Лиза Гарднер - Убить чужой рукой
Бобби направился домой. Ноги устали, но сознание работало по-прежнему.
Хотелось бы ему повернуть время вспять и снять палец с курка за секунду до того, как он прицелился в голову Джимми Гэньона. А еще лучше — никогда не слышать о Гэньонах, поскольку сейчас Бобби впервые стал сомневаться в том, что видел. И в своих действиях.
Три дня назад Бобби не предполагал, будто убийцей может быть Кэтрин Гэньон. Он считал убийцей себя.
Бобби побежал домой.
И позвонил Сьюзен.
* * *Она захотела встретиться с ним в кафе. Они зашли в «Старбакс», где-то в центре. Нейтральная территория для них обоих.
Он потратил много времени, выбирая костюм, но остановился на джинсах и темной рубашке с длинными рукавами. Бобби слишком поздно вспомнил, что Сьюзен подарила ее ему на Рождество. Разыскивая бумажник, он наткнулся на фото, сделанное летом, когда они вместе путешествовали автостопом, и в голове у него наступил сущий хаос.
Бобби сменил рубашку и вышел из дома.
Деловая встреча, твердил он себе. Разговор пойдет исключительно о делах.
Сьюзен уже ждала его. Она выбрала маленький столик, почти незаметный за внушительной пирамидой из серебристо-зеленых фирменных кружек с логотипом кафе. Волосы у нее были собраны заколкой на затылке. Длинные светлые локоны выбились из прически и вились вокруг лица. Когда Сьюзен увидела его, то принялась заправлять пряди за уши — она всегда так делала, когда нервничала. Бобби снова ощутил укол в груди и изо всех сил постарался совладать с собой.
— Добрый вечер, — сказал он.
— Добрый вечер.
Наступила неловкая пауза. Наверное, ему следовало наклониться и поцеловать ее в щеку? Или она должна встать и дружески обнять его? Или им просто лучше пожать друг другу руку?
Бобби с трудом качнул головой в сторону стойки:
— Я возьму себе кофе. Тебе принести?
Она указала на огромную кружку, стоявшую перед ней.
— Не нужно.
Бобби ненавидел «Старбакс». Он просмотрел меню с полутора десятком разных «эспрессо», пытаясь понять, как можно тратить столько денег в забегаловке, где не подают самого обыкновенного, незамысловатого кофе. Наконец Бобби заказал себе «французский темный», нахальная кассирша уверила, будто этот кофе крепкий, но мягкий.
Он забрал огромную кружку, отметив легкое подрагивание рук, и нахмурился.
— Что поделываешь? — спросил он у Сьюзен, ставя кружку и садясь.
— Занята. Концерты и все такое.
— И как?
Она пожала плечами:
— Не страшнее, чем обычно.
— Здорово. — Бобби отхлебнул кофе, и горькая жидкость обожгла ему глотку.
— А ты? — спросила Сьюзен. Она по-прежнему не прикасалась к своей кружке, просто поворачивала ее перед собой. — Бобби?
Он заставил себя поднять глаза.
— А я сижу вот здесь.
— Я думала, ты позвонишь в пятницу.
— Понимаю.
— Я читала газеты, и мне было так… грустно. Из-за того, что случилось. Я ждала звонка весь вечер. В субботу утром я решила заглянуть в твой ящик. Вообрази мое удивление, Бобби, когда я увидела, что он пуст.
Он принялся рассматривать пирамиду из кофейных кружек, а Сьюзен сверлила его взглядом.
— Ты всегда выглядел очень независимым, Бобби. Я привыкла говорить себе, будто это часть твоей личности. Сильный, молчаливый мужчина. Настоящий мачо. А теперь я больше не нахожу это привлекательным. Прошло два года, я заслужила нечто большее, чем… это дерьмо.
Неожиданное ругательство испугало Бобби, он наконец посмотрел на нее.
Она медленно кивнула.
— Иногда, когда я злюсь, то ломаю вещи. Если честно, в последние два дня я много чего переломала. По крайней мере нашла чем заняться до прихода следователей.
Бобби поднял кружку. Господи, у него тряслись руки.
— Ты поэтому соизволил позвонить, Бобби? Не ради меня, тебе просто стало интересно, о чем спрашивали следователи.
— И это тоже.
— Да пошел ты! — Ее самообладание испарилось. Сьюзен чуть не плакала, она сидела, закрыв лицо руками, и отчаянно, но тщетно пыталась не устраивать сцену при посторонних.
— Я был не прав, когда ушел от тебя в пятницу, — неуклюже сказал он.
— Правда?
— Я не планировал этого заранее. Я проснулся, осмотрелся, и… мне стало страшно.
— И ты подумал, будто я не сумею этого принять? Ведь дело в этом?
— Я считал… — Бобби нахмурился, не зная, как выразить это словами. — Ты заслуживаешь лучшего.
— Кусок дерьма.
