Стивен Лезер - Жесткая посадка
Когда Гамилтон закрыл дверь, они пожали друг другу руки. По выражению лица Харгроува Шеферд догадался, что что-то случилось. Он сел и стал ждать плохих новостей.
Харгроув не стал тянуть время.
— Мы потеряли записи, сделанные Элиотом и Роупером, — сказал он, сев напротив Шеферда. — Их стерли.
— Что?
— Кто-то проник в комнату для хранения улик и обработал их сильным электромагнитом.
— Как, черт побери, такое могло случиться? — удивился Шеферд.
— Если бы мы знали, парень уже был бы в тюрьме.
— Разве вы не фиксируете каждое посещение хранилища?
— Да. Но мы не знаем, когда это произошло.
— Ради Бога, — раздраженно произнес Шеферд, — какой смысл держать меня в этом волчьем логове, когда вы даже не сумели сохранить собранные доказательства?
Он вскочил и стал расхаживать по комнате. Гамилтон наблюдал за ним через окно.
— Нет, я не могу поверить. Он убивает агентов, запугивает свидетелей и уничтожает улики, а вы просто сидите и чешете затылок.
— Это не совсем так, Паук.
— А как же иначе? Объясните мне, ради Бога, как человек проник в запертое хранилище и уничтожил пленки?
— Мы узнали об этом вчера, когда представители суда попросили нас показать часть записей Роупера. Кассета оказалась чистой, и мы проверили остальные. Все пропало.
— И вы не в курсе, как это случилось?
— В последний раз их использовали для получения экспертного свидетельства от Гари Нелсона, четыре недели назад. С тех пор хранилище посещали сотни офицеров. Мы ведем следствие, Паук. В комнате установлены камеры слежения, и мы тщательно просматриваем записи. Допрашиваются все офицеры, отвечавшие за хранение вещдоков. Мы выясним, кто это сделал, но уйдет время.
— Нелсон? Тот, которому угрожали?
— Да. Теперь он улетел с женой в Португалию, в Алгавре, и говорит, что не вернется до тех пор, пока Карпентера не посадят за решетку.
— Похоже, это единственный человек, у кого осталась хоть капля здравого смысла, — пробурчал Шеферд. Он потер лицо. — И что мы имеем?
— Свидетельства, собранные Элиотом, теперь бесполезны. Без пленок его рукописные заметки ничего не стоят. Потеря кассет Роупера не так ужасна, ведь у нас есть тексты его записей, и Роупер сможет их подтвердить.
— Если до него не доберется Карпентер.
— Этого не случится, — заверил Харгроув.
— Еще больше я верил в то, что Элиот не будет убит, а пленки уничтожены.
Гамилтон следил за ним через окно, и Шеферд сел на стул и повернулся к нему спиной.
— У меня есть предложение, над которым ты должен подумать, — произнес Харгроув. — Никто тебя ни к чему не принуждает, но если ты согласишься, это облегчит нам работу, учитывая сложившиеся обстоятельства.
Шеферд выжидающе взглянул на Харгроува.
— Мы можем поставить тебе «жучок», — спокойно сказал суперинтендант.
Шеферд застыл с открытым ртом. Он никак не ожидал услышать от Харгроува что-либо подобное.
— Это шутка?
Суперинтендант покачал головой.
— Если ты поймаешь Карпентера на преступном сговоре, другие доказательства нам не понадобятся.
— Вы знаете, где я нахожусь?
— Да, Паук, знаю.
— Это тюрьма строгого режима. Здесь сидят профессиональные преступники. Они за милю почуют ваш «жучок».
— Не обязательно, — возразил суперинтендант. — Ребята из техотдела соорудят что-нибудь неординарное. Например, записывающее устройство в виде «уокмана» или CD-плейера.
— А если его кто-нибудь найдет?
— Тогда мы тебя вытащим.
— Если на мне найдут «жучок», вы не успеете меня вытащить.
— Хорошо, просто подумай об этом. Никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь.
— Как обстоят дела с процессом Карпентера?
— На следующей неделе его снова вызовут в суд, но слушания начнутся через два месяца, если его адвокаты не выкинут еще какой-нибудь фокус. Будем считать — четыре месяца.
— Значит, у него четыре месяца, чтобы добраться до Роупера.
— Можно взглянуть на это и по-другому. У тебя четыре месяца, чтобы добраться до Карпентера.
— Я не собираюсь торчать здесь столько времени! — воскликнул Шеферд.
— Ты в любой момент можешь сказать «хватит». Все зависит от тебя.
Шеферд откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Суперинтендант прав. В тюрьме Шелтон он сидел по собственному выбору и сам решал, сколько ему здесь оставаться. Но почему-то это его совсем не радовало.
