Р. Моррис - Благородный топор. Петербургская мистерия
Кабатчик ограничился скудным кивком.
— Поручик Салытов, из Сенного околотка, — отрекомендовался Салытов. — С официальным расследованием. Так что будь любезен, иначе сам знаешь что бывает! — Салытов полез в карман шинели и вынул оттуда фотографию Ратазяева. — Вот этого признаешь?
Кабатчик молча изучил фотоснимок, после чего моргнул с совершенно непроницаемым лицом.
— Да мало ли кто здесь шляется, — хмыкнул он наконец, возвращая карточку.
— Но ты его таки узнаёшь?
— Да не особо.
— Что значит «особо», не «особо»! — в очередной раз сорвался Салытов. — Ты мне четко изъясняй, узнаешь его или нет!
— Ну раз так, то нет.
— Ты что, дурака из меня делать вздумал? Ты мне это брось! Я тебе покажу, как со мной дурака валять!
Кабатчик в ответ лишь упрямо возвел бровь.
— И бровью нечего тут играть! Ишь чего, бровями он играть со мной вздумал! Дерзить?! — Салытов хлестко шлепнул кабатчика по щеке перчаткой. Появившийся в этот момент за прилавком половой побледнел. Кабатчик же в ответ лишь повернулся другой щекой — дескать, «на, хлещи!» — и уставился на поручика по-бычьи, исподлобья. — Вот они мне где, брови твои, понял? — И разгневанный Салытов провел по шее ребром ладони.
Кабатчик понуро кивнул.
— А теперь, я опять тебя спрашиваю, ты узнаешь этого человека? Смотри внимательно! — Салытов ткнул кабатчику карточкой чуть ли не в физиономию; тот даже попятился. — Ну?
— Ну вроде, если присмотреться, бывал такой здесь, разок-другой, — тихим голосом, но без страха отвечал кабатчик.
— Да он тут по всем вертепам шлялся! — хмыкнул поручик. — Куда ж ему мимо вас пройти! — Поняв, что попытка пошутить не удалась, Салытов продолжил дознание. — И когда он был тут в последний раз?
— Не упомню, ваше превосходительство, — льстя не высокому, в общем, чину поручика, почтительно отвечал кабатчик. Салытов воззрился на него с подозрением.
— Врешь! А сегодня? Сегодня его разве не было?
— Не было, ваше превосходительство.
— А давеча? Скажем, вчера?
— И давеча не было. Он к нам уж давненько не заглядывал, — сдавленно произнес кабатчик и, словно заново приглядевшись к Салытову, добавил: — Ни он, ни тот, второй.
— Второй? Ах вот как, был еще и второй? — Салытов от неожиданности даже позабыл про строгость.
— Да они частенько, бывало, вдвоем захаживали. Он и тот, второй.
— Кто таков?
— Ей-бо, не знаю, ваше превосходительство! Нешто я их поименно сюда запускаю?
— А вот я возьму да и привлеку тебя как сообщника серьезного преступления, — пугнул Салытов без особого, впрочем, рвения, скорее из привычки. — За укрывательство лиц, разыскиваемых полицией. Что, съел? — спросил он с прежней резкостью, словно опомнившись.
— Да откуда ж я про то знал, что они в розыске, ваше превосходительство! — с показной истовостью взмолился кабатчик. — Я б, коли про то знал, вмиг бы спросил, кто такие! А я тут, если вникнуть, вообще никого толком не знаю. — Он беспомощным жестом обвел свое заведение, посетители которого сидели в полутьме, все как один в остолбенении. — Что мне до них! Приходят, пьют да уходят. Мне до них и дела нет. Может вон Кешка что подскажет. — Кабатчик снисходительно кивнул пареньку-половому, который враз обмер от предстоящего разбирательства с полицейским.
— А что, и впрямь, — недобро усмехнулся Салытов. — А ну давай, выкладывай!
Кеша лишь глазами зарябил между строгим хозяином и грозным жандармом.
Салытов предъявил ему фотографию.
— Ну что, знаешь этих людей? — Кеша спешно кивнул. — Так говори! — рявкнул Салытов.
— 3-знаю.
— Как звать? Как они друг к другу обращались?
— О-о-обращались…
— И то хорошо. И как же обращались?
— Один, это, Ра… Ра… Ра… — силился выговорить паренек.
— Что еще за «ра-ра-ра»? Говори, как подобает человеку, остолоп!
— Ра… Ротозяев, — справился наконец половой.
— Я уже понял, что Ра-тазяев, дурища! Ты мне теперь не Ра-та-зяева называй, а того, второго! С которым он сюда таскался!
— Говоров, — выпалил Кеша скороговоркой, на этот раз без запинки.
— Точно Говоров?
Кеша опять отчаянно кивнул.
— Так. Говоров. И что ты про этого Говорова можешь мне сообщить?
