Майнет Уолтерс - Темная комната
— Я сюда пришла не выяснять отношения, — заявила Блейк, ловя на себе любопытный взгляд бармена. — Что ты пьешь?
Саманта с грустью посмотрела на полупинтовую емкость, над которой сидела последние сорок минут.
— Двойной ром с колой, — хмыкнула она.
Блейк заказала себе джин и тоник, подождала, пока бармен нальет напитки, и предложила Саманте переместиться за отдельный столик.
— Ты же сказала, что тебе ничего не нужно, — напомнила Саманта. — Что такого ты собралась сообщить мне там, чего нельзя сказать прямо сейчас, вот здесь?
— Я хотела поговорить о том, что с тобой случилось двадцать третьего марта. Мне показалось, что за тем столиком ты будешь чувствовать себя более свободно.
На лице проститутки тут же появилось унылое выражение.
— Я так и знала, что все равно кто-нибудь придет, чтобы опять расспрашивать меня об этом. А что если я скажу, что вообще не собираюсь беседовать на эту тему?
— Ну, тогда у нас получится односторонний разговор, и слушать его будут уже все присутствующие. — Она взглянула на бармена. — Я же стараюсь тебе помочь и облегчить задачу, Саманта. Если хочешь, мы можем продолжить наш диалог у тебя дома.
— Только не это. Ты что же, думаешь, мне будет приятно вспоминать все это в присутствии детей? — Она соскользнула со стула. — Ну, хорошо, переходим туда, только я никаких обещаний не даю. Меня до сих пор при одном воспоминании в дрожь бросает. Если не ошибаюсь, это второй такой же случай с той девчонкой заставил тебя разыскать меня?
Блейк устроилась напротив Саманты и, положив локти на стол, подалась вперед:
— Что за девчонка?
— Говорят, что он с ней сделал то же самое, что и со мной.
— Похоже, что так.
— Она дает показания?
— Пока нет. Она слишком напугана.
Саманта отхлебнула из стакана:
— Не удивительно, черт побери!
Блейк кивнула:
— Нам нужно, чтобы кто-то из вас двоих нам помог. Мы опасаемся того, что если он снова возьмется за свое, то следующую девушку может просто убить. — Она внимательно смотрела в глаза Саманте. «Ну, выбрав слово „девушка“, я, пожалуй, погорячилась», — подумала Блейк. Флосси исполнилось уже сорок шесть, а Саманта, наверное, и не помнила, когда миновала сорокалетний рубеж. Были между этими двумя жертвами и другие схожие черты. Обе полненькие, блондинки, лица напудрены до состояния белой маски. — Как он тебя нашел, Саманта? Снял прямо на улице или ты себя как-то еще рекламируешь?
— Послушай, любовь моя, я же сказала, что ничего не обещаю, и я держу свое слово.
— Флосси тоже обращалась ко мне со словами «любовь моя». Послушай, ты не обижайся, но я скажу, что вы с ней во многом похожи. И для вас обеих очень подошла бы характеристика «женщина, похожая на мать». — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Единственное, что сказала о вашем преступнике Флосси, то, что он напоминает ей маленького лорда Фаунтлероя. Отсюда я делаю вывод, что он моложе, хорошо воспитан, возможно, очень красив. И, конечно, выбрал именно вас двоих не случайно. Судя по тому, что вы с Флосси одного возраста, очень похожи и обе пухленькие, мне кажется, что он искал конкретный тип проститутки. Поэтому скорее всего он видел вас на улице, иначе он не мог знать, как вы выглядите. Я права?
— Я уже давно не подбираю клиентов, расхаживая по улицам, любовь моя, — снова вздохнула Саманта. — Послушай, купи мне еще рома с колой и тогда… возможно… я расскажу тебе еще кое-что.
— Я не собираюсь раскошеливаться под сомнительное «возможно», — твердо заявила Блейк. — Наш разговор неофициальный, и мне придется потратить свои собственные деньги, заработанные тяжелым трудом.
— Ну и глупо, — фыркнула Саманта. — Думаешь, потом тебе хотя бы спасибо за это скажут?
— Сколько же он заплатил тебе, чтобы ты так упорно молчала?
— Сорок. Но я молчу не за деньги, любовь моя. Из-за него самого. Он пообещал вернуться, если я только сболтну лишнее, и я ему поверила. И до сих пор верю, если тебе это интересно. Он был сумасшедшим, как тот Безумный Шляпник.
— Сорок, — эхом повторила изумленная Блейк. — Боже мой! Наверное, у него денег куры не клюют. Сколько же ты берешь за обычную встречу? Десять? — Ответа не последовало, и Блейк продолжала: — Получается, что он богат, хорошо образован, красив и молод. Так? — И снова молчание. — Ну, говори же, Саманта! Откуда он узнал, как ты выглядишь? Хотя бы это ты можешь мне сказать? Ведь тогда я могла бы передать другим девушкам, чтобы они были в будущем начеку.