— Думаю, вам надо приглядеться к Тони Стаффорду, — произнес Шеферд.
— Почему?
— Потому что на те пятьсот фунтов, которые вы заплатили сестре Диггера, я купил себе место в бригаде уборщиков.
Харгроув вытащил из кармана черный блокнот и стал делать записи.
— Фамилия парня Томпкинс, — продолжил Шеферд. — Но все зовут его Диггером. Он арестован за убийство: застрелил своего приятеля-ямайца. В Трайденте[6] на него должно быть досье. Я с ним переговорил, сказал, что мне нужно место уборщика, и он предложил передать пятьсот фунтов его сестре. На следующий день я был уже в бригаде. Блоком управляет Тони Стаффорд, и все назначения должны проходить через него.
— Значит, он утверждает чужие заявки?
— Да. Надо взглянуть на документы. Гозден вам поможет.
— Мы установили слежку за сестрой. Если Диггер платит надзирателю, она может быть посредницей. — Харгроув почесал за ухом карандашом. — Диггер часто общается с Карпентером?
— Я никогда не видел их вместе, но за Карпентером трудно уследить.
— Даже если Стаффорд — человек Диггера, у Карпентера может быть совсем другой контакт.
— Я знаю.
Суперинтендант захлопнул блокнот и убрал карандаш.
— У тебя все в порядке?
— Пока да. Но приходится несладко.
— Ты знал, что будет нелегко, Паук.
— Хотите услышать, что беспокоит меня больше всего? — спросил Шеферд.
Харгроув поднял брови.
— Что я начну болтать во сне, — признался Шеферд.
Суперинтендант улыбнулся, но Шеферд серьезно пояснил:
— Пока я не сплю, я контролирую свои слова и поступки. Во сне — другое дело. Вдруг я назову ваше имя? Или Сью? Я не умею управлять собой во сне.
— А раньше ты разговаривал во сне?
— Нет.
— Хочешь, мы переведем тебя в одиночку? Я попрошу Гоздена.
— Исключено. Если я туда перееду, то сделаю это сам. Одиночные камеры — особая привилегия. Если я получу ее просто так, все сразу заподозрят неладное.
— Снова обратишься к Диггеру?
— Мой сосед утверждает, что именно Диггер решает такие проблемы. Я уже намекнул об этом Карпентеру. Он посоветовал мне дать официальную заявку Стаффорду. Интересно, как он сам попал в одиночку.
— Я спрошу Гоздена.
— Пожалуй, это хорошая идея. Надо сравнить документы, связанные с его поселением в одиночку и моим переводом в бригаду уборщиков. Вдруг найдется что-нибудь общее.
— Я этим займусь, Паук.
На Шеферда навалилась усталость. Вчера ночью кто-то кричал на первом этаже. Дежурные не обращали на него внимания, и человек продолжал кричать почти до самого утра. Только на рассвете он замолчал. Шеферд уже понимал, что такое жизнь в тюрьме. Телевизоры в камерах и выбор меню не делали ее менее невыносимой. Никто из заключенных не пытался заткнуть рот кричавшему арестанту, все понимали, каково ему приходится.
* * *Шеферд проснулся и посмотрел на часы. Половина восьмого. Суббота, его первый уик-энд за решеткой. В выходные не было работы и не выдавали упаковок с завтраком: еду распределяли на кухне. Шеферд привык каждый день просыпаться в полвосьмого, за несколько минут до начала утренней поверки. Он лежал на койке и ждал, когда в камере откроется «глазок». Ли встал и босиком прошлепал в туалет. Он отхаркался и начал мочиться. Открылось окошко.
— Я в сортире! — заорал Ли.
Окошко захлопнулось.
Шеферд подождал, когда Ли умоется и почистит зубы, и спрыгнул с койки. Камера была такой тесной, что в ней едва могли разойтись два человека. Поэтому в присутствии Ли Шеферд старался больше времени оставаться на койке. Он уступил ему и пульт телевизора, хотя оба платили за него еженедельный взнос.
Пока Шеферд умывался и брился, Ли сидел на стуле и просматривал каналы. Показывали новости и детские передачи.
— Почему по утрам нет ничего интересного? — спросил Ли.
— Потому что нормальные люди в это время спят.
Шеферд надел новую тенниску. В выходные он любил подольше поваляться в постели, если у него не было работы для Харгроува. Спускался в кухню, готовил чай с тостами, брал утренние газеты и возвращался в кровать к Сью. К ним присоединялся Лайам, и они лежали вместе, читая газеты и завтракая тостами, пока Лайам смотрел свои комиксы.
В выходные дни тюремный режим был не таким строгим, как в будни. По утрам и после обеда полагалось свободное время, но камеры запирали раньше — не в восемь, а в четверть шестого. Получалось, что они сидели взаперти двенадцать часов.
