Зоран Чирич - Хобо
«Как?», я глянул на него над кромкой стакана. Алкоголь, может, и был заинтересован услышать ответ, но обо мне сказать такого было нельзя.
Пеня потер затылок, закинув назад бритую голову. Он как будто колебался, а может быть, хотел, чтобы так казалось. Его круглая голова умела быть очень, очень угловатой. «Ну», начал он как бы преодолевая нерешительность, «похоже, кто-то ебет девушку Барона». Он смотрел на меня так, будто в любой момент был готов мне подмигнуть.
Я ответил ему любопытным взглядом сплетника и спросил только для того, чтобы мое молчание не было ему неприятно: «Какую девушку?»
«Ту, с которой ты развлекался в тот вечер в «Лимбе». Было похоже, что вы друг к другу неравнодушны», деревянным голосом проговорила тень, которая наблюдает и делает выводы.
«Мы давно знакомы, и это все», сказал я как нечто само собой разумеющееся.
«Для тебя было бы лучше, если бы так оно и было».
«А для нее?»
«Кто ебется, тот когда-нибудь наебется. Скоро и она об этом узнает».
В словах Пени не было ни призвука угрозы, но ухмылка испарилась.
«Ага». У него не было необходимости напоминать мне, что предательство и месть спят в одной постели.
«И еще кое-что, диджей. Не советую тебе заботиться о ее судьбе. Кое-кто может это неправильно понять. Понимаешь?»
«Конечно. Я просто так спросил. Забудь». Я понял, что мне не хватает его ухмылки.
«Конечно. А я тебя просто так предупредил».
«Ценю. Спасибо тебе».
Мы парили в атмосфере сердечного простодушия. Это все-таки лучше, чем хлопать друг друга по плечу.
«Не благодари», процедил Пеня, проверяя, осталось ли что-нибудь в моем стакане. «Это все, что я мог для тебя сделать, перед тем как тебя пристрелить». И добавил, закуривая сигарету: «Может быть!». Улыбка, появившаяся на его лице, не была похожа на ухмылку.
Вечно одно и то же: кто-то кого-то то и дело пристреливает, и так до тех пор, пока не опустошает себя этим настолько, что Богу не остается ничего другого как забрать его на свою помойку.
«Может быть», повторил я одобрительно, «но это не зависит ни от тебя, ни от меня. А пока мы можем еще чего-нибудь выпить».
«Дело говоришь. Оставим эти ебарские разборки. Сегодня вечером не твоя очередь».
«А чья?»
«Сегодня вечером мы займемся настоящей разборкой»
На этот раз он мне подмигнул, и я понял, что это серьезно.
* * *Сумма проигранных в покер денег стала астрономической. Вместо фишек, на столе, резервированном исключительно для Барона, зияла дыра. В ней можно было многое увидеть, но никто не решался сунуть в нее голову и посмотреть вниз. Никто, кроме Джембы, предупредительного хозяина, азартного, но расчетливого, который заделывал такие дыры, а потом наносил на них глянец, чтобы прибыльная игра могла продолжаться. Все эти акулы жили игрой, а игра называлась «выбиванием долгов». Без долгов игра не имела смысла. Акулы не были игроками, акулы были акулами. Барон хочет ликвидировать долг, послав своих людей поджечь "Кенту", бухгалтерские книги сгорят вместе с цифрами, которые в них никто и не вписывал из-за налоговых сложностей, а Джембе будет выплачена страховая суперпремия. Так они будут квиты. На некоторое время. Нашей задачей было обеспечить короткое замыкание в электрической разводке — снять предохранитель и забить гвоздь в распределительную плату, а потом соединить фазу и ноль в штепселе на облицованной деревянной панелью стене. Точно оговорены все детали, все подготовлено, все чисто. Нам оставалось только позвать официанта и заплатить по счету. Вместо этого Пеня, в облегающей летной куртке и черных брюках из искусственной кожи, оставил под недопитым стаканом крупную дойч-купюру и рванул к выходу. Элегантный кожаный ремешок обвивал запястье его правой руки, которой он умел пользоваться весьма впечатляюще.
Мы вышли на улицу, в мутную ночь, туманную от жары, которая плавала между испаряющимся пористым асфальтом и пуленепробиваемым, охлажденным звездами небом. На заднем сидении лежал набор, упакованный в пластиковый пакет: молоток, плоскогубцы, гвоздь толщиной не меньше пяти миллиметров и кусок провода, оголенный с обоих концов. В машине было душно. Пеня включил кондиционер, но особого эффекта не последовало, потому что я отказался закрыть окно. Шум снаружи делал меня более чувствительным и сосредоточенным на том, что нам предстояло. Я люблю, когда притупляются чувства, когда внутри разливается отупение. А рефлексы это совсем не то же, что чувства. Рефлексы требуют высокого напряжения, они требуют человека целиком, если человек хочет остаться целым.
