Агнец - Светлана Скиба
Сегодня у него все просто. Просто спорт, просто мираж, просто зуи, жаждущие крови (моей). Нет, он такого не говорил, но я умею домысливать.
Мы взбираемся на вершину горы, и меня охватывают поразительные ощущения, мне кажется, что время остановилось и я парю в воздухе. Но это не так, под моими ногами твердая почва, а впереди каменные уступы и широкая долина, переходящая в густые хвойные леса. Впереди я вижу ленты рек, озерную гладь, точно расплавленное зеркало, а за спиной вздымаются суровые Алтайские горы. Я заражаюсь от Влада ощущением восторга и, растопырив руки, громко кричу, как здесь красиво.
– Посмотри! – Влад тычет в мой бок рукой и показывает вверх. Там парит орел – медленно и величаво, как небесный фрегат.
27
Пора.
Я достаю из кармана джинсов мешочек с пеплом и посыпаю им свою голову, будто я пасхальный кулич, а пепел кедра Бажиру – сахарные украшения. Мне становится неловко и даже смешно от всей нелепости происходящего. Я нервно смеюсь, глядя на Влада, но он как никогда серьезен. Он мне что-то говорит, но я его не слышу и не вижу. Я теряю ощущение собственного тела и…
Плотный поток воздуха держит меня, как надувной невидимый матрац. Вместо рук у меня крылья, вместо человеческих глаз – орлиные очи.
Я вижу все, что творится вокруг, чем дышит Горный Алтай, я знаю его страхи и его желания. Я чувствую ЕЕ присутствие, но не боюсь. Я выше всех. Выше гор и облаков – я недосягаема.
Там, вдалеке, люди жгут костры и вспахивают земли, они измучены и озлоблены. Я чувствую это. Среди этих людей есть живые, а есть зуи. Я взмахиваю крыльями, подлетаю к вершине Копья Бога, и глаза живых мертвецов слепнут. Они ненавидят меня за это и одновременно боготворят, как и выбранного ими агнца.
Они ждут его жертвы в день выхода Кровавой Луны. Агнец нужен им, как живым нужны воздух, еда и вода.
О земные блага…
Я знаю это, я и есть приговоренный агнец, чья кровь омоет землю поселка Чулык. Но сейчас я орлан-белохвост, небесный смотритель. Я лечу сквозь грязно-белые облака, и мое орлиное сердце наполняется свободой. Подо мной острозубая гора Ар-куч, зеленый ковер леса, каменистый пляж и ломаный очерк берега, уходящий в холодные воды Телецкого озера.
Я хочу навеки остаться птицей и забыть все людское. Моим богом будет солнце, а ветер – эш-нокором. Мне больше ничего не нужно, только свобода. Свобода и любовь. Любовь… Я вспоминаю Влада, и саму себя, и все свое человеческое. Как будто только сейчас до меня доходит, что вообще происходит. Если это сон, то он слишком реалистичный.
Вся моя прежняя жизнь проносится в моей орлиной голове, я вижу ее словно со стороны, под разными ракурсами. Я удивляюсь человеческой слабости и в то же время умению восстать как феникс из пепла сгоревших надежд.
Мы, орлы – хозяева поднебесной, живем по-другому.
Я обращаюсь к Чулыку как к кровному брату, созданному единым Богом. Я прошу его освободить агнца, избавить от ужасной участи. Я прошу отпустить аржан домой, а вместе с ней и эш-нокора.
Я вижу их будущее, и мое орлиное сердце замирает.
Где-то внизу, под склоном горы, из норки вылезла алтайская пищуха и замерла, навострив уши. Мои глаза ясно видят ее, а также суслика и греющуюся на камне змею. Все они могут стать моей добычей, но сейчас мне нет до них дела. Я смотрю на людей, стоящих на горной вершине. Прикрывая глаза от солнца ладонью в виде козырька, Влад смотрит в небо, а рядом с ним стоит ОНА – жрица Марууш.
Я понимаю, что произошло, и мои крылья слабеют.
– Выпей. – Влад подносит к моим губам бутылку с водой, и я делаю несколько глотков.
– Ты видел ее?
– Я никого не видел. Ты потеряла сознание.
– И долго я была в отключке?
– Может, минуту. Не знаю. Как только посыпала на себя эту ерунду, сразу отключилась.
– Я видела ее рядом с тобой. Вместо себя.
– Кого? Жрицу Марууш?
– Да, – понуро киваю я.
– И что это значит?
– Что у меня ничего не получилось. Чулык не хочет помогать мне.
Влад шумно выдохнул и цокнул.
– Чулык хочет, Чулык не хочет! Это просто кусок земли в огромном Горном Алтае. Он не может чего-то хотеть или не хотеть, он не обладает разумом и силой.
– Я смотрела глазами орла, я была им…
– Я не отрицаю, что в мире существует что-то такое, что недоступно нашему пониманию. Возможно, этот пепел и правда обладает какой-то силой, но лишь только потому, что местные шизики верят в это. Возможно, от соприкосновения с кожей он вызывает у человека галлюцинации и все, что ты видела, – лишь в твоем воображении.
– Ты говоришь как Яна.
– Опять эта Яна…
– Тебе она не нравится.
– Я этого не говорил.
– Но у тебя всегда лицо делается кислым от одного ее имени.
– Просто она… ну как тебе сказать… грубая, – говорит он, скорчив лицо.
– Да, есть такое, но это еще не означает, что она плохой человек. Можно быть учтивой, воспитанной сволочью и грубым, но хорошим человеком.
– Она не хороший человек.
– С чего ты взял?
– Ты сама это не замечаешь? Она какая-то мутная.
– Мутная? Что за определение такое? Как мутная вода?
– Да, она что-то скрывает, или недоговаривает, или замышляет. С ней нужно быть начеку.
– Ладно, не будем о Яне.
Влад и Яна друг другу не нравятся, это очевидно. Твоему мужчине не нравится твоя подруга, а твоей подруге не нравится твой мужчина. В каком-то смысле это закономерность, почти как неприязнь между свекровью и невесткой. Свекрови чуют ту самую, и чем сильнее сынок влюблен, тем больше она не любит невестку. Точно в свекровей встроен измерительный радар. Так и здесь.
Я ложусь на расстеленный плед и гляжу в небо. Над нами ни одной птицы. Так высоко, кроме орла, никто не взлетает. Он недосягаем. Я тоже была недосягаема, полна сил и решимости.
Сейчас же ощущаю опустошенность, будто я выпотрошенная рыба, которую готовят на ужин. А еще мне холодно, очень холодно. Я надеваю худи с капюшоном и все равно дрожу то ли от холода, то ли от страха.
