Кирилл Партыка - Час, когда придет Зуев
— Чиво-о?.. Какой я тебе сынуля? Твой сынуля по вафле тащится. — Алексея толкнули твердым, как дерево, животом.
Волин попытался отстранить верзилу, но наткнулся на бетонную плиту его груди.
— Отстаньте от него, — подала голос Мэгги.
Второй амбал повернулся к ней:
— Влюбилась, что ли?
— Отстаньте, — повторила девушка.
— Ладно, — охотно согласился амбал. — А отсосешь?
— Пошел ты!..
— Ну, не хочешь, давай я тебе так вдую.
Парень сгреб девушку и без усилия припечатал спиной к стене. Вера-Магдалина ткнула ему коленом в пах. Но такие штучки здесь не проходили.
— Больно, перестань! — взвизгнула Мэгги.
— Не рыпайся, а то синячок посажу.
Через преграждавшее путь крутое плечо своего противника Волин увидел, как новоявленный кавалер расстегнул на безрукавке Мэгги верхнюю пуговицу, так что на виду сразу оказалась половина того, что все время будоражило воображение Алексея. Вторую половину парень принялся лениво исследовать на ощупь. Мэгги ухватилась обеими руками за нахальную лапу, но это было напрасное усилие. Жадная пятерня сунулась еще глубже, пальцы жирными червями зашевелились под тонкой кожей безрукавки.
— Че, здоровья до фига? — Мэгги откинула голову и опустила руки.
— На тебя хватит.
Ухмыльнувшись, здоровяк второй лапищей резко вздернул на девушке кожаную юбчонку, так что стала видна белая кружевная полоска трусиков, и толстым пальцем подцепил резинку.
— Не трогай ее! — в бешенстве выкрикнул Волин и устыдился петушиных нот в своем голосе. Ему тут же дохнули в лицо:
— Чш-ш, папаша! Горя хочешь?
Зверье! Подонки!.. Алексей задыхался от страха и бессильной злобы. Внезапно он, оттолкнувшись от стены, изо всех сил шибанул плечом своего врага. От неожиданности тот попятился.
— Ну-ка, вы! — отчаянно проорал Волин. — Вы хоть знаете, с кем имеете дело? Я Зуев! Ну-ка, марш, убирайтесь!..
Первым расхохотался тот, что забавлялся с девушкой.
— Ты че, дядя, ежанулся? Зуев! Уссаться можно. Дергай отседа, пока при памяти.
Шугани его, Колек.
Но Волин, впадая в истерику, уже не мог остановиться.
— Я Зуев!! — визгливо выкрикнул он, наступая на мордоворотов. — Зуев! Зуев!
Поняли?!
— Ладно, Леш, не шуми, — попросила Мэгги. Она стояла теперь в расслабленной позе, полуприкрыв глаза и прижимаясь затылком к штукатурке. Одна ее нога была подогнута и упиралась каблуком туфли в стену. Лапа мордоворота уже почти совсем скрылась под белыми кружавчиками. — Иди, мы тут сами разберемся.
Волин словно очнулся. Жлобы, ухмыляясь, смотрели на него. Мэгги глубоко, с хрипотцой, вздохнула.
«Да ведь она не против, — полыхнуло у Алексея в мозгу. — Ей это нравится!..
Дрянь!» Волин застыл на месте, чувствуя себя как оплеванный.
— Да шугани его… — повторил тот, который лапал Мэгги.
Второй осклабился еще шире, кивнул и в его руках, будто из ничего, возник огромный окровавленный топор. Топор выглядел ненатурально и больше походил на бутафорию для третьесортного фильма ужасов. Однако Волин, не отводя от него глаз, сделал назад шаг, другой, зацепившись за что-то каблуком, чуть не упал и, повернувшись к инфернальной компании спиной, припустил в неосвещенную глубину коридора. Вслед ему неслись, вцепляясь в затылок, раскаты издевательского хохота.
15
Когда улегся скандал вокруг нетрезвого дяди Саши, вскочивший было Лобанов уселся на свое место рядом с Надеждой Андреевной, которая все больше привлекала его внимание, но не в том, известном, смысле. Сергей сам не мог объяснить, чем эта женщина притягивает его, одновременно усиливая тягостное беспокойство, причин для которого и так хватало.
Выпив и закусив, Лобанов уютнее себя не почувствовал, хотя застолье к тому располагало. Приличный сабантуй, на каких Сергею не раз довелось побывать за время работы в фирме. А что мало сочетается со здравым смыслом, то где он в наше время, здравый смысл? Сказали бы раньше капитану милиции Лобанову, что будет он заведовать безопасностью у каких-то прощелыг-торгашей, он бы даже не рассмеялся.
А теперь ничего, заведует, какую-никакую деньгу зашибает. На прежней службе такой бы не имел. Оттуда толковые мужики, как перелетные птицы, стаями потянулись. Не оттого, что мало платят. Тошно свое бессилие чувствовать. Нынче «воры гуляют». А в «товариществе», хоть и поперек души, но когда в кассу постучишься… Но от таких рассуждений Лобанову всегда делалось противно. Речь Юрия Ивановича он выслушал со все возрастающим недоумением.
