Ларс Кеплер - Контракт Паганини
— Пожалуйста, перезвоните завтра утром с девяти до одиннадцати…
— Передайте Понтусу Сальману, что сегодня в два часа дня к нему приедут из Службы безопасности, — перебила Сага.
В трубке послышалось тихое пощелкивание — секретарша что-то набирала на компьютере.
— К сожалению, он весь день на совещании.
— Но не в два часа, — сказала Сага помягче.
— И в два тоже, он…
— Потому что иначе я сама его сейчас отыщу! — снова перебила Сага.
— Я передам ваше пожелание.
— Большое спасибо. — Сага попрощалась и через стол взглянула на Йону.
— В два? — спросил он.
— Да.
— Томми Кофоэд хочет посмотреть на фотографии. Заглянем к нему после обеда, перед тем как ехать.
Пока комиссар обедал с Дисой, эксперты из уголовной полиции портили фотографию.
Лицо одного из четырех человек расплылось, и его стало невозможно опознать.
* * *На кухне у Йоны Диса тихо улыбнулась, выложив рис из кастрюли. Протянула тарелку с рисом Йоне и стала смотреть, как он смачивает руки, чтобы проверить, достаточно ли рис остыл и можно ли начинать лепить из него шарики.
— Тебе известно, что в Сёдермальме есть собственная голгофа? — спросила она.
— Голгофа? Это разве не?..
— Голгофа, как в Иерусалиме, — кивнула Диса, открыла кухонный шкафчик, достала два бокала и налила белого вина в один и воды — в другой.
У Дисы было умиротворенное лицо. Веснушки стали ярче, растрепанные волосы заплетены в нетугую косу. Йона вымыл руки и взял чистое полотенце. Диса обняла его. Он зарылся лицом в ее волосы, вдохнул ее запах, почувствовал, как ее теплые руки гладят его по спине и затылку.
— Может, попробуем? — прошептала она. — Ведь можно же просто попробовать?
— Диса… — тихо ответил он.
Она крепко-крепко прижала его к себе и тут же высвободилась из его объятий.
— Иногда ты меня просто бесишь, — буркнула она и отвернулась.
— Я такой, какой есть.
— Хорошо все-таки, что мы не живем вместе, — перебила она и вышла.
Йона услышал, как она заперлась в ванной. Ему хотелось пойти за ней, постучать в дверь, но он знал, что Дису нужно ненадолго оставить в покое. Поэтому он продолжил готовить. Положил на ладонь кусочек рыбы, полил васаби.
Через несколько минут дверь ванной открылась и Диса вернулась в кухню. Встала в дверях, наблюдая, как Йона готовит суши.
— Помнишь, — посмеиваясь, сказала она, — как твоя мама всегда вытаскивала лосося из суши, жарила, а потом снова совала в рис?
— Да.
— Я начну накрывать?
— Если хочешь.
Диса перенесла тарелки и палочки для еды в большую комнату, встала у окна и посмотрела на Валлингатан. Деревья светились светлой летней зеленью. Ее взгляд соскользнул с красивых домов квартала возле гостиницы «Норра Банторгет», где Йона жил уже год.
Диса расставила приборы на молочно-белом столе, вернулась на кухню и выпила вина. Оно потеряло терпкость — слишком долго простояло в тепле. Диса подавила желание сесть на лакированный деревянный пол и спросить, нельзя ли им пообедать на полу, руками, забравшись под стол. Вместо этого она объявила:
— Мне сделали предложение.
— Предложение?
Диса кивнула. Ей на мгновение захотелось одновременно и позлить Йону, и не делать этого.
— Расскажи, — спокойно попросил Йона и понес поднос с суши в большую комнату.
Диса снова взяла бокал и легко сказала:
— Ну, один человек из музея полгода назад спросил меня, не поужинаю ли я с ним как-нибудь вечером.
— Неужели в наше время еще так делают? Приглашают дам на ужин?
Диса усмехнулась:
— Ревнуешь?
— Не знаю… немножко. — Йона подошел к ней. — Приятно, когда приглашают на ужин.
— Приятно.
Диса запустила пальцы в его густые волосы.
— Он красивый? — спросил Йона.
— Ну… довольно красивый, да.
— Здорово.
— Но он мне не нужен, — рассмеялась Диса.
Йона не ответил. Он отвернулся и замер.
— Ты знаешь, чего я хочу, — ласково сказала Диса. Комиссар вдруг странно побледнел, на лбу выступили крупные капли пота. Он медленно поднял взгляд на Дису; что-то стало с его глазами — они сделались черными, бездонными, смотрели тяжело.
— Йона, — поспешно сказала она, — давай забудем. Прости…
Йона открыл рот, словно желая что-то сказать, шагнул к ней, и у него подогнулись колени.
Диса закричала, взмахнула рукой, бокал полетел на пол. Она опустилась на пол рядом с Йоной, обняла его и зашептала, что все скоро пройдет.
