Джек Керли - Коллекционеры смерти
– Я… я не уверена, что вы действительно можете это сделать. Сегодня утром я достала из шкафа плащ Рубина и нашла в нем какую-то пленку.
– Магнитофонную, как в кассете?
– Это пленка от такого карманного диктофона. Звук там искажен. Как будто он нервничает или что-то в этом роде.
– О чем там идет речь?
– Это сложный вопрос. Я не могу так сказать. Обычно я сразу узнаю проект, это становится ясно мгновенно. Но не в этом случае. Возможно, это не что иное, как.
Я взглянул на горы бумаг у себя на столе и вздохнул.
– Мы сейчас приедем, мисс Барстоу.
– Если не возражаете, я не хотела бы встречаться у нас в офисе. В двух кварталах от него на запад есть кафе.
– Нам понадобится двадцать минут.
– Это кафе принадлежало многонациональной корпорации и позиционировало себя как заведение для жителей окрестных домов. Помощница адвоката сидела за столиком, спрятавшимся под каким-то растением в кадке с большими, как весла у байдарки, листьями. Над ней висела огромная картина, которую, похоже, рисовала шимпанзе, сунувшая задницу в краску, а затем повозившая ею по холсту. Я мельком взглянул на нее сквозь листья.
– Доктор Ливингстон, я полагаю? – На столе стояла чашка кофе и лежал серебристый диктофон под микрокассеты.
Лидия сумела выдавить из себя подобие улыбки. Гарри живо протиснулся мимо меня и сел, имея в виду, что за напитками идти мне. Я затрусил к стойке, раздумывая по ходу, не взять ли ему карамелизованный охлажденный безалкогольный коктейль «макарена» или что-нибудь в этом же роде, но затем образумился и заказал два обычных кофе. Я поставил чашки на столик и сел по диагонали от мисс Лидии. Последние несколько дней, казалось, – состарили ее. А может, это просто луч солнца, заглядывающий в окно, наложил темные тени в уголки ее глаз.
– Эта лента, которую вы нашли сегодня утром, она была где?
– Диктофон был у него в плаще, детектив Наутилус, который висел в офисном шкафу. В этом нет ничего необычного: он нередко оставлял в карманах дорогие ручки, сотовый телефон и всякое такое. А этот плащ вообще со множеством карманов. Он еще смеялся, называя его своим вторым кабинетом.
– В плаще было что-нибудь еще?
– Нет, только диктофон. О, простите, еще там была карта.
Она полезла в сумочку и извлекла оттуда сложенную карту Мобила с пригородными районами. Гарри взял у нее карту и, отложив в сторону, взял со стола диктофон.
– А почему вы не отнесли эту пленку главе фирмы, этому мистеру Хамерле?
Глаза ее забегали, возникла неловкая пауза.
– Мисс Барстоу, с вами все в порядке? – спросил Гарри.
– Я просто не знаю, как это сказать. Я… я боюсь его.
– Мистера Хамерле?
Она сделала два коротких, судорожных движения, похожих на кивки.
– После исчезновения Рубина мистер Хамерле стал очень придирчивым и моментально приходит в ярость. Он также очень интересуется кабинетом мистера Койла, иногда заходит туда и закрывает за собой дверь. Я все слышу. Он что-то ищет. Когда я обнаружила. Эту пленку, то подумала, может…
– Может быть, именно эту пленку он и ищет.
– Я всего лишь помощник юриста с неполным рабочим днем. Здесь могут быть затронуты конфиденциальные юридические вопросы. Это не моя компетенция. Это я к тому, – виновато улыбнулась она, – что сейчас, как бы сказать… сваливаю всю ответственность на вас.
Гарри похлопал Лидию по руке так естественно, что это не выглядело фамильярным вторжением на чужую территорию: этому мне еще нужно учиться.
– Вы поступили правильно, мисс Барстоу.
– А почему вы решили, что на этой ленте что-то важное? – спросил я.
– Здесь в его голосе звучит какая-то резкость, напор, которого я никогда раньше не слышала. Обычно даже на очень важных проектах тон у него при записи вполне непринужденный, как будто он болтает с приятелем. А тут его голос звучит так, словно он напуган, словно не хочет, чтобы его услышали. К тому же я не могу понять, для какого клиента он тут работает.
– Давайте послушаем, – предложил я.
С самого начала кассета оказалась пустой. Гарри немного прокрутил ее вперед и нажал кнопку воспроизведения. Из серебристой коробочки раздался голос.
– Это мистер Койл, – сказала Лидия. – Он всегда начинает запись с имени клиента и номера проекта. А тут он не называет ни того, ни другого.
– Может, это не для бухгалтерии? Какой-то нештатный проект? – предположил Гарри.