— Он у вас клоун или чудак? — спросил Сергей у Надежды Андреевны, когда стих шум одобрения.
— Он у нас… Юрий Иванович. Чем он тебя удивил?
Надино «ты» Сергею понравилось.
— Да ничем, собственно. Подумаешь, конституцию на севрюжину с хреном перемножил.
Шут с ним. Извини, можно тебе задать вопрос? — Он тоже отбросил церемонии: — У тебя старшей сестры нет, Любой зовут, Любовь Пал-лной? — Сергей невольно произнес Любушкино отчество на свой, особый, полузабытый манер. — Работала когда-то пионервожатой в…
— Нет, — Надя пожала плечами. — Ни сестер, ни братьев.
— Ну, может, дальняя родственница какая-нибудь? — И неожиданно спросил, когда Надежда Андреевна отрицательно покачала головой: — Ты в горной речке ночью купаться любишь?
— Бр-р… Холодно, наверное. — Надя передернула плечами. — С кем-то ты меня путаешь. Я это я. А вот ты кто?
— Я, вообще-то, наследник русского престола инкогнито…
— Как, говоришь, твоя фамилия?
— Лобанов. И говорю, и есть. А что, какие-то сомнения? Паспорт я в тайгу не захватил.
— Сомнение — катализатор познания, — изрекла Надежда Андреевна и усмехнулась: — А тебе сомнения чужды?
Подумав, Сергей сказал:
— Интересный у нас получается разговор. С подтекстом. Лобанов я, Сергей Николаевич, не Сидоров, не Зуев, не Иван Ботхихарма. Хотел подышать свежим воздухом, угодил на именины в психолечебнице, друга моего, вон, дева какая-то охмуряет, а я… домой хочу.
— Домой, к жене и детям, — подхватила Надя.
— Пардон, но таковых не имею. Вернее, они есть, но в то же время как бы и нет, — объяснил Лобанов.
— Случается. А раз так, куда торопиться? Может, тебе здесь понравится. — Надя испытующе поглядела на него. — Здесь для многих дом.
— ДОМОВИНА ваша? Нет, не для меня.
— Зачем так мрачно? Ну, большой дом, запущенный, не слишком уютный. А так — ничего, живем вот.
— Как же все-таки правильно? А то у вашего Александра Иннокентьевича дикция плохая.
Надя пожала плечами. — Каждый сам решает.
— Не пойму, — сказал Лобанов помолчав, — что за кошки-мышки? То ли ты меня дразнишь, то ли провоцируешь?
— А ты зачем прикидываешься, что тебе на все наплевать?
— Ну, как на все?.. Вот солтиссон, вкусный, наверное…
— Мясо не трогай! — Надя хлопнула Сергея по протянутой руке. И добавила мягче: — Я не ем, и ты не смей.
— Дамские капризы, — буркнул Лобанов. — Хорошо. Можешь ты мне толком объяснить, где я и что здесь происходит?
— Предположим, нет.
— Не можешь или не хочешь? Государственная тайна?
— Ты не поймешь. Да может… я и сама не все понимаю.
— Ладно, тогда я скажу. — Лобанов помолчал: — Дела у вас тут обстоят плохо.
Снаружи разгром, внутри — свалка с нечистью. Псих какой-то или проходимец со своей природоохраной за главного. Что это он про четвертую группу крови плел?
Какие ублюдки? Редкая группа, но что из того?
— Всегда же кто-то виноват…
— А-а, рыжие? Понятно… Дальше. Народ кругом какой-то… несообразный. Как на вокзале. Они все что — с корабля на бал? Чей бал? Кто его правит? Занятный у вас тамада. — Сергей начинал горячиться. — Теперь возьмем пресловутого Зуева. Одни его ждут, другие — как черт от ладана. Он кто, архангел с огненным мечом? Придет и это зазеркалье в обратную сторону вывернет? Бог ему в помощь. Но ты правильно заметила. Мне-то какое дело? Что ты от меня хочешь?
— Разве я о чем-то просила?
— Нет, но я чувствую. А я, понимаешь, человек такой, посторонний, с женой в разводе, сына не воспитываю, выпить люблю, ни на одной работе долго не задерживаюсь, потому что с начальством лаюсь. Негармоничная, одним словом, личность.
— Что-то незаметно, чтоб много ты нынче пил.
— А не пьется как-то у вас. Как-то тут и без питья дури хватает. А я этого не люблю.
— Все же тебе равно…
Лобанов усмехнулся.
— Может, и не все… Но хочешь начистоту? Просто я ни во что здесь не верю. — Он покрутил в воздухе указательным пальцем. — Знаешь, на что это все похоже?
— Ты вокзал упомянул.
Лобанов кивнул.
— Допустим. Этакий железнодорожный узел, развязка. Отсюда — каждому по своей ветке: кому в рай, кому в ад.