Что бы он ни сказал, все было не то, и потому Сьюзен теперь дрожала от ярости. Она выпустила кружку из рук и ткнула в него пальцем:
— Не ломай комедию и не разыгрывай из себя оскорбленное благородство — ты, пещерный человек! Все это ерунда. Ты удрал, Бобби. Ты не дал мне ни единого шанса. Тебе пришлось нелегко, и ты сломался, вот и все.
Бобби вскипел:
— Ну извини. В следующий раз, когда я убью человека, то в первую очередь подумаю о тебе!
— Я волновалась за тебя!
— Я тоже за тебя волновался!
— Тогда почему мы здесь сидим и орем друг на друга?
— Потому что нам больше ничего не остается.
Он тут же пожалел об этих словах. Сьюзен выпрямилась, явно удивленная и обиженная. Но потом она кивнула, и теперь уже обиделся он — в общем, квиты.
— С той самой минуты, когда все началось, ты уже ждал конца, — сказал она негромко, опять вцепившись в кружку.
— У нас всегда было мало общего.
— Достаточно, чтобы прожить вместе два года.
Бобби пожал плечами, почувствовав себя еще более неловко, и ощутил некую пустоту. Он захотел, чтобы все это поскорее закончилось. Он не умел прощаться. Ему становилось легче, когда люди уходили сами.
— Спрашивай то, что хотел, Бобби, — устало сказала Сьюзен. — Допытывайся у своей бывшей девушки о ее беседе с полицией.
Бобби покраснел.
— Честное слово, я не помню, чтобы встречался с ними, — коротко сказал он.
— С Гэньонами? — Она пожала плечами. — Лично я думаю, они производят впечатление.
— Мы с ними виделись только один раз?
— Я встречала их на всяких вечерах, а насчет крупных приемов… Полагаю, ты видел их только однажды.
Бобби подумал и уточнил:
— Я не особенно обращал на нее внимание.
Сьюзен округлила глаза.
— Брось, Бобби. Она роскошная женщина. В этом золотистом платье и в экзотической маске… Черт возьми, даже я задумалась, каково это — переспать с ней.
— Я не обратил на нее внимания, — повторил Бобби. — Я был слишком занят: наблюдал за Джимми, который пялился на тебя. Вот это я помню. Какой-то тип разглядывает мою девушку прямо на глазах у меня и у своей собственной жены.
Сьюзен, кажется, это не убедило, но она кивнула, покачивая кружку.
— Это тебя беспокоит?
— Что?
— Ты знал Джимми Гэньона. Ты плохо о нем думал, а потом убил его. Брось, Бобби, это наверняка тебя гложет.
— Но я даже не мог вспомнить о нашей встрече до тех пор, пока ты не сказала об этом полиции!
Она промолчала.
— В газетах написано, будто ты спасал ребенка.
— Возможно, — уныло отозвался он, а потом, просто потому, что хотел произнести это вслух, добавил: — Думаю, семейство собирается меня прижать.
— Семейство?
— Родители Джимми возбудили дело, они преследуют меня за умышленное убийство. И если я буду признан виновным, то окажусь в тюрьме.
— Бобби…
Бобби нахмурился, горло сдавило. Он взял кружку и сделал еще один глоток.
— Думаю, они выиграют процесс.
Она закрыла глаза.
— Бобби…
— Забавно. За все время работы в полиции я всегда был уверен в том, что вижу и делаю. Даже в тот четверг. Я не сомневался — сел, прицелился и спустил курок. А потом сказал себе: иного выбора не было. Вот дьявол!.. Как будто за пятнадцать минут действительно можно понять, что происходит в этой семье!
— Не надо, Бобби.
— Не надо чего?
— Не сдавайся. Не вини себя — вот чем ты сейчас занимаешься. Ты один из самых умных парней в полиции, но прежде ты никогда не играл в детектива. Почему?
— Мне нравится работать в отряде специального назначения и…
— Ты сдался. Мы с тобой прожили два великолепных года, а теперь сидим здесь, в кафе, и пытаемся неловко попрощаться. У нас не так уж мало общего. И я не думаю, будто наш роман неизбежно должен закончиться. Но так оно и есть, поскольку ты просто сломался.
— Это нечестно…
— Ты славный парень, Бобби, один из лучших, кого я знала. Но в тебе есть что-то нехорошее. Ты делаешь шаг вперед и тут же два шага назад. Словно одна твоя половинка искренне желает счастья, а другая не позволяет ей этого. Ты хочешь быть злым, Бобби. Тебе это зачем-то нужно.
Он отодвинул стул.
— Мне пора идти.
— Да, беги.
— Послушай, я не стремлюсь за решетку! — Бобби вдруг сорвался. — Ты не понимаешь. Для такого человека, как судья Гэньон, правда не имеет никакого значения! Он может взять любой факт и исказить его так, как ему нужно. Если я хочу избежать тюрьмы, мне придется подставить вместо себя другого, а я не собираюсь этого делать.