У Койла был слабый, но хорошо модулированный голос с мягким южным акцентом в его аристократической версии или мог бы сойти за нее. Даже если бы Лидия не предупредила нас о напряжении, которое она заметила в голосе Койла, я бы и сам это отметил. Это был приглушенный голос человека, ведущего секретный разговор, в котором возникали паузы, когда он пытался четче сформулировать мысль.
…переговоры должны проходить в обстановке строгой секретности и предполагают быстрое перемещение от одной договаривающейся стороны к другой. Следует учесть, что в процессе аукциона предмет торгов может быть неоднократно затребован для обозрения участвующими сторонами. В данной ситуации это не является отрицательным моментом, поскольку природа предмета при его осмотре стимулирует новые аукционные ставки…
Все это произносилось на фоне совершаемых конкретных действий: слышно было, как он пишет, затем вырывает листок из блокнота, комкает его.
– Предмет, – подчеркнул Гарри.
…учитывать размещение участников. Или мотель, где комнаты раздельные. Аукционеры могут пожелать не видеть друг друга. Иметь отдельный номер для каждой стороны, чтобы обеспечить конфиденциальность аукционеров. Имеется несколько совершенно непрезентабельных мест, которые, тем не менее, могут гораздо лучше подойти для данной цели, нежели более дорогие…
– Индивидуальная непрезентабельность, – снова отметил Гарри. – Эта фраза, часом, не из рекламного проспекта «Уютных хижин»?
– … я ожидаю, что ближе к концу торги станут очень интенсивными…
– Что бы это ни было, звучит впечатляюще, – продолжал комментировать Гарри.
– …в установленное время будут оглашены окончательные ставки. Должны быть предприняты меры, чтобы отъезжающие участники не контактировали друг с другом, опять-таки в целях сохранения конфиденциальности.
Диктофон пошипел еще несколько секунд, и пленка пошла уже без записи.
– Это конец, – сказала Лидия. – В принципе все.
Сбитая с толку, она выжидательно смотрела то на одного, то на другого. Гарри развернул карту, найденную в кармане Койла. Несколько долгих секунд он молча изучал ее.
– Так-так, – пробормотал он.
– Что там?
Он отодвинул в сторону свой кофе, положил карту на стол и постучал по ней пальцем.
– Здесь полдюжины мест обведено красным. И похоже, что одно из них – небезызвестные нам «Уютные хижины».
Я почувствовал прилив возбуждения, появилось ощущение, что мы наконец коснулись чего-то такого, что может продвинуть нас вперед. Гарри называет это невидимыми ниточками. Мы редко видим их до того, как закрываем дело, а потом оказывается, что мы все время шли вдоль них.
– Конфиденциальность действительно серьезная, – сказал Гарри скорее самому себе. – Не хотят даже, чтобы они как-то пересеклись там друг с другом.
– И вы утверждаете, мисс Барстоу, что в числе проектов фирмы таковой не значится? – уточнил я.
– Ни над чем таким я лично не работала, – ответила она с испугом в голосе. – Хотя он как-то намекал о предстоящих переговорах для Льюиса Арагорна. Ничего особенного, просто очередной текущий проект.
– Для Льюиса Арагорна? – переспросил я. – Того самого Льюиса Арагорна?…
– Он гений, он просто чертов гений. Когда вы, ребята, позвонили мне и сказали, что он пропал, я почувствовал себя так хреново, что чуть не выблевал горгонцолу прямо себе на стоя.
Льюис Арагорн хлопнул ладонью по тому самому столу, который только что чуть не испортил горгонцолой, затем встал и подошел к окну с видом на реку Мобил. Над водой вздымались портальные краны, теснились штабеля контейнеров, высились на разных уровнях надпалубные сооружения кораблей. Я заметил, как один из кранов поднимает с палубы контейнер размером с грузовой полуприцеп.
Габариты у Арагорна были как у речного бакена, и когда он встал к окну, в комнате потемнело. Хотя и до этого слишком светло тут не было – кирпичные стены, покрашенные выцветшей синей краской, освещала всего одна люминесцентная лампа, коричневый промышленный линолеум на полу. Письменный стол был настолько перекошен, словно добирался в Майами вместе с кубинскими беженцами через Аляску. Арагорн сунул руки в карманы неглаженных брюк и издал утробный, звук, который я решил считать вздохом. Его густо заросшие волосами предплечья, выступавшие из закатанных рукавов белой рубашки, напоминали стволы корабельных сосен, подготовленные к вывозу с места вырубки. Потрепанное лицо Арагорна выглядело так, будто он был близким родственником Чарлза Бронсона и Кейта Ричардса одновременно; и сквозь многочисленные складки и морщины пробивалась наружу неподдельная печаль его глаз.
