Майкл Корита - Добро пожаловать в ад
— Ну да. Тебя послушать, так мы много добились просто потому, что ты заставил меня впрячься в работу, — пробурчал он.
— Жалко, что ты не впрягся раньше, — хмыкнул я. — Тогда, глядишь, моя физиономия не выглядела бы сейчас так, словно по ней проехал грузовик.
Джо забрался в машину, повернул ключ в замке и вдруг снова заглушил двигатель.
— Помнишь, как я в первый раз сказал тебе, что мне не нравится, что ты сжег ту фотографию?
— Да.
— Думаю, мне следует взять свои слова назад, — ухмыльнулся он. И снова захлопнул дверцу.
Я направился домой, достал из холодильника несколько яиц, соорудил себе обед (или ужин), после чего торопливо запихнул его в себя с твердым намерением отправиться в тренажерный зал и разом избавиться от всех лишних калорий. Впрочем, это желание покинуло меня еще в тот момент, когда я мыл посуду. Сказать по правде, на это у меня не было ни сил, ни желания, и к тому же сегодня вечером мне почему-то не хотелось оставаться одному. Весь день мысли мои крутились вокруг обоих Джефферсонов, старого и молодого, возле Карен и Тарджента, но время от времени в них вторгалось воспоминание об Эми. В результате, кое-как вытерев руки кухонным полотенцем, я схватил телефон и набрал ее номер.
— Сегодня увидимся?
— Возможно, — туманно протянула она. — Если под словом «увидимся» подразумевается, хочу ли я просидеть весь вечер у тебя на диване, потягивая пиво. А если ты вкладываешь в него иной смысл, например, хочу ли я куда-нибудь сходить, тогда нет.
— У тебя сегодня «домашнее» настроение, так я понимаю?
— Именно — уже даже переоделась. Так что и не мечтай вытянуть меня сегодня вечером на улицу, — ну, разве что тебе удастся соблазнить меня, предложив нечто чертовски заманчивое в смысле отдыха и расслабления.
— Как насчет ужина в купальных простынях?
— Вот за это я тебя и люблю, Линкольн. Ты просто коварный и искушенный змей-соблазнитель.
Она явилась, одетая в старые джинсы и трикотажную рубашку — естественно, не навороченные и не от какого-то модного дизайнера, предлагающего одежду из «чистого хлопка» или из чего там ее делают, — словом, ничего общего с тем, что носила Карен. Все это были вещи, которые, не глядя, вытаскиваешь из шкафа и в которые влезаешь, когда вечером вдруг похолодает.
— У меня есть «Бекс» и еще «Будвайзер»[19], — сообщил я. — Выбирай.
— Послушай, есть надежда, что, выбирая пиво, ты когда-нибудь сдвинешься с этой буквы алфавита? — хихикнула она.
— А для чего?
— Тогда «Бекс».
Я вручил ей банку с пивом, другую открыл для себя. Но, когда я, захлопнув дверцу холодильника, повернулся к Эми лицом, она едва не поперхнулась, и я с опозданием вспомнил, как выглядит моя физиономия.
— О, я ведь еще не рассказал тебе о захватывающих приключениях прошлого вечера, верно? — спохватился я.
Эми протянула руку, осторожно потрогала кончиком пальца кожу у меня под глазом, потом скривилась и слегка отодвинулась.
— Но это же ужасно, Линкольн! — выдохнула она.
— И не только с виду, можешь мне поверить.
— Расскажи, что произошло.
Мы вернулись в гостиную, устроились на диване, я отхлебнул из банки пива, а потом рассказал Эми о том, что произошло двадцать четыре часа назад. Когда я добрался до той части своего повествования, главную роль в которой играл Тор, ее и без того встревоженное лицо стало совсем мрачным.
— Так Тор тоже в этом замешан? Тот же Тор, благодаря которому люди исчезают, словно по мановению волшебной палочки? Он это делает так, словно… словно это его работа.
— Собственно говоря, это и есть его работа, — мрачно кивнул я.
— Не смешно, — обиделась Эми.
— Это точно, — вздохнул я.
— Но если полиция свяжет тебя с ним, Линкольн…
— Да уж… представляю себе. Однако, если честно, в данный момент Тор беспокоит меня куда меньше, чем мой приятель — частный детектив из Индианы. Кто-то ведь послал ему по почте десять кусков, причем от моего имени, Эми. Неплохое вложение капитала, верно? И вот теперь я спрашиваю себя, какую прибыль он рассчитывал получить, вкладывая их таким образом.
— Увидеть тебя за решеткой, — предположила Эми.
— Примитивно, — пожал плечами я.
— Зато верно.