Мы проехали мимо торгового центра, свернули к Пашиной развязке, чтобы объехать район Железничка колония. Некоторое время кружили вокруг квартала, где находится «Кента», обычная предосторожность, мы обнюхивали и осматривали окрестности. Обстановка была штатной. Пеня припарковал машину на соседней улице, инструменты сунул под куртку, как делают небрежные электрики. Стараясь не особо оглядываться по сторонам, чтобы не привлекать внимания, мы, на бесшумных подошвах, сунув руки в карманы, изображали неторопливую прогулку. Два неприметных неприкаянных типа. Свернули на узкую асфальтированную дорожку, машинально втянув головы в плечи. Мы подкрались к казино с тыла, через служебную парковку, отделенную от спящих соседей живой изгородью.
Прошли через служебный вход. Дверь была отперта, все развивалось по плану. Этот вход использовался для вбрасывания и выбрасывания клиентов, в зависимости от комбинаций на наэлектризованном зеленом сукне и в разгоряченных головах игроков. Комбинации бывают разные, и игроки бывают разные — одни постоянные, другие непостоянные. Вторым приходилось время от времени затыкать рот, чтобы они не гундели вокруг да около насчет «запрограммированной рулетки» и «крапленых карт». Короче, таким игрокам среди публики было не место, и если они сами не понимали и не знали, как устраниться, им нужно было помочь преодолеть кризис. Ёб твою мать, ну куда ни глянь, повсюду натыкаешься на какое-нибудь чистилище. Бог, судя по всему, любит педантичное соблюдение чистоты, но эта всеобщая увлеченность чистотой однажды вынудит спустить за собой воду и того, кто наделал больше всего говна. Тогда-то и исполнится пророчество о Последнем Великом Сранье.
Внимательно вслушиваясь, я по кругу обвел взглядом все, что было видно над плечом Пени, и отметил коридор с зеркалами. Я шел за Пеней. Он знал дорогу к распределительному шкафу. Мы прошли мимо выключенных слот-автоматов, потом через проветренный центральный зал с круглыми, почищенными столами на смазанных ножках, расставленными на деликатном удалении друг от друга. Здесь золото превращалось в латунь, а крупные купюры в бумажные кружки, на которые ставят стаканы. Мы проскочили простреливаемое пространство для официантов и сочувствующих лиц, обошли массивную крепостную стену барной стойки и спустились по крутой лестнице в «нижние комнаты», напичканные мебелью, с белым мрамором, деревянными панелями на стенах и жалюзи. И тут я заметил нечто реально репрезентативное — в одной из этих кабин окна были тонированными, черного цвета. В этом помещении не было ничего гламурного, ни суперсовременной мебели, ни ламп с экзотическими абажурами, ни хрустальных пепельниц, ни «стильных» столиков, ни позолоченных рам. Ага, значит, именно здесь разыгрывалось самое важное: выход из игры, подведение черты через адамово яблоко. Впрочем, может, во мне просто бурлил адреналин. Я хочу сказать, может, эта комната просто использовалась персоналом, например, для переодевания. Ладно, короче, я оставил Пеню заниматься электрикой, а сам вернулся еще раз проверить наличие «сквозняка» на служебном входе, после чего прокрался к главному входу и спрятался за плюшевой занавеской. Отсюда мне был прекрасно виден подход к зданию. Мокрые тротуары блестели под лунным светом как стеклянные. На одной стороне улицы фонарные столбы были бетонными, на другой деревянными. Казино находилось в старой части Нишвила, неподалеку от продовольственного оптового рынка и автовокзала. Здесь было много неоштукатуренных зданий с надстроенными мансардами и магазинчиками на первых этажах, на балконах стояли буфеты, велосипеды, а кое-где были спутниковые антенны, дворы были перепаханы под сады-огороды и обнесены металлическими оградами, украшенными металлическими же символами солнечных лучей. Я прислушивался и наблюдал, это было моей частью ночной развлекательной программы. Мне казалось, что я простоял уже целую вечность, но тут раздался голос Пени: «Пошли. Мангал задымил». Мы помчались тем же путем, что пришли, нам нужно было обогнать огонь, который пока еще не был виден.
Выскочив на улицу, мы тут же напоролись на церберов Джембы. Что ж, мангал без мяса не бывает, правильно? А мясо, правда, оснащенное, стояло перед нами. Гора мяса. Как будто целое стадо диких зверей спустилось с гор, но вовсе не заблудившись. Они охотились. У них были вожаки.