Через минуту-другую по лицу Йоны скользнула тень, и выражение боли стало таять, словно его снимали слой за слоем.
Диса подмела осколки, потом оба в молчании сели за стол.
— Ты не принимаешь лекарство, — констатировала Диса.
— Я от него сплю на ходу. А мне нужно думать. Именно сейчас мне необходимо мыслить ясно.
— Ты обещал принимать таблетки.
— Обязательно буду, — согласился комиссар.
— Ты же сам знаешь, как опасно не лечиться, — прошептала она.
— Я начну пить таблетки, как только раскрою это дело.
— А если не раскроешь?
* * *Издалека Музей северных стран напоминает безделушку слоновой кости, но на самом деле он построен из песчаника и известняка. Изящная мечта о временах Ренессанса, множество зубцов, башен и башенок. Музей был призван прославлять независимость северных народов, но когда его открывали дождливым днем лета 1907 года, союз с Норвегией уже распался, а король был при смерти.
Йона быстро прошел через огромный холл музея. Поднявшись по лестнице, он сначала долго стоял, глядя в пол и собираясь с мыслями, а потом медленно двинулся вдоль освещенных витрин. Взгляд ни за что не цеплялся. Йона просто шел мимо с отсутствующим видом, погрузившись в свои мысли.
Хранитель уже ждал его возле одной из витрин.
Комиссар сел и стал рассматривать похожий на сложенные ладони саамский свадебный венец с восемью зубцами. Венец мягко золотился в освещенной витрине. В ушах у комиссара зазвучал голос, перед глазами встало лицо, улыбавшееся ему, когда он в тот день сидел за рулем. Шел дождь, и лужи сияли на солнце, словно их подсвечивали из-под земли. Комиссар обернулся, чтобы проверить, хорошо ли сидится Люми на заднем сиденье.
Венец, сплетенный как будто из светлых веток, кожи или волос. Обещание любви и радости. Глядя на него, комиссар вспоминал серьезный рот своей жены, ее волосы цвета песка, падавшие ей на лицо.
— Ну, как дела?
Йона с изумлением посмотрел на хранителя. Тот работал здесь уже давно. Человек средних лет, с бородкой; он все время тер глаза, от чего те были красными.
— Трудно сказать, — промямлил Йона и встал.
Когда он уходил из музея, в памяти ощущением потери держалось воспоминание о маленькой руке Люми. Он просто обернулся проверить, хорошо ли ей сидеть, — и вдруг почувствовал ее прикосновение.
49
Неясное лицо
Йона с Сагой ехали в головной офис «Силенсиа Дефенс», говорить с Понтусом Сальманом. С собой они везли фотографию, испорченную техниками-криминалистами. Оба молчали, направляясь по семьдесят третьей дороге, грязной колеей бежавшей вниз, к Нюнесхамн.
Два часа назад комиссар рассматривал замечательно четкое изображение четырех человек в ложе: Рафаэль — спокойное лицо и жидкие волосы; Пальмкруна — расслабленная улыбка и очки в металлической оправе; Понтус Сальман — благовоспитанный мальчик; Агата аль-Хайи — морщины на щеках, тяжелый умный взгляд.
— Мне вот что пришло в голову… — заговорил Йона, взглянув на Сагу. — Если мы подпортим фотографию, изменим картинку так, чтобы Сальмана стало трудно рассмотреть…
Он замолчал и погрузился в размышления.
— И чего мы этим добьемся? — спросила Сага.
— Он не знает, что у нас есть четкий оригинал, так?
— Может не знать. Он наверняка предположит, что мы постарались улучшить изображение, а не наоборот.
— Именно. Мы сделали все, чтобы идентифицировать четырех человек на фотографии, но нам удалось определить только троих. Четвертый отвернулся, и лица вообще не видно.
— То есть мы должны дать ему возможность солгать? Солгать и сказать, что это не он, что он никогда не встречался ни с Пальмкруной, ни с аль-Хайи и Рафаэлем.
— Потому что если Сальман начнет отрицать, что был на встрече, значит, сама встреча — предмет весьма деликатный.
— И если он начнет врать, то угодит в ловушку.
Сразу за Ханденом они свернули на дорогу, ведущую к Юрдбру, и въехали в промышленную зону, окруженную тихим лесом.
Главный офис «Силенсиа Дефенс» оказался безликим бетонным зданием и имел вид стерильный, почти девственный.
Йона внимательно оглядел серую махину, скользнул взглядом по черным окнам с тонированными стеклами и в который раз подумал о фотографии — четыре человека в ложе, о фотографии, положившей начало цепи насилия, фотографии, погубившей девушку и ставшей причиной материнского горя. Может быть, Пенелопу Фернандес и Бьёрна Альмскуга тоже убили из-за фотографии. Комиссар вышел из машины. При мысли о Понтусе Сальмане — человеке с загадочного снимка, сидящем сейчас в этом здании, — он стиснул зубы.