Паренек беспомощно съежился, словно боясь, что его сейчас ударят. Судя по всему, он готов был выложить про этого Говорова все, что угодно, лишь бы знать, чего добивается от него этот суровый жандарм. Наконец он кое-как совладал с собой и выдавил единственную фразу:
— У него фотографии были.
— Так. Далее. — Половой опять поежился. — Ну давай, давай дальше! Что за фотографии? Кто был на них?
— Глупости.
— Какие еще глупости?
— Ну… просто.
— Глупость ходячая — это ты сам! Говори толком, что там было, на тех фотографиях!
— Ну, девицы разные.
— Девицы? Что ж такого глупого в девицах? Ты что, от карточек с девицами глаза воротишь?
— Они, того… без одежи. Салытов вальяжно расхохотался.
— С чего это ты вдруг? Разве ж это глупость — девки голые! Ну-ка, покажи мне, какие у тебя фотокарточки с ними имеются!
— Я на них сроду смотреть не могу, — признался Кеша.
— Ну да, поверил я тебе! Парень, в твоем-то возрасте! Да ты не дрейфь, не арестую я тебя за пару-тройку скабрезных карточек. Ты лучше мне, Иннокентий, правду скажи: что ты с теми снимками делал?
От официального к себе обращения половой заробел еще сильнее.
— Я их не брал! Попросту смотреть на них не мог! — с жаром воскликнул он.
— С чего бы вдруг? Ты что, скопец, что ли? Или у тебя корешок отвял, с орехами заодно? А может, ты… — В глазах у Салытова мелькнуло брезгливое подозрение.
— Нет-нет, я не потому! Просто у них на лицах… Как будто они боятся.
— Боятся? Шлюхи-то?
— Из них некоторые… совсем еще девочки. У меня сестренка в таком возрасте. Так нельзя.
— Они, девочки эти, потаскухи сызмальства! Для чего они, по-твоему, всем этим занимаются!
— Мне на них смотреть было поперек души.
— Гляди, а у тебя в половых-то, оказывается, святой, — усмехнулся Салытов, обращаясь к кабатчику.
— Кеша у нас славный парень.
— Враль он, твой Кеша! Я парней знаю. А этот — враль, если не хуже. — Салытов презрительно поглядел на Кешу. — А ну-ка скажи мне, скопец, не показывал ли тот тип фотографии здешней публике?
— Непременно показывал. И продавал всем, кто мог купить, да еще и… — Под остерегающим взглядом хозяина Кеша испуганно осекся.
— Мол-чать! — с прежним пылом крикнул на кабатчика Салытов. — Говори!
— Я теперь его тоже вспомнил, — спохватился тот. — Он как-то раз пробовал такими карточками за водку рассчитаться.
— Вот ведь как странно память к тебе возвращается. Так ты порнографию принимал в виде оплаты?
— Он мне зубы заговаривал, что он артист. Мол, артистичные позы. О порнографии тогда и речи не шло.
— А ну неси их сюда!
Кабатчик нехотя стронулся с места — вначале туловищем, и лишь затем головой.
— А ну живо! — прикрикнул поручик, с ухмылкой глядя, как мужичина вперевалку заспешил к себе в закуток.
Фотокарточки размером с игральные карты мало чем отличались от тех, что поручику доводилось видеть прежде. Лица у некоторых моделей выглядели и вправду несколько смущенно, но это лишь добавляло им пикантности. Поручик шелестел снимками быстро, с напускной небрежностью, стремясь не задерживаться на них взглядом — словом, демонстрируя отсутствие любого интереса, помимо служебного. Хотя, если честно, изысканная бледность кожи и интимные темненькие треугольнички (у иных по возрасту и волос-то на сокровенных местах не было) исподтишка все же волновали — кровь бежала быстрей. На одной фотографии среди аляповатых декораций он, кстати, признал ту юную блудницу, что попала к ним тогда в участок по обвинению в краже сторублевки. «Груди, надо сказать, что надо», — успел отметить он.
На иных фотокарточках были мужчины. Причем лица у них были или повернуты от объектива, или вне фокуса, или смазаны за счет движения. Мужчины, в отличие от женщин, были одеты; обнажены лишь их половые органы в разной стадии эрекции. На одном из снимков было запечатлено семяизвержение: брызги обильно сеялись на голый низ женского живота. Партнерша следила за этим орошением без особой приязни. Перевернув пачку, поручик стал просматривать снимки повторно, на Этот раз с обратной стороны. На обороте одной из карточек был записан какой-то адрес.
— А ну-ка прочти, — скомандовал Салытов кабатчику, бросая снимок на прилавок.
— Спасский переулок, три, — прочел тот.
— Это адрес того самого Говорова?
— Может, и он. Я раньше внимания не обращал, — отвечал кабатчик, избегая глядеть Салытову в глаза.
— Да неужто? А мне сдается, он специально для тебя его записал. Чтоб ты знал, куда тебе при надобности наведаться за этим товарцем.
