Чарльз Паллисер - Изгнание

Дом Херриард,

в Страттон Херриард,

что близ Торчестера

Января, 5, 1864 г.

Дорогой дядя Томас!

Несказанно благодарен вам за щедрое предложение свободного выезда за границу. Однако, приняв его, я отстраняюсь от обязательств. Вместо этого взываю к вашей щедрости и прошу уладить дело с моим кредитором. Совершенно искренне и с полной ответственностью обещаю возместить вам расходы, даже если на это уйдет вся моя жизнь. Прошу не ради себя, но заботясь прежде всего о маме и сестре.

Если мистер Вебстер будет добиваться отмщения, вынуждая власти возбудить против меня дело, последствия могут сказаться на нас всех.

Ваш любящий племянник,

Старался избежать Бетси, но пару раз вынужден был пройти мимо, не глядя на нее. Не пойму, что к ней чувствую. Зол на нее. Испытываю отвращение к самому себе.

Среда, 6 января, 10 часов

После раннего завтрака я сразу вышел из дома, надев прогулочные ботинки. Залез на дерево и заглянул в окно. Хотя свет был тусклый, мне показалось, что я разглядел силуэты и тени, и уверен, что видел ковры на полу и очертания предмета, похожего на диван. Все так, как я боялся! Ужасный, распутный и грязный развратник. Он оборудовал место, чтобы соблазнить ее. А она! Низкая и бесстыжая. Чего Эффи хочет добиться? Как смеет сестра делать вид, будто морально выше меня!

Настоящая пощечина от старой склочницы!

Я показал маме письмо к дяде Томасу запечатанным, чтобы она не смогла прочитать, и та осталась довольна. Я отнес его в магазин, и пока вручал миссис Дарнтон, попытался проверить свою теорию. Я спросил:

– Кто-нибудь отсылает регулярно объемистые письма? Письма, адресованные кому-то в Торчестере?

Она уставилась на меня и сказала:

– Не думаю, что вам следует об этом спрашивать, мистер Шенстоун. Честный человек такого вопроса не задаст.

Я услышал, как открылась дверь в магазин, но не обернулся, поэтому очень удивился, услышав, как мисс Биттлстоун произносит позади меня:

– Совершенно несправедливо, миссис Дарнтон. Молодой человек стремится выяснить, кто рассылает ужасные анонимные письма. Он озабочен так же, как все мы.

Горгоне было все равно. Я кивнул старушке в знак благодарности и собрался уходить, но она попросила обождать, пока не сделает покупки. Я подождал снаружи, она появилась, и мы медленно пошли по улице.

Я заговорил:

– Этот вопрос я задал только потому…

Она подняла руку и сказала:

– Не надо ничего объяснять. Я не верю, что эти ужасные письма пишете вы, мистер Шенстоун. Такое не в вашем характере. Вы смогли разглядеть невиновность миссис Пейтресс, когда мы, более опытные головы, ошибались.

Я ее поблагодарил и сказал, что у меня есть теория о том, как создаются послания, объяснив, что кто-то, живущий среди нас, мог написать их, сложить в один конверт и отослать знакомому, проживающему в Торчестере или поблизости, чтобы тот их оттуда рассылал по адресам. Возможно, второй человек даже не подозревает, какой переполох анонимки творят в нашем районе.

Старуха молча обдумала мои слова и сочла их правдоподобными.

Казалось несправедливым, что она не знает, почему миссис Куэнс рассталась с ней. Поэтому я коротко сообщил о том, что в поведении Эффи отвратило миссис Куэнс: на обеде у Гринакров сестра вспомнила историю о Куэнсах, рассказанную именно ею. Я подчеркнул, что она сделала это совершенно не злонамеренно, по крайней мере, в отношении мисс Биттлстоун. Полагаю, это правда, поскольку Эффи всего лишь хотела как можно сильнее ранить миссис Куэнс.

Чтобы обдумать информацию, старая дама остановилась, потом повернулась ко мне и очень вежливо поблагодарила за разъяснение. Глубоко вздохнув, она произнесла:

– Как странно, что я рискнула разгневать миссис Куэнс своим добрососедским отношением к вашей маме и сестре, когда они приехали сюда. И вот теперь поведение вашей сестры, совершенно невинное, лишило меня благосклонности знатной леди.

– Почему миссис Куэнс так плохо отнеслась к ним?

Она удивленно обернулась ко мне:

– Из-за того, что случилось с мисс Витакер-Смит.

– Мод? Не понимаю. Я знаю, что она, моя сестра и Энид Куэнс соперничали за право называться невестой мистера Давенанта Боргойна. В результате отношения между семьями испортились.

– Скажу вам более того. Было еще дело с тем бедным мальчиком. И последствия оказались такие ужасные.