Женщина подтолкнула свой стакан к Блейк.
— Нет, любовь моя, ты немного все переиначила. Я думаю, что все получилось как раз наоборот. Он-то наверняка ожидал встретить симпатичную и молоденькую, а к нему вышла старая и толстая. Насколько я понимаю, он позвонил по тому номеру, который я оставляю на карточках во многих витринах по всему району. Поэтому я точно не могу сказать, где он увидел мой телефон. Потом он связался со мной, я назначила ему встречу. Он пришел, взгромоздился на мою кровать и неожиданно взбесился. Сказал, что я стара настолько, что гожусь ему в матери, и что я не имею никакого права рекламировать себя, поскольку только обманула его надежды. Ну, а теперь закажи мне выпивки, будь паинькой!
Блейк взяла стакан и поднялась из-за стола:
— Так ты думаешь, что он постоянно пользуется услугами проституток, но звереет только тогда, когда ему попадается старая?
Большие круглые плечи приподнялись:
— Думать у меня никогда хорошо не получалось, дорогуша. Если бы я умела думать, то сейчас была бы, наверное, нейрохирургом. И еще. Мне кажется, что его отец избивает мать. «Скажешь, что тебя избил муж, и тебе поверят». Вот что он мне посоветовал.
Глава одиннадцатая
26 июня, воскресенье.
Клиника Найтингейл, Солсбери.
7 часов вечера.
Джинкс даже не старалась сосредоточиться и думать о чем-то определенном. В ее мозгу витали какие-то обрывки воспоминаний после разговоров с доктором и младшим братом. Вас раздражают ваши братья? Да, да, ДА! Ты временами становилась такой высокомерной, будто делала одолжение, общаясь с ней. Поэтому ее так и подмывало влепить тебе пощечину… Тогда ей было всего семь лет. Маленькая девочка, хотя… в доме, где уже имеется идеальный ребенок, а все стены увешаны портретами ее такой же идеальной мамочки… Виновата ли она в том, что отец стал презирать свою вторую жену уже через несколько месяцев после свадьбы? В отношениях не должно быть никаких разочарований, Джинкс… Но ей не приходилось видеть других отношений. Она вышла замуж за Рассела из жалости, слишком поздно осознав, что это чувство — чересчур ненадежная основа для брака. Правда, не имея ни опыта, ни таланта предсказывать будущее, любая другая на ее месте, возможно, поступила бы так же. Так что вы говорили? Я не знаю, Я НЕ ЗНАЮ! Случилось что-то ужасное… Рассел мертв…
В семь вечера в палату зашел доктор Протероу:
— Ну, как у нас дела?
Она полулежала на кровати, удобно устроившись среди подушек.
— В голове полная неразбериха, — честно призналась Джинкс, снова испытывая желание выпрыгнуть из постели и спрятаться в его надежных объятиях. Господи, никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой!
Он склонился над ней, и женщина тут же ощутила приятный запах мыла, исходящий от его рук.
— Вы мне сказали, что полиция совсем вас не расстроила, когда сержант меня вызвал, но мне показалось, что вы говорите неправду. Что же на самом деле привело их к вам? О чем шел разговор?
Джинкс сосредоточила взгляд на волосках, пробивающихся у него на груди в том месте, где у рубашки отсутствовала пуговица. Шаловливые завитки забавно высовывались наружу, словно посмеиваясь над таким солидным директором престижной клиники. Адам, наверняка, уволил бы его еще давным-давно, чтобы другим неповадно было ходить на работу в таком виде. Но ведь внешний вид Адам ценил куда больше, чем содержание, и он был большим самодуром.
— Они задавали вопросы о Мег, — спокойно ответила женщина, — и я при этом ничуть не волновалась. Просто чувствовала себя уставшей.
Он подвинул кресло поближе к кровати и опустился в него.
— Ну, ладно. А теперь расскажите мне, что за неразбериха происходит у вас в голове? Только ли в голове, или вы себя физически тоже неважно чувствуете?
В ее глазах блеснули слезы:
— Происходит что-то странное с самой жизнью. Я запуталась и не знаю теперь, как выбраться из этого лабиринта.
«Какое восхитительное и соблазнительное сочетание, — подумал доктор. — Этакое переключение с уверенного состояния независимости в присутствии полицейских на слезы и ранимость, оставшись наедине с лечащим врачом». Ему очень хотелось поверить в искренность этих слез. В то утро одна из сестер, Вероника Гордон, заметила: «Эта женщина себе на уме, Алан. Мне кажется, все дело в ее исключительных глазах. Они говорят одно, а ее язык — совсем другое». — «И что же говорят ее глаза?» — «Помоги, — коротко ответила сестра. — Но только вслух она сама об этом никогда не попросит».
