Родриго Кортес - Фармацевт
Мысли о том, что неплохо было бы отомстить Мюррею, Хантеру, Блэквуду и всем остальным своим однокашникам по колледжу, не оставляли Ричарда, становились всё настойчивей и неотвязней. Неудивительно! Уж если человек хоть раз почувствовал себя орудием Провидения, инструментом, которым Всевышний осуществляет справедливое возмездие, то ему будет очень непросто отказаться от такого взгляда на себя. Это затягивает, недаром грех гордыни считается в христианстве одним из самых страшных, смертных грехов. Но Ричард Стэнфорд всегда с большой долей скепсиса относился к религиозной догматике. Он полагал, что никакие посредники в его отношениях с Богом не нужны, что это – особые отношения, и он лучше, чем кто-либо, понимает высшую волю.
Ох, до чего опасный путь! Но ступившему на него трудно повернуть назад. В авиации, расцвет которой был уже не за горами, появится такое понятие: «точка возврата». Когда самолёт минует её, он уже не может вернуться на аэродром вылета, не хватит ресурсов долететь. Остаётся только двигаться вперёд, что бы там ни ждало.
Ричард Стэнфорд прошёл свою «точку возврата», расправившись с Питером.
Словом, внутренне Дик был готов к тому, чтобы поквитаться со своими обидчиками из колледжа Прайса, или, как он называл это сам, восстановить справедливость. Он хотел этого. Необходим был внешний толчок, некое стечение обстоятельств. Необходим был инструмент для сведения старых счётов, и Ричард Стэнфорд нашёл такой инструмент! Что любопытно: снова в царстве низших растений, на этот раз – среди грибов.
Словно некто, стоящий за кулисами жизненной драмы, подбрасывал Стэнфорду возможности, облегчал решение задач…
В середине сентября Ричард, верхом на Клеопатре, возвращался в Стэнфорд-холл с одной из своих прогулок. Он любил неброскую природу восточного Йоркшира и старался чаще бывать на воздухе. К тому же во время таких вот верховых прогулок по окрестностям Дику хорошо думалось. Отец успел сделать из Ричарда отличного наездника, и верховая езда всегда приносила юноше удовольствие. Гнедая Клеопатра трусила мерной рысцой по знакомой дороге, Дик, отпустив поводья, рассеянно поглядывал по сторонам. Стоял прекрасный сентябрьский полдень, небо над головой лучилось насыщенной осенней синевой. Лёгкий западный ветерок с холмов нёс запахи шалфея и дрока, с вышины лилась звонкая песенка жаворонка.
Внимание Ричарда привлекла странная желтоватая полоса, протянувшаяся справа, параллельно его дороге, фарлонгах в пяти. Что бы это могло быть такое? Ричарду стало любопытно. Он повернул Клеопатру, подъехал ближе.
Полоса оказалась перестоявшимися посевами ржи площадью около квадратной мили. Рожь – самая обычная для восточной Англии культура, йоркширские фермеры сеют её много и охотно. Странным было другое: время жатвы давно прошло, так почему же рожь не убрали? Даже сверху Стэнфорд прекрасно видел, как много зерна уже вытекло из переспевших колосьев. То-то радости суркам, хомякам и полёвкам!
Ричард спрыгнул с лошади, подошёл ближе, к самому краю ржаного поля. Он нагнулся, внимательно осмотрел колосья. Ага, вот оно в чём тут дело! Меж зёрен виднелись небольшие овальные тельца грязно-серого цвета, сидящие на коротких ножках. Нет, есть и запасать впрок зёрна этой ржи полевые грызуны не станут, инстинкт не позволит. И ржанки с коноплянками это зерно не склюют. Птицы и зверьки «знают», чем для них это закончится.
«Понятно, почему эту полоску не убрали, – подумал Дик. – Странно, что её не сожгли, видимо, просто ещё не успели. Да-да, вон, справа виднеется чёрное пятно выжженной земли, там, очевидно, тоже росла рожь. Посевы оказались заражены клавицепсом. Пурпурной спорыньёй. Эти серые овальчики – маточные рожки гриба. Самые опасные. Надо же, я много слышал о спорынье, а вот видеть доводится впервые. Я-то полагал, что в Англии эту заразу извели ещё в начале века. И вот на тебе, совсем рядом с Фламборо-Хед… Нужно найти хозяина посевов и проследить, чтобы больная рожь непременно была сожжена. С клавицепсом шутки плохи».
Да, Ральф Платтер на уроках ботаники рассказывал Ричарду о клавицепсе или пурпурной спорынье, одном из наиболее ядовитых грибов, паразитирующем на ржи, пшенице, ячмене и других злаках. Практическое значение этого гриба определяется в первую очередь не снижением урожаев или ухудшением качества зерна, как это бывает с другими паразитами злаков. Всё значительно хуже и страшнее.