– Каким мальчиком?

Она покраснела.

– Я сказала слишком много. Думала, вы знаете, но раз вы не в курсе, то ничего не скажу больше.

Я надавил на нее, но дама была непреклонна.

Неловко сменив тему, она произнесла, что в ответ на мою услугу хочет сделать доброе дело для меня. К моему удивлению, она спросила, собираюсь ли я на бал в воскресенье, и когда я мрачно подтвердил, старуха улыбнулась и сказала:

– Большинство молодых людей с восторгом ожидают бала. Когда я была молоденькой, то посетила бал. Кузина мамы одолжила мне необычайно красивое платье из желтой тафты, и я танцевала с одним молодым человеком целых три раза!

Я увидел перед собой старомодную девушку двадцать пять лет тому назад, застенчиво стоящую в углу зала в своем лучшем платье.

– Когда-то мною восхищались.

Потом она нахмурилась и положила ладонь мне на руку:

– Но в отношении этого бала у меня недоброе предчувствие. О нем упоминается в некоторых оскорбительных письмах, и мне пришло в голову, что все адресаты, или упомянутые в них лица, будут на балу. У меня предчувствие, которое не могу объяснить логически, что там будет кульминационный момент всей ужасной кампании с анонимками. Произошло столько странных зловещих событий, и все они каким-то необъяснимым образом сводят вас и мистера Давенанта Боргойна вместе. Вы оба будете на балу, и, если хотите, можете назвать меня суеверной старой дурой, но я не могу не думать о том, что в ту ночь может что-то случиться.

Я засмеялся и спросил:

– Случиться что?

Она молча посмотрела мне в глаза и только произнесла:

– Будьте осторожны.

Мы дошли до Бранкстон Хилл, где расстались, и я вернулся домой.

Не думаю, что должен все рассказать маме про Эдмунда. Бывают моменты, когда она кажется мне чужим человеком, кем-то, кто способен подойти ко мне на улице и потребовать что-то ужасное. Почему я должен беспокоиться о том, что она думает? А что касается Евфимии, то после своего непристойного поведения сестра и вовсе не имеет права учить меня жизни.

Во время обеда Евфимия вдруг спросила:

– Что может сделать этот мистер Вебстер, если не вернуть ему деньги? Он зол потому, что обвиняет тебя в смерти сына? Он хочет отомстить?

Почему сестра знает так много? Неужели у нее какой-то тайный информатор?

Она права, он жаждет мести. Злой, злой человек. Он сделал жизнь собственного сына несчастной и теперь пользуется его смертью, чтобы преследовать других. Это потому, что Эдмунд его ненавидел, потому что решил, будто мы лишаем его того, чем он дорожит больше всего, – денег.

Я молчал, и Эффи спросила:

– Если Эдмунд Вебстер был твоим другом, почему он не погасил твой долг до того, как покончил с собой?

Я лишь покачал головой. Потом она спросила:

– Какой это был яд?

– Настойка опия, – наконец ответил я.

– Опиум с алкоголем, – прошептала она.

Поняв, что я не собираюсь продолжать разговор, она повернулась к маме:

– Не думаю, что Ричард рассказал нам всю правду.

Как она смеет! Какая лицемерка!

– Не считаю, что у тебя право так говорить. К чему ты клонишь? В письме есть обвинение. Сколько в нем правды?

Она ахнула.

(Тебя все еще трахает этот наглый хам.)

Мама сказала:

– Ричард, это непростительно.

Четверг, 7 января, 11 часов

Не понимаю, как я мог не заметить, какая красавица эта маленькая гувернантка. Она не просто «хорошенькая», но в ее лице сияет редкая внутренняя красота.

За завтраком Евфимия сказала, что утром отправляется к леди Терревест. Мама решила, что мы ее немного проводим. Я согласился, но только чтобы показать, что события прошлого вечера мне безразличны.

На вершине Бранкстон Хилл мы повстречали все семейство Гринакров – родителей, вышагивающих впереди, а за ними маленькая гувернантка и все их детки. Мы замедлили шаг и приветственно улыбались, но мистер и миссис Гринакр прошли мимо, словно нас не заметили.

Пока все они шли мимо, гувернантка обернулась и, отпустив ладонь самого маленького ребенка, подбежала ко мне, схватила за руку и утащила в сторону от мамы и Эффи, которые шли впереди. Хриплым шепотом она произнесла:

– Я не верю в то, что говорят о вас, мистер Шенстоун.

– А что говорят? – потребовал я ответа.

Я заметил, что маленькая нахалка Амелия оглянулась посмотреть на нас. Она потянула мать за руку, и миссис Гринакр тоже обернулась.

Хелен удивленно посмотрела на меня.