— Не знаю, Эми. Если бы речь шла об убийстве Алекса Джефферсона, тогда во всем этом был бы какой-то смысл. Кто бы ни убил его, он тем самым сбил бы копов со следа, направив их в другом направлении. Но ведь сын Джефферсона покончил с собой.
— Однако между этими событиями явно существует связь. Если тебя можно обвинить в смерти его сына…
— То уж отца и подавно, — закончил за нее я, и снова у меня возникло ощущение, что рот и горло забила сухая трава.
Эми молча встала, вышла на кухню и какое-то время спустя вернулась, держа в руках еще две банки пива. Так прошло не меньше часа — мы просто сидели на диване, потягивая пиво, и говорили, говорили о Торе, Тардженте и Джефферсоне. Мы нравилось разговаривать с Эми. Мне это было необходимо. Она успела стать частью моей жизни, тем человеком, который всегда окажется у меня под рукой, если мне понадобится обсудить что-то серьезное, и от которого есть надежда получить совет получше, чем может дать эхо, отражавшееся от стен моей пустой холостяцкой квартирки. Видит бог, я довольствовался этим достаточно долго, и хотя я бы мог бы и дальше это делать, однако теперь меня это уже не удовлетворяло. Я не столько видел, сколько чувствовал ее возле себя, ощущал ее присутствие настолько ясно, что иной раз мне доставляло немало трудностей сосредоточиться на том, что я говорю, мои мысли упрямо старались свернуть в другую сторону, я то и дело отвлекался, косил глазами на соблазнительный изгиб ее бедра или незаметно втягивал ноздрями аромат ее духов.
Вот и сейчас: она спросила меня о Тардженте, но я перебил ее:
— Кстати, когда ты вчера вечером пыталась втолковать мне, что между нами речь может идти только о дружбе, я был уже на полпути к тому, чтобы поцеловать тебя.
Глаза у Эми стали круглыми.
— Ух ты! Несколько неожиданный поворот темы!
— Извини.
Мы немного помолчали. Потом она спросила:
— На полпути, говоришь?
— Может, даже ближе.
— Проклятье! Если бы я говорила помедленнее… — Эми рассмеялась, но я почувствовал в ее смехе какую-то неловкость.
— Наверное, мне не следовало это говорить, — раскаялся я. — Но ты, казалось, была твердо намерена придерживаться того вывода, к которому пришла, пока я был в Индиане. Впрочем… возможно, ты права.
— Возможно, я права? А я-то решила, что это было твое решение, Линкольн!
— Знаю. Но с каких это пор у тебя вошло в привычку ценить мои интеллектуальные решения? По-моему, у тебя всегда это получалось намного лучше.
Эми открыла было рот, собираясь что-то возразить, потом осеклась и помотала головой.
— Что? — поинтересовался я.
— Да так… интересное совпадение по времени. Вспомни, не успела я обмолвиться, до какой степени меня напрягают наши с тобой, мягко говоря, довольно странные отношения, как тебе тут же приходит в голову попытаться их изменить. Проклятье, знай я только, что из этого хоть что-то выйдет…
— Ну, это вовсе не потому, что ты тогда расстроилась.
— Не хочу спорить с тобой на эту тему, хотя и могла бы.
— Знаю, что могла.
Взгляд Эми стал жестким.
— Итак, получается, ты уже настроился сделать решительный шаг, а потом передумал и отказался от этой мысли, так?
— Да, новость, которую ты мне преподнесла, убила во мне всякое желание даже пытаться.
— Никогда себе этого не прощу.
— Так я тебе и поверил.
— Не веришь? А зря, это чистая правда, Линкольн. Можно сказать, это самое правдивое из всего, что я тебе когда-либо говорила.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина, вернее, повисла — такой теплой, уютной, домашней она казалась. Потом я потянулся к ней, подсунул руку ей под шею, притянул Эми к себе и прижался губами к ее губам. Она ответила мне, осторожно, но с едва сдерживаемой страстью, а потом вдруг стала почему-то вырываться. Я не мог понять, что было в ее глазах — счастье или печаль. Возможно, нечто среднее.
— Ну и кто теперь из нас обманывает другого, Линкольн? — сердито спросила Эми.
Я кивнул.
— Согласен, это действительно нечестно. Я все понимаю, Эми.
Ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, так близко, что ее волосы щекотали мне щеку.
— Тогда прекрати.
— Ладно, — согласился я. И снова поцеловал ее. На этот раз она моментально отпрянула в сторону, пробормотав что-то вроде: «Будь ты проклят, Линкольн!», а уже через мгновение мы опять целовались, упав на диван, причем Эми почему-то оказалась сверху. Я чувствовал, какая она легкая, почти невесомая, ее волосы упали мне на лицо.