Светлана Гончаренко - Продается дом с кошмарами
Одну связку чеснока Костя надел на шею, другая рассыпалась. Пришлось взять в руки по крупной головке.
Костя вышел на веранду.
Владик ещё не ушёл. Он нетерпеливо извивался под окном и даже пару раз лизнул стекло жадным чёрным языком. Костя приблизился к нему, внутренне дрожа. Яркий свет луны слепил глаза. Облизав губы, Костя почувствовал горечь и удивился: «Что такое? Неужели и воздух отравлен? Или лунный свет на самом деле горький? Нет, нельзя сдаваться…»
Потрясая чесночными головками, как маракасами, Костя подошёл к стеклу почти вплотную.
— Уходи отсюда! Ступай в свою будку! — приказал он Владику подрагивающим, но громким голосом.
Охранник присмирел. Он ещё сверлил Костю своими пустыми глазами, ещё скалил клыки и даже пустил с губы длинную струйку, но уже не лез к стеклу. Потихоньку он стал отступать в тень, отброшенную старой яблоней. Вид у него сделался довольно жалкий.
— Иди к себе! — уже более уверенно потребовал Костя и погрозил Владику чесноком.
Когда бледная физиономия и пятнистый камуфляж охранника растворились в потёмках, Костя отошёл от стекла и устало опустился на стул. Стул оказался венский, скрипучий и непрочный.
«Надо пойти на кухню и засесть там до утра с чесноком на шее, — решил Костя. — Для бодрости можно побрызгаться холодной водой. Спать нельзя ни в коем случае, не то явится это чудище — и всему конец. Тех грибников и туристов, что тут пропали, наверняка Владик загубил. Находили же тела со сцеженной кровью… Нет, лучше об этом и не думать!»
Он направился к умывальнику и скоро уже сидел на табуретке решительный, прямой, с мокрыми волосами и с чесноком не только в руках, но и во всех карманах.
Однако через несколько минут бдения его веки сами собой стали слипаться. Нарисовались за ними сначала радужные полосы, а потом и вовсе какая-то ерунда — зимний тротуар, очень скользкий, вокзал в Курске и Анна Михайловна Шварц с огромным чемоданом. Борясь с этими видениями и потеряв всякое представление о своём месте во времени и пространстве, Костя начал крениться влево. Он обязательно упал бы с табуретки, если бы новый стук в стекло веранды его не разбудил.
— Чёрт! — вскинулся Костя. — Кого несёт…
Тут же в его сознании восстал образ Владика и заслонил призрачный курский вокзал.
Ужас и решимость вскипели в Косте одновременно. Он вскочил и бросился на веранду, крепко сжимая в руках чесночные головки.
— Пошёл к себе в будку! — закричал он.
Но за стеклом скрёбся и деликатно постукивал вовсе не Влад Ефимов. Это был старик Дудкин, хранитель песенных сокровищ Копытина Лога. Старик улыбался Косте довольно противно, нетрезво, но совсем не плотоядно. Подсвеченный лунным лучом, он казался сегодня необыкновенно лохматым. Костя готов был поклясться, что в сивой шевелюре старого алкоголика бугрились небольшие кривые рожки.
— Эй, дачник! — нахально начал Дудкин. — На опохмел дай!
— Какой опохмел глухой ночью? — удивился Костя. — Даже не знаю, что вам посоветовать. Впрочем…Может, лавка на остановке ещё не закрыта? Сходите туда.
Дудкин презрительно фыркнул:
— Я бормотуху не пью! Уж лучше к Демьяновне загляну или к Афанасьевне — те нальют. Но не даром.
— И не стыдно в такой час пенсионерок будить?
— Чертовок этих? Они только рады будут. Дай сотню, не жмоться!
— Не дам, нету, — отрезал Костя.
«Пусти такую нечисть на порог, даже дверь чуть-чуть приоткрой — и неизвестно что начнётся, — подумал он. — Интересно, этот дед тоже вампир? Вроде бы клыков не видно. Да и вообще, кажется, ни одного зуба у него нет».
— А, может, у тебя водка найдётся? — продолжал приставать Дудкин. — Очень водочки хорошей хочется. Пусти, дачник, ради компании.
— Серый волк вам компания, — парировал Костя и тут же осёкся: ему показалось, что под ближайшим деревом, в густой тени, дрогнуло и запрыгало бледное пятно зверской Владиковой физиономии.
— Идите домой, дедушка, Бог подаст, — заторопился Костя кончить разговор. — Ни водки не дам, ни денег.
— Жила! — возмутился Дудкин.
Чтоб отвязаться от него, Костя постучал по стеклу чесночной головкой.
Это не произвело на Дудкина никакого впечатления. Древний пьяница продолжал кривляться под окном, требовать водки и обзывать Костю последними словами. Голос был у него пронзительный, гнусный, с издевательским пришепётываньем. А под яблоней явно шевелился и желал подойти поближе настырный Владик! Правда, на показ чеснока он реагировал моментально, зато Дудкин совсем распоясался.
