Лес - Тюльбашева Светлана
Сама Софья тем временем вышла замуж за того самого парня из техникума, и они вместе жили в доме его семьи — вот в этом самом доме — в Туезерске. Жили хорошо, не пил никто, свекровь, правда, ведьмой была еще той, шпыняла Софью, обзывала, всю грязную работу на нее сваливала, зато не била никогда. Сейчас чего уж про свекровь говорить, умерла та давно, и последние годы помягчела, доченькой ее называла, доброй стала.
Вроде бы нормально все было, но все равно на сердце тяжело, что бросила сестру там, в умирающей Шижне. Один раз она мужа убедила, что не сможет жить спокойно, пока с сестрой все неладно, и они забрали ее из Шижни, привезли в Туезерск. Мать тогда еще жива была, они приехали на машине — еле по размокшей дороге добрались, дважды застряли, — зашли в дом, увидели мать за столом и Тамару.
— Собирайся, уезжаем, — сказала Софья.
А сестра пьяной была совсем, не соображала, но обрадовалась, что поедет куда-то, обниматься полезла. Совсем стоять на ногах не могла, Софья сама ее вещи стала собирать, немного взяла трусов, носков, маек на первое время. Мать все ходила за ней по пятам, обзывала, орала, ударила один раз, так Софья развернулась и так кулаком ей в лицо дала, что та осела на пол и удивленно стала смотреть на дочь, будто не узнавала.
Она собрала вещи, закинула их в машину, на заднее сиденье Тамарку запихнули — та то плакала, то ругалась, то в любви им признавалась — и уехали из Шижни. В Туезерске, вдали от матери, сестре вроде бы получше стало, да и свекровь там была как офицер в армии, командовала жестко, и все по расписанию в доме было, и чистота идеальная всегда. Так-то это невыносимо, но с Тамаркой пригодилось: та быстро поняла, что в этом доме бездельничать не получится.
Две недели у них жила Тамара, выглядеть стала лучше, комнату ей красивую выделили с видом на сад. Она помогала по хозяйству, на огороде работала, коров доила, свекровь не возражала: лишние руки в доме никогда не помешают.
А потом сестра пропала, к обеду не пришла и на следующий день, они ее искали по всей деревне, уже думали в полицию звонить, но потом нашли — она с местным алкашом каким-то пила и ночевала у него. Свекровь сказала, что пьяницу в доме терпеть не будет. Софья сказала сестре, чтобы та не пила, а то свекровь ее выгонит, и она вроде бы снова не пила — дня три, — а потом опять запила и уже не трезвела. И свекровь сказала, позор какой — вся деревня знает, что эта Тамара ее родственница теперь, как Софья могла такую алкашку в ее дом притащить, это после всего, что она, свекровь, для Софьи сделала. Ей здесь кров дали, человеком сделали, кормят, поят, а она такую свинью подбросила. Еще свекровь сказала, что либо пусть Тамарка убирается из Туезерска куда подальше, либо они вместе с сестрой могут валить на все четыре стороны. Софья так зла на сестру была, попыталась с ней поговорить, но все без толку. Тогда они с мужем погрузили ее снова в машину, отвезли в Шижню и оставили на пороге дома.
С сестрой она долго потом не общалась, сначала обижалась на нее, а потом дети пошли: одна дочь, вторая, потом сын, — и как-то не до того стало. Только один раз они увиделись — на похоронах матери. Тамарка пьяная весь день была, Софья так разозлилась на нее, чуть не подрались.
А потом у сестры дочь родилась, та по телефону ей рассказала, денег просила на ребенка, но Софья отказала, знала, что на ребенка деньги не пойдут, все пропьет. Тамарка разозлилась и трубку бросила.
— Дочь свою Мартой назвала, представляете. Кто может такое вычурное имя дать ребенку, кроме деревенской алкашки.
— Мою маму Мартой звали, — возмутился Гриша, — но моя бабушка не пьет и пьяных ненавидит. Однажды дядя с отцом выпили, так ругалась на них.
— А я вообще Анка, — добавила Анка, — и моя мама тоже не пьет, только когда с подругами встречается, немного выпивает.
— Да уж, всякое бывает, — ответила женщина и продолжила рассказ.
Вот так они и жили: старшая сестра в Туезерске, а младшая — пьяница. Софья мысленно с ней рассталась давно, ей уже никакого дела не было, не навещала, племянницу даже ни разу не увидела, она своих детей растила и своей жизнью занималась, пока однажды Тамара не явилась на порог и не рассказала, что произошло в Шижне.
