
— А разве иметь в таком месте языческий символ — это не кощунство?
Рыцарь не возмутился моей наглости, а, напротив, улыбнулся и пояснил:
— Господь наш запрещал поклоняться таким созданиям, а не любоваться ими. Кроме того, Пегас напоминает нам о нашем ничтожном начале.
Мне трудно было понять, каким образом у ордена, владеющего такими вот замками, начало может быть иное, кроме как царственное.
— Как же это так, господин?
Он откинулся в седле, не сводя глаз с каменного изображения коня, и промолвил:
— Когда наш орден только зародился, мы не могли приобрести достаточно лошадей. Если двоим братьям требовалось отправиться в одну сторону, они ехали на одном коне. В песках Святой земли белые сюрко развевались на ветру. Если смотреть издали, казалось, будто скачет крылатый конь. С тех пор эмблема напоминает нам о смирении и бедности, кои есть главные добродетели нашего ордена.
Я успел обратить внимание на то, что если орден и придерживается каких-то добродетелей, то не этих, но на сей раз предпочел прикусить язык.
Но тут с грохотом поднялась решетка ворот, и мы въехали за стены, во двор, напоминавший не о скромной обители вроде той, из которой я недавно отбыл, а о покоях знати, куда мне доводилось изредка попадать, когда я вымаливал милостыню для аббатства или же сопровождал братьев, выполнявших возложенные на них обязанности. Не было там ни одной непривязанной лошади, осла или еще какой животины и отнюдь не пахло скотным двором. Напротив, нас приветствовал аромат апельсиновых деревьев, равно как и розмарина, тимьяна и лаванды, произраставших на любовно возделанных клумбах, расположенных с южной стороны обители, дабы цветы получали сколько возможно солнечного тепла.
Дорожки, образовывавшие крест, делили двор на четверти, а там, где они встречались, возвышался с изумительным искусством вырезанный из камня фонтан со звонко поющими струями. Окружала двор аркада, под колоннами которой властвовали тень и прохлада.
Окна отнюдь не были защищены ставнями от стихии, но забраны стеклами. Такую роскошь я видел лишь в кафедральном соборе города Салеми, неподалеку от которого родился.
Внутри все было богато украшено венецианскими шелками и фламандскими гобеленами и освящено присутствием поразительных реликвий: кусочком иссохшей плоти святого Лаврентия, пусть даже обратившимся в прах за время, прошедшее с его мученической кончины, рукой святого Георгия, ухом святого Павла и одной из тех чаш, в коих содержалась вода, превращенная Господом нашим в вино.
Блюдя обычай прежнего моего ордена, по завершении странствия направился я в церковь, дабы возблагодарить Всевышнего за благополучное прибытие. Каково же было мое удивление, когда узрел я, что храм совершенно круглый, а не такой, какими я привык видеть церкви. Впоследствии узнал я, что сию форму имеют все соборы тамплиеров, ибо таким был Храм Соломона в Иерусалиме. Потолок поддерживали колонны из серпентина и красного мрамора. Алтарь находился посередине — блок чистейшего, без единой прожилки, белого мрамора, покрытый изумительно искусной резьбой, изображавшей всяческие виды Святого города. Крест, возлежавший на алтаре, ярко отражал огни доброй сотни свечей. Да оно и неудивительно, ибо крест был сработан из чистого золота. Одно это церковное помещение стоило куда больше, чем все аббатство, в котором я вырос.
Но чудеса на этом не закончились. По случаю возвращения своих братьев обитатели сего изумительнейшего места устроили пир, куда были допущены даже скромнейшие из оруженосцев, такие как Филипп и даже я. Впервые в жизни довелось мне вкусить миног, куропаток и баранину, а запивалось все это вином столь крепким, что у меня голова закружилась.
Все было так, как обещал Гийом де Пуатье, а то и лучше. О яствах я уже писал. Отведенная мне келья оказалась вдвое больше, чем та, в коей жил я в прежнем своем аббатстве, а ложем моим служил мягкий тюфяк, набитый свежей соломой и покрытый шерстяным одеялом.
О, если бы я столь же тревожился о своей душе, сколь о плоти! Возможно, тогда не оказался бы я в том скорбном месте, где обретаюсь ныне.
Глава 2
1Лондон, Сент-Джеймс. 16:00 того же дня
Герт еще раз прочла записку, потом скомкала ее и кинула в корзину для мусора.
Подонок! Женщина с силой швырнула сумочку через всю комнату и с удовольствием услышала, как та шмякнулась о стену. В Италии она не только спасла его драгоценную задницу, но и пустила в ход свои связи; кстати, собственные деньги тратила, чтобы он смог попасть в Лондон.
Как же Рейлли отблагодарил ее? Бросил, как дешевую шлюху!
Она чуть не пожалела, что так и не научилась плакать, настолько больно и обидно ей стало. Сев на край кровати, Герт закурила и уставилась на струйку дыма, поднимавшуюся к потолку.
Впрочем, уже через несколько минут рациональная часть ее натуры, естественно, взяла верх над эмоциональной. Лэнг ведь ничего ей не обещал, более того, изо всех сил старался отговорить ее от поездки. Типично мужское поведение. Он галантно заботится о том, как бы не подвергнуть даму опасности, но совершенно не думает о том, что кто-то должен был бы прикрывать его со спины. Старомодный мужской шовинизм. Пусть очень даже милый, но ведь самый верный путь угробить себя.
У него это вполне может получиться.
Она и сейчас, давно не практикуясь, стреляет гораздо лучше, чем Лэнг в свои молодые годы, к тому же прекрасно осведомлена о современном состоянии своей профессии. Но важнее всего то, что противники, кем бы они ни были, по всей вероятности, не в курсе насчет ее участия в игре. Теперь, когда фотографии Рейлли появились на первых полосах газет, прикрытие в виде супруги, сопровождающей его, нужно ему как никогда.
Мужчины вообще, Лэнг в частности, бывают иной раз просто непроходимо глупы. От этой мысли ей стало немного лучше.
Нет, Лэнгфорд Рейлли, без меня ты не обойдешься. Да, Schatz[77]. А то, что ты такой Dummkopf[78], ничего тут не меняет.