— Дай сотенную, скупердяй! — вопил он, приплясывая в том же стиле, что и перед композитором Галактионовым.
В сердцах Костя сквозь стекло показал ему фигу. Странным образом это обуздало старика. Он приветливо улыбнулся, будто увидел хорошего знакомого, и отошёл в тень, где томился Владик.
Что происходит под яблоней, разглядеть было трудно, но Костя подозревал, что охранник шушукается там с Дудкиным и выдумывает, как влезть в дом.
«Что теперь делать? — задумался Костя. — Торчать тут, на веранде, или засесть на кухне? Я слышал, что лунный свет плохо действует на психику. Значит. лучше отойти в помещение, где луны не видно. Но ведь за двумя негодяями тоже надо следить! Если этот чёрт рогатый и Владик Дракула вопрутся сюда, мне конец».
Он подёргал плечами, чтобы ледяные мурашки не бегали вдоль стены. Но они всё бегали и бегали!
Костя вздохнул: «Совсем я расклеился. Может, я в этом жутком месте просто одичал? Сошёл-таки с ума, как боялся? И теперь галлюцинирую? Вампиры бывают теперь только в Голливуде, а это отсюда далеко. Но пропадали же куда-то любители пикников! Нет, я совсем запутался… Сейчас надо успокоиться, а главное, пережить эту ночь. Она длинной не будет — всё-таки лето ещё не кончилось. У шептух я видел кур. Стало быть, как только запоёт петух, нечисть сгинет, и я смогу расслабиться, а до той поры надо быть начеку».
Он воинственно прошёлся по веранде, пыхтя, высоко поднимая ноги и размахивая чесночными головками. Так, наверное, подбадривали себя первобытные люди, которые боялись зверей и злых духов.
Иногда он косился в сад. Там было всё спокойно, но в пестроте лунных зайчиков, мелькавших в листве, ему чудились пятна вампирского одеяния. Он несколько раз промаршировал с веранды на кухню и обратно. Понемногу страх улёгся.
«Чеснок при мне, значит, всё в порядке, — сказал себе Костя. — Буду выходить на веранду каждые полчаса, пугать охранника и таким образом скоротаю ночь».
Он настолько осмелел, что даже бодро затянул «Летящей походкой ты вышла из мая».
Будто в ответ на его пение раздался новый стук в стекло. Костино сердце тут же ледяным комом скатилось прямо в низ живота.
Стук повторился. Был он лёгонький, тихий и слегка отзванивал по всей раме. Костя вооружился чесноком и вышел на веранду. Сквозь синеватое лунное стекло увидел он то, чего больше всего опасался: снаружи стояла Инесса.
Для почти осеннего вечера одета она была слишком легко, в открытое белое платьице. Подняв точёные голые руки и домиком сложив ладони, она прижалась к стеклу и вглядывалась в глубины дома.
Костя отступил назад. Он даже закрыл лицо чесноком, но она его заметила.
— Эй! — сказала она и улыбнулась. — Я тебя ждала, а ты не пришёл.
Не было в ней сейчас ничего страшного или сверхъестественного. Чёрные кудри она заплела в две смешные косички. Сегодня она казалась моложе и нежнее, чем обычно, и даже не такой полногрудой.
— Открой, — сказала она почти робко и повела голыми плечами. — Мне холодно. Пусти!
Костя горько усмехнулся:
— Никогда! Вы все тут нечисть.
— А ты теперь тоже нечисть, потому что спал со мной. Хорошо тебе было? То-то! И знай: с обычными женщинами больше никогда у тебя ничего не получится. Так что лучше уж пусти меня или сам ко мне выходи!
— Так и вышел! Чтоб меня ваш Владик угробил?
— Владика не бойся, ведь ты мой. Выходи!
Костя собрал все силы, чтобы вообразить её дряхлой старухой, но не смог. Переминаясь с ноги на ногу, стояла перед ним совсем юная Инесса — до последней реснички реальная, прелестная, тихая. Её пронзительный взгляд смягчала темнота, пухлые губы звали:
— Иди ко мне! Никто никогда тебя так, как я, не любил и не полюбит.
«А ведь это правда! Что же делать? Пустить? — засомневался Костя. — Вон она какая: сроду никого красивее не видел. Да и клыков у неё не заметно… Но, может, они в нужный момент вылезут, как у Владика?»
Он стоял, вцепившись в подоконник. Голова у него шла кругом. От этого Инесса, белая, нежная, чудесная, чуть колебалась перед ним, как струйка дыма. Она то отступала в темноту, то придвигалась почти вплотную и касалась губами того места стекла, где видела, должно быть, его губы.
Костя отступил ещё дальше. Он вдруг испугался, что Инесса может просочиться сквозь стекло или сам он ринется к ней, вышибая лбом раму.