Люди, по неведенью или неосторожности употребившие в пищу муку из зараженного спорыньёй зерна, тяжело заболевают. Болезнь называется эрготизмом, а в народе – «антоновым огнём» или «злыми корчами». К концу девятнадцатого века это заболевание стало редким: поселяне научились хорошо распознавать поражённые грибком хлеба. Однако в прошлом эрготизм был широко распространён в Англии и континентальной Европе, а в периоды сильных вспышек убивал громадное число людей, приближаясь к таким грозным заболеваниям, как холера и чума. В конце десятого века вспышка «злых корчей» только в Лиможе унесла сорок тысяч жизней.
Распространение эрготизма в Западной и Центральной Европе было настолько велико, что в 1095 году папа Урбан II специальной буллой основал орден святого Антония, в задачи которого входило лечение людей, заболевших эрготизмом. Отсюда, кстати, пошло старинное название болезни – «огонь святого Антония» или «антонов огонь». Последняя крупная вспышка «злых корчей» произошла за пятьдесят лет до рождения Ричарда Стэнфорда в Бургундии.
Заинтересованный Дик сломал сухую соломину, поднёс один из больных колосков ближе к глазам и «переключил диапазоны», поглядел на маточные рожки клавицепса так, как умел делать только он. Да-а, на это стоило посмотреть особым взглядом!
Он привычно отбросил всё обычное, свойственное многим другим растениям. Ему хотелось найти действующее начало маточных рожков спорыньи, делавшее гриб настолько опасным. К этому времени он неплохо овладел искусством вычленять главное и характерное даже в немыслимо сложных живых объектах. Через несколько минут его попытки увенчались успехом. Конечно же: вот оно!
Перед его мысленным взором предстала тёмно-багровая восьмилучевая звезда. Длинные лучи звезды чередовались с короткими, а их кончики мерцали в сложном ритме яркими алыми вспышками. Иногда по всей плоскости звезды пробегали словно бы волны белого пламени. Во рту у Ричарда вдруг появился горьковатый привкус мяты, характерный холодок. Его мышцы непроизвольно напряглись, дыхание участилось.
Ричард прислушался. Странная звезда звучала, издавала низкий и глухой рокот, чем-то напоминавший шум прибоя. Пламенные волны сопровождались каскадами нот, стремительным бегом сложных аккордов. Звуки пульсировали, то нарастая, то стихая. Теперь Дик воспринимал всю картину комплексно, как она есть, в мельчайших деталях.
Он в изумлении покачал головой: ну и начинка оказалась у клавицепса! Ничего себе… грибочек.
Стэнфорд практически сразу понял, с какой мощной и недоброй силой он встретился, увидел страшноватый потенциал, заложенный в структуру багровой звезды. Ему стало ясно, почему люди мучились от «злых корчей», сгорали в «антоновом огне». Если эту структуру чуточку видоизменить, модифицировать в нужном направлении, то…
То, попав в организм человека, звезда начнёт воздействовать на верхние отделы центральной нервной системы, на головной мозг. И не просто воздействовать!
Молодой Стэнфорд благодаря своим уникальным природным способностям вновь сумел заглянуть далеко вперёд.
В пятидесятые годы двадцатого века, когда Ричарда Стэнфорда давно уже не было в живых, французские и американские биохимики одновременно выделили из маточных рожков клавицепса странное вещество. Сложную органическую кислоту. Кислоту назвали лизергиновой. Вскоре на основе этого вещества было получено производное: хлористая соль тетраэтиллизергина. Под более коротким и звучным названием, аббревиатурой LSD, производное быстро снискало себе обширную и жуткую славу. Учёный, впервые испытавший действие ЛСД на себе, сошёл с ума. Затем счёт жертв пошёл на десятки, сотни, тысячи… Число производных множилось, все они стали называться лизергатами.
Лизергаты оказались самыми мощными галлюциногенами из всех известных человечеству. Сильнее псилобицина и мескалина, о морфии и прочих опиатах вовсе говорить нечего. Страшные вещества, врывающиеся в человеческую психику с неодолимой яростью тропического урагана.
И производящие в психической сфере столь же страшные разрушения, как ураганы и смерчи в физическом мире.
К тому же все производные ЛСД были наркотиками, вызывали быстрое привыкание, психическую и физическую зависимость. Словом, люди в который раз заглянули в ящик Пандоры, вытащили оттуда очередную опасную игрушку, открыли себе на горе новую напасть и заразу.
Точнее, переоткрыли. Потому что первым был Ричард Стэнфорд.