— Пришла злая колдунья? — затаила дыхание Анка.
Софья засмеялась.
— Ой, да брось, какая там колдунья. Где-то у меня пряники есть...
Женщина пошла к кухонному шкафу, открыла дверцу и чем-то зашуршала.
— Колдуньи — это сказки для маленьких детишек, — сообщил Анке Гриша.
— А ты у нас большой очень? — расхохоталась Софья.
— А то, — гордо сказал Гриша, — умею писать, читать, считать, знаю столицу Колумбии.
Софья нашла пачку пряников, надорвала и высыпала их в стеклянную вазочку.
13
Лика проснулась ночью, сделав такой хриплый и резкий вдох, что я подскочила на кровати. Сначала она бормотала отдельные слова вроде «где», «лес», «папа», «лес» и всякое подобное, потом открыла глаза и четко сказала: «Пить». Я сбегала на кухню, пробежав мимо храпящего воняющего Олега, заварила чай, положила в него пять ложек сахара, и она, полусидя на кровати, пила чай маленькими глотками, постепенно приходя в себя.
Она плохо соображала, пыталась размять плечи и ноги рукой, периодически будто впадала в ступор, я боялась, что она снова потеряет сознание и не проснется уже никогда. Под утро, когда небо за окном стало серым, она пришла в себя окончательно, и мы пошли на кухню. Идти она практически не могла, ноги подгибались, она упиралась мне в плечо — и так по стенке мы доползли до кухни. Выглядела она чудовищно: светлые волосы свалялись, на голове огромный колтун, лицо серое и исхудавшее, вся в синяках и царапинах. От нее прежней остались только глаза.
Лика с интересом осматривала кухню и пила третью чашку чая.
— Сигаретами несет, — задумчиво сказала она.
И правда несло, хотя я настежь открыла форточку. Она посмотрела на меня, улыбнулась и вдруг на мгновение стала прежней Ликой, той, с которой мы когда-то курили на заднем дворе офиса и обсуждали коллег, той, с которой мы отправились в Карелию.
— Значит, спаслись все-таки, да? Господи. Я в лесу тогда засыпала, знала, что если засну — не проснусь, слышала, как ты меня зовешь, говорила себе, что главное — не спать ни в коем случае, а потом раз — и отключилась. Знаешь, была секунда, когда я темноту увидела и поняла, что это смерть. Так страшно стало, но я уже не могла открыть глаза.
Лика грустно улыбнулась. Я начала рассказывать ей про Олега, про то, как он нас вытащил, про этот дом, деревню в лесу, Санька, Тамару, как они тут все пьют, как я пошла искать машину, но не нашла. Она слушала внимательно и немного удивленно и пила чай маленькими глотками. Нужна была какая-то еда, но в холодильнике ничего не было, закончились даже яйца. Как же хорошо, что она очнулась, теперь мы можем отсюда просто уйти. Мы просидели на кухне час или два, иногда в соседней комнате скрипела кровать.
Потом мы все так же тяжело вернулись в комнату, Лику приходилось практически тащить на руках. Мы снова легли спать. Пару раз я просыпалась уже утром, пугаясь, вдруг она не спит, а снова в этом непонятном состоянии, но ее дыхание изменилось, теперь она точно просто спала. . . .
С кухни доносились голоса — смех Олега, что-то говорила Лика. Я встала на холодный пол и поежилась. За окном через облака просвечивало тусклое солнце, в окно стучали ветки с потускневшей листвой. Осень. Я вышла в соседнюю комнату и хотела уже толкнуть дверь на кухню, когда меня осенило: ключи, ключи от его машины. Взять ключи, сесть в машину и быстро уехать отсюда, а машину вернем потом или просто бросим в городе, сядем на поезд, и пусть сам разбирается.
Я замерла посреди комнаты. Лика что-то весело рассказывала на кухне, Олег гоготал. Я подошла к изголовью его кровати и села на корточки рядом с тумбочкой. Открыла дверцу — она скрипнула, я замерла. Олег все так же смеялся, я заглянула в тумбочку. Атлас дорог, пожелтевший медицинский справочник какого-то древнего года, журнал, ключи от дома, ключей от машины нет. Я заглянула под подушку — тоже ничего. В шкафу — ворох грязной страшной одежды, рухнувшая перекладина для вешалок, канистра бензина, ключей не видно. С собой он их, что ли, носит? Больше в комнате спрятать ключи было негде, а на кухне подозрительно затихли голоса, я толкнула дверь и зашла внутрь.